тоси-отоко). Впервые о «человеке года» и его функциях в этой обрядности было написано в «Имагава Дайсоси» («Записи полководца Имагава»; Имагава Рёсюн — военачальник и поэт, 1325–1420). Обычно это были наиболее влиятельные, уважаемые люди, борцы сумо и т. п. И здесь, как и в домах, кидая жареные бобы в толпу, кричали: «Они ва сото, фуку ва ути». В некоторых храмах устраивались представления, сюжетом которых являлось изгнание демонов богами (храмы Хорюдзи и Кофукудзи в Нара, Нагата в Кобе и др.).
Для изгнания беса, вселившегося в самого человека, в старину бытовал другой обряд: нюхали атрастилис, сильно пахнущую траву, или ели замешенные на ней моти. Обряд описан «Сики-моногатари», литературном мятнике эпохи Камакура.
В сельских местностях существовал также обычай в этот день изгонять не только злых духов, но и вредных насекомых и змей, что должно было предвещать хороший урожай. Для этого во дворах жгли ветки деревьев; считалось, что треск горящих веток отпугивает всяческую нечисть. Праздник заканчивался вечеринками.
Монголы
Календарные обычаи и обряды монголов, их праздники годового цикла теснейшим образом связаны с традиционным хозяйственно-культурным типом кочевников-скотоводов.
Монголия — страна, расположенная в центре Азии. Горные хребты, опоясывающие ее почти со всех сторон, практически не пропускают на ее территорию насыщенные влагой воздушные течения с Атлантики и Тихого океана. Средняя высота поверхности — 1580 м над уровнем моря. Северная Монголия по ландшафту примыкает к Восточной Сибири. Остальная часть страны, составляющая две трети ее территории, это бессточные степные, полупустынные и пустынные районы Центральной Азии. По территории Монголии проходит самая южная в мире граница пояса вечной мерзлоты (47° с. ш.) и самая северная на земном шаре граница распространения пустынь (50,5° с. ш.) [Слесарчук, 1986, с. 6–7]. Все эти факторы, вместе взятые, являются одновременно причиной и следствием резко континентального климата Монголии.
Суровые, малоснежные, с резкими ветрами зимы, жаркое, засушливое лето с минимальным количеством осадков, малочисленность естественных водных источников для значительной части территории страны в совокупности с другими экологическими факторами привели к сложению оптимального для населения данной зоны типа хозяйства — кочевого скотоводства. Оно, в свою очередь, предопределило многие черты социальной и культурной модели общественного развития населения, занимающегося кочевым скотоводством, оказало огромное влияние на календарные обычаи и обряды, народные праздники годового цикла монголов.
Источники и литература
Календарные праздники монголов уже с XIII в. становятся предметом описания в литературных сочинениях. Итальянский купец Марко Поло, проживший более двух десятков лет в странах Востока, на страницах своей «Книги» описал Новый год и Праздник первого кумыса такими, какими он их увидел при дворе Хубилая в Китае [Марко Поло, 1955]. В конце XVII в. новогодний праздник монголов описал анонимный русский «хронограф» (см. [Тихомиров, 1958]). В середине XIX в. первую попытку анализа новогоднего праздника как историко-культурного явления предпринял бурятский ученый Доржи Банзаров [Банзаров, 1955]. Наконец, в советской этнографической литературе имеются его описания и исследования в работах К.В. Вяткиной [Вяткина, 1965]. В.Н. Клюевой [Клюева, б. г.], Г.Р. Галдановой [Галданова, 1983], Н.Л. Жуковской [Жуковская, 1985].
Календарные праздники монголов летнего и осеннего периодов представлены в источниках и литературе далеко не однородно. Более всего повезло Надому. Надом как явление календарно-праздничного цикла до сих пор настолько яркое и эмоционально впечатляющее зрелище, что мимо него не могут пройти ни исследователи монгольской культуры, ни специалисты по истории страны, ни журналисты, ни просто путешественники. Начиная с 30-х годов XX в. регулярно появляются его описания в советской литературе: Н.П. Шастина [Шастина, 1934], А. Козлов [Козлов, 1939], К.В. Вяткина [Вяткина, 1960], Н. Поздняков [Поздняков, 1961], И.И. Ломакина [Ломакина, 1975], Б.Е. Низовцев [Низовцев, 1980].
Надом — постоянный объект внимания со стороны монгольских авторов — этнографов, историков, культурологов, журналистов: Я. Цэвэл [Цэвэл, 1951], Магсаржав Хурц [Магсаржав, 1960], Д. Нямбуу [Нямбуу, 1975], Д. Амарсанаа [Амареанаа, 1980], Д. Майдар [Майдар, 1981], Д. Цэмбэл [Цэмбэл, 1981]. Известно несколько его описаний в европейской литературе: И. Бич [Bisch, 1963], В. Кёниг [König, 1967], Э. Таубе [Taube, 1983], Уй Тун Пинг [Oey Toen Ping, 1984].
Все эти работы независимо от их размера выполнены в одном ключе. Они сосредоточены на описании наиболее эффектной части Надома — спортивных состязаний в трех национальных видах спорта (борьба, стрельба из лука, конные скачки), что вполне естественно, ибо эта часть Надома доступна любому визуальному наблюдению, легко описывается и вызывает интерес у самых разных категорий читателей. Автор тоже не избежала этого соблазна и посвятила несколько работ красочным эпизодам Надома, очевидцем которых была не раз за время многолетней полевой экспедиционной работы в Монголии [Жуковская, 1976; 1977 (I); 1984]. Однако если кое-кто из названных авторов и упоминал о древности Надома, то никто, за исключением Н.П. Шастиной [Шастина, 1934], не ставил вопроса об эволюции Надома как явления в истории монгольской культуры, о тех основных этапах, которые он прошел в своем развитии с древнейших времен до наших дней.
Календарно-хозяйственные найры, проводившиеся по случаю начала доения кобылиц и изготовления первого кумыса, завершения валяния войлока, забоя скота и заготовки запасов мяса на зиму, лишь эпизодически попадали в поле зрения исследователей. В «Книге» Марко Поло и китайской средневековой хронике «История династии Юань» («Юаньши», XIII–XIV вв.) упоминается «возлияние кобыльим молоком» как главное жертвоприношение года, совершавшееся в честь Неба и духов-покровителей императорского рода самим императором и приближенными к нему духовными лицами. Оно было приурочено ко времени начала доения кобылиц и получения первого кумыса (5-й или 6-й месяц года). Именно кумыс считался наиболее желанной жертвой Небу и духам предков. О том, как отмечал Праздник первого кумыса народ, средневековые источники не сообщают. Однако он сохранился вплоть до первой четверти XX в. и стал сюжетом для живописного полотна основоположника светской живописи Монголии художника Б. Шарава (1869–1939). Все стадии этого праздника, его подготовка и проведение, нашли относительно полное отражение на этом полотне, выставленном ныне в экспозиции Государственного музея изобразительного искусства в Улан-Баторе.
Прочие найры и обрядовая игра цагаан мод фрагментарно представлены в этнографической литературе. Это работы Г.Н. Потанина [Потанин, 1881], В. Клюевой [Клюева, 1960], Х. Нямбуу [Нямбуу, 1974], Кабзиньской-Ставаж [Kabzińska-Stawarz, 1980], Д. Тангада [Тангад, 1983], Э.А. Новгородовой [Новгородова, 1984 (I); 1984 (II)] и др.
Для описания этих праздников используются полевые материалы, собранные автором в Монгольской Народной Республике в 1978–1984 гг., во время работы в составе этнографического отряда Комплексной советско-монгольской историко-культурной экспедиции. Полевые исследования по истории праздничной культуры и обрядности проводились в следующих аймаках: Арахангайском, Увурхангайском, Гоби-Алтайском, Восточногобийском, Булганском, Хубсугульском.
Календарь
На протяжении всего средневековья в Монголии действовало одновременно несколько календарей, взаимосвязанных друг с другом, однако функциональная роль их в жизни монгольского общества была далеко не однозначной. Эти календари следующие: годовой (он же сезонный), двенадцатилетний животный цикл (введенный в Монголии в 1210 г.), шестидесятилетний цикл (в Монголии известен с первой половины XIV в.) и, наконец, общеевропейский григорианский календарь, который был введен в 1924 г., после победы Народной революции в Монголии. Далеко не сразу он заменил и вытеснил всех своих предшественников [Жуковская, 1985, с. 170–179].
Из всех этих календарей для ведения хозяйства аратам важен был только один — самый архаический, сложившийся в глубокой древности годовой календарь.
Календарный и связанный с ним хозяйственный год монгольских кочевников состоял из двух основных сезонов: весенне-летнего и осенне-зимнего. Разумеется, монголам прекрасно были известны и такие календарные единицы, как времена года: весна, лето, осень, зима; месяц, лунная фаза (14 дней), неделя (половина лунной фазы), день, час и т. д., т. е. все то, что известно и всем остальным народам мира и что входит в понятие «календарь» [Kotwicz, 1925, с. 220–232; 1928, с. 108–166; Санжеев, 1947, с. 419–420; Вяткина, 1965, с. 770–771; Викторова, 1980, с. 65–69; Жуковская, 1985, с. 170–175]. Более того, монгольский календарь включал в себя еще некоторые дополнительные единицы измерения времени, также называвшиеся «сезонами»; их в году насчитывалось 36, а иногда называют даже 72. Эти сезоны (36 или 72) обозначали время перекочевок, которое определялось ритмом кочевого образа жизни, необходимостью менять пастбища и стоянки. Границы между этими периодами могли быть строго рассчитаны и по математическо-астрологической таблице, тем не менее, обычно их устанавливали «на глаз», исходя из многовекового опыта и погодных условий данного года. Попросту говоря, они не были постоянными, в то время как два основных сезона года были стабильными периодами; к каждому из них был приурочен определенный цикл обрядов.
Деление года на два основных сезона отмечено в календарях многих народов Европы и Азии на разных ступенях их соц