Праздник проходил в 15-й день 1-го месяца, и если к этому дню выпадало мало снега, то за ним ходили высоко в горы. Предварительно проводились различные церемонии очищения, подготавливали микоси и факелы. В день праздника процессия отправлялась в главный храм Идзу. Она шла по снежному полю так, чтобы солнце светило в спину. В руках у мужчин были колотушки, у мальчиков — барабаны, но процессия двигалась тихо. В роще главного храма микоси встречали с факелами. Главный факел, который устанавливался во дворе храма, достигал 9 м в высоту. После встречи микоси начиналось исполнение танцев дэнгаку-одори. Эти сельские пляски были весьма разнообразны и сопровождались большим шумовым оформлением. Танцы бога Хатимана и маленьких лошадок, воробья и льва, лошадей и быков, веселое представление кузнецов, удары барабанов, пение флейт — все это создавало подлинно праздничное настроение. Среди множества неразборчивых выкриков отчетливо были слышны возгласы: «Большой снег! Большой снег!». Одной из составных частей праздника являлось исполнение специальных песен полей — та-асоби-но ута. Эти песни пели вокруг большого факела.
Кульминацией празднества считался тот момент, когда в полночь зажигали большой факел, в отблесках которого, по поверью, появлялись боги. Этот обряд нес на себе печать весеннего пробуждения природы после зимнего бесплодия [Нихон-но мацури, 1982 (I), с. 116–117].
К Снежным праздникам относился и обряд постройки снежных хижин (камакура). Он был характерен для Северной Японии. Считали, что этот обряд ведет свое происхождение от новогоднего обычая в местечке Хороха (уезд Хирака, префектура Акита) — строить снежные пещеры, в которых собиралось много народу, чтобы провести там ночь во избежание несчастья. У японцев существовало поверье, что бывают «несчастливые дни», которые лучше провести вне дома.
Происхождение названия камакура пока неизвестно. Существует несколько различных вариантов объяснения этого названия. Этимологию слова связывают с айнским словом «пещера», оно часто встречается в детской песенке об изгнании птиц, которую исполняли во время этого праздника; слово камакура широко используется в народной традиции вообще с тех пор, когда г. Камакура был столицей государства (1185–1382). Кстати сказать, один из обрядов изгнания птиц с полей с помощью огня (ториои-сагитё) в г. Акита носил также название камакура [Нихон-но нэндзю гёдзи, 1980, с. 39].
Танец в маске льва. Новогодний конверт (о-тоси-дама) [Личная коллекция Р.Ш. Джарылгасиновой]. Прорисовка В.И. Агафонова.
Наиболее известным из праздников снежных хижин был Праздник камакура в местечке Иокотэ (префектура Акита), который проводился во 2-м месяце. В других местах его отмечали в середине 1-го месяца, в ночь полнолуния, но в местечке Иокотэ он был перенесен на 2-й месяц, по всей видимости, из-за недостатка снега в этом районе во 2-й луне. Это праздник детский. Из снега или льда строили хижины, вмещавшие трех, четырех или даже семь-восемь человек. Их конструкция имитировала старинные японские постройки на севере страны. Это были сложенные из снежных брикетов четырехугольные строения. В середине камакура устанавливалась жаровня, и, несмотря на практически открытый вход, внутри было достаточно тепло. Соблюдался обычай снимать обувь (в данном случае сапожки из соломы) перед входом в помещение. В конце XIX — начале XX в. хижина освещалась свечами. Дети играли, пели песни, ели сладости и фрукты, пили легкое сакэ и угощали гостей из соседних камакура, а потом сами ходили в гости. Когда приходили к ним взрослые, то, по обычаю, они что-то приносили хозяевам хижин, хотя бы мелкую монету. Как правило, дети проводили праздничную ночь в этих хижинах.
Девочка играет с мячом. Новогодний конверт (о-тоси-дама) [Личная коллекция Р.Ш. Джарылгасиновой]. Прорисовка В.И. Агафонова.
В день праздника на базарах продавались специально приготовление для него рыбные и овощные блюда, также игрушки, изображающие маленьких собачек (инукко), которых дети кладут на алтарь. По поверью, эти собачки обладают силой отгонять злых духов [Нэндзю гёдзи дзитэн, 1959, с. 209, 211]. Подобный же праздник проходил и в местечке Муйка (префектура Ниигата) в начале второй декады 2-го месяца. Здесь он также имел давнюю традицию — восходил ко времени, когда строили помещения из снега для уединения, чтобы пропустить «несчастливый день». Там жарили моти и ели их. Ходили по улицам с песнями об изгнании вредных насекомых и птиц. Таким образом, и этот праздник был связан с надеждами на хороший урожай [Нихон-но мацури, 1982 (I), с. 151].
Одним из интереснейших и древнейших обрядов зимнего сезона являлся Сэцубун. Это слово означает «водораздел сезонов», и день накануне прихода нового сезона. Это понятие пришло с введением в Японии древнего китайского летосчисления, и оно относилось к четырем дням в году — канунам наступления весны (риссюн), лета (рикка), осени (риссю) и зимы (ритто). Но постепенно все большее значение придавалось кануну прихода весны, так как весна ассоциировалась с новым годом, пробуждением природы и началом сельскохозяйственных работ. Поэтому Сэцубун рассматривался как канун нового года, хотя и не связывался с календарным годом.
По солнечному календарю Сэцубун приходился на первую декаду 2-го месяца (обычно праздновался в 3-й или 4-й день; по лунному календарю он бывал и в 12-м и в 1-м месяце). В некоторых сельских районах Сэцубун в начале XX в. все еще отмечался по лунному календарю, и здесь он был более популярен, чем канун нового года по солнечному календарю, — возможно, благодаря его сакральной обрядности.
Мальчики и снеговик. Новогодний конверт (о-тоси-дама). [Личная коллекция Р.Ш. Джарылгасиновой]. Прорисовка В.И. Агафонова.
Появление обычая празднования Сэцубун связывалось с важнейшими понятиями китайской философии — инь и ян — двух противоположных взаимодействующих начал, лежащих в основе мироздания: света и тени, положительного и отрицательного, активного и пассивного, юга и севера, мужского и женского и т. п. Считалось, что на стыке сезонов эти начала противостоят друг другу, что вызывало опасность появления разного рода несчастий. Поэтому считалось необходимым не допустить активизации злых сил.
В связи с этим и родился своеобразный обряд изгнания демонов. Он имеет несколько названий (они-яраи, они-хараи, цуина, ониои-сики), но суть их одна — прогнать злых духов и обеспечить себе благополучие.
Праздник Сэцубун начал отмечаться с эпохи Хэйан, первоначально аристократами, а затем и представителями других сословий. С эпохи Токугава, т. е. с XVII в., он вошел в жизнь каждой семьи и одновременно начал широко отмечаться в известных храмах, превратившись в своего рода зрелище.
В обряд Сэцубун входит изгнание злых духов с помощью амулетов и действа разбрасывания бобов. В таком виде он дошел со времен Муромати (1392–1573) [Нэндзю гёдзи дзитэн, 1959, с. 427].
Имэй Футоси (г. Химэдзи, 1981 г.). Обряд сэцубун. Гравюра [Личная коллекция Р.Ш. Джарылгасиновой].
Амулет, как правило, представлял собой ветку вечнозеленого кустарника (османтус) с колючими листьями, на которой была насажена высушенная голова рыбы иваси. Во время Сэцубун амулет клали у входа в дом. С периода Хэйан существовала легенда, что в этот вечер злой дух Кагухана появлялся в городе, ловил и поедал девушек и детей. Но Кагухана не любил запаха сушеной иваси и старался обходить те места, где пахло этой рыбой. Если же ему удавалось устранить препятствие на своем пути, то натыкался на колючки османтуса и тоже не мог проникнуть в дом. В некоторых местах в качестве амулетов использовали чеснок, лук или шерсть, обладавшие сильным запахом [Нихон-но фудзоку, 1979, с. 357].
Разбрасывание бобов мамэ-маки было связано с другой легендой. Согласно этой легенде, во время царствования императора Уда (888–896) в городе появился злой дух, сошедший с горы Курама. Чтобы изгнать его, семеро ученых монахов возносили молитвы в течение 7749 дней, а затем откупились от него бобами: пришли к входу в пещеру, где он обитал, и бросили ему 3 коку и 3 то бобов (коку и то — меры емкости: 1 коку — 180,4 л; 1 то — 0,1 коку) [Нихон-но нэндзю гёдзи, 1980, с. 30].
Разбрасывание бобов — наиболее важная часть Сэцубун. Бобы были жареные, рыба сушеная; и то и другое готовилось на огне, который считали очищающей стихией. В домах бобы разбрасывали не только у входа, но и в комнатах, особенно в темных углах где как раз и могли находиться демоны. Обычно обряд выполнял хозяин дома. Это считалось почетным. Во время разбрасывания бобов приговаривали: «Они ва сото, фуку ва ути» («Черти — вон, счастье — в дом!»). Эта присказка вошла в обиход с периода Токугава.
Бобы использовались и в качестве ритуальной пищи, чтобы отвести всяческие болезни. Считалось, что надо съесть столько бобов, сколько тебе лет, и еще один, для того чтобы в наступившем году ты был бы здоров и удачлив в делах. Существовал также обычай (с эпохи Хэйан) заворачивать бобы (по числу лет плюс еще один) в бумагу и ночью класть сверток на перекрестке дорог, чтобы кто-нибудь на него наступил [Mock, 1961, с. 124]. В этом случае все несчастья прошлые лет покинут человека. Обряд описан в «Мунэнага сюни», дневнике военачальника и принца Мунэнага, жившего в XIV в.
Во время ритуального обряда разбрасывания бобов перед храмами собирались толпы народа. Из храма с шумом выбегали мужчины в костюмах демонов и смешивались с толпой. Несколько позже появлялись монахи в различных костюмах и начинали гнать демонов по улицам, а затем возвращались в храм, после чего начиналась церемония разбрасывания жареных бобов. Обряд совершал специально избранный для этой цели «человек года» (