Долоон хошуу наадам). В число семи хошунов входили хошуны только двух аймаков — Тушету-хана и Цэцэн-хана, так как представителям хошунов двух других аймаков — Дзасакту-хана и Сайн-нойон-хана — за участие в антиманьчжурском восстании Чингунжава (1755–1758) состязаться на этом Надоме не разрешалось [Клюева, б. г., с. 4].
Центральной частью Надома в этот период было совершение церемонии пожертвований (даншиг, от тиб. btang — «пожертвование, подношение») — вручение даров Богдо-гэгэну от всех князей и хошунов Халхи. На первом месте среди этих даров значился мандала — скульптурное изображение Вселенной, как ее понимали в буддизме. Мандала в буддизме — предмет многоплановый. Это и философская концепция Вселенной, и сугубо материальный предмет ритуального назначения, используемый в храмовых службах, и инструкция по медитации, и иерархическая лестница пантеона богов [Жуковская, 1977 (II), с. 44–61]. Будучи слитыми воедино, все эти качества превращают мандала в некий универсальный символ, вручение которого Богдо-гэгэну как главе церкви означало, что весь мир и населяющие его живые существа отныне находятся под его покровительством и «божественной» (в силу того, что он имел ранг «живого бога») защитой. Подносимый Богдо-гэгэну мандала делали обычно из серебра, украшали позолотой, кораллами, бирюзой, обильно посыпали зерном, которое Богдо-гэгэн благословлял и разбрасывал на головы поднесших ему этот дар.
В число пожертвований входили и другие дары, как правило, весьма значительные по своей стоимости: серебряные и бронзовые литые фигуры богов буддийского пантеона, одежда, ткани, меха, шкуры животных, скот (лошади, быки, овцы), юрта с полным набором мебели, кошм и т. д. По завершении церемонии вручения пожертвований начиналась развлекательная часть Надома с угощением и играми. На такой Надом съезжались не только участники соревнований, но и народ со всех концов Монголии. Появление Богдо-гэгэна и его свиты в пышных одеждах, вручение ему дорогостоящих даров, благословение им победителей Надома и всех присутствовавших производили громадное впечатление на народные массы и всячески содействовали упрочению культа «живого бога» — Богдо-гэгэна [Шастина, 1934, с. 72–73].
Специфическая направленность Надома этого периода на возвеличивание Богдо-гэгэна вызвала к жизни ряд дополнительных правил; например, три коня, получившие первые призы на скачках, переходили в собственность Богдо-гэгэна; борцам-аратам запрещалось побеждать борцов, выставленных Богдо-гэгэном, что неоднократно вызывало протесты в народе. Более демократическими были порядки на Надоме, который продолжали устраивать хошунные князья в своих ставках, что совершенно не препятствовало проведению Надома общегосударственного масштаба.
После завоевания Монголией в 1911 г. автономии местом проведения Надома стало подножие горы Богдо-ула (долина Толы). Снова изменилось название, теперь оно стало звучать как Подношение десяти хошунных правителей (Арбан засагийн даншиг). Изменение названия позволяет считать этот период, правда непродолжительный по времени (1911–1921), четвертым этапом существования Надома. Однако по-прежнему центральным моментом праздника считалось вручение даров Богдо-гэгэну, соединявшему в то время в своих руках религиозную и светскую власть над феодально-теократической Монголией.
С 1921 г. начался новый, пятый по счету этап в истории Надома, он стал называться Государственные народные военно-спортивные игры (Улсын аратын циргийн наадам) и был приурочен к дню победы Народной революции 11 июля. С тех пор Надом ежегодно проводится именно в этот день. В первые годы после революции в нем еще были сильны религиозные элементы: совершался буддийский хурал по случаю открытия Надома и освящения знамен. Другой хурал проводился в честь горы Богдо-ула. Кроме того, ламы во время празднества ежедневно возносили молитвы о хорошей погоде и о том, чтобы не было дождя в период Надома [Шастина, 1934, с. 73]. Это своего рода ритуальная инверсия, ибо если отбросить в сторону политические, идеологические и гражданские функции Надома в средние века и новое время, то поначалу молитвы, адресованные Духу-хозяину местности, содержали просьбы как раз о дожде, а не о его отсутствии, так как без дождя выгорали пастбища, погибал скот, нищали люди, чье благосостояние зависело от обилия скота.
В современной Монголии религиозная часть Надома постепенно сошла на нет, и он действительно превратился в военно-спортивный праздник включающий в себя парад войск в столице, демонстрацию трудящихся (в столице и аймачных центрах), спортивные соревнования (в столице, аймачных и сомонных центрах) и сопровождающие их ярмарки, смотры самодеятельных и театральных коллективов, народные гулянья.
Несмотря на изменения, которые на протяжении веков пережил Надом, его традиционная сущность выдержала испытание временем и сохранила свою эмоциональную и социальную значимость. Это, прежде всего, касается уже упомянутых выше трех национальных видов состязаний — борьбы, стрельбы из лука и скачек как специфических явлений праздничной культуры монголов.
Первое состязание — национальная борьба (бөх барилдах). В наши дни мало известно о подготовке борцов в средневековье, о способах их тренировки и закалки. Иногда в источниках встречаются упоминания о силачах, к которым благосклонно относились великие каганы. Рашид-ад-дин (1240? — 1318), придворный историк, врач и визирь государства Ильханов, среди развлечений при дворе Хубилая в Пекине упоминает и о борьбе, на которую любил смотреть каган, в которой состязались между собой кипчакские, китайские, монгольские борцы. Естественно, когда побеждал монгол, каган одаривал его особенно богато. Один из вставных эпизодов в «Сборнике летописей» Рашид-ад-дина сообщает о борце Филэ, которого Хубилай в награду за его победы женил на «луноликой девушке», одной из придворных красавиц, полагая, что осчастливил не только его, но и ее. Однако Филэ не прикасался к ней, боясь утратить свою силу. Девушка пожаловалась Хубилаю на такое поведение мужа. Хубилай разгневался на борца, а тот оправдывался, говоря, что сила его пропадет. Тем не менее, Хубилай счел, что продолжение рода важнее, и, запретив Филэ впредь участвовать в состязаниях, повелел ему жить с женой и производить наследников рода [Рашид-ад-дин, 1960, с. 60–61]. Таким образом, из этого отрывка мы узнаем, что воздержание считалось способом сохранения и усиления борцовских качеств.
По традиции число борцов не должно было превышать 1024. Однако такое число участников могло быть только на государственном Надоме, куда съезжались борцы со всей страны. Если число борцов оказывалось нечетным, то судьи долго решали вопрос, кто должен остаться без пары. Обычно таким оставляли самого сильного борца, который, однако, тоже выходил на поле и сражался с невидимым противником, имитируя все необходимые движения, и лишь в самом конце состязаний у него появлялся настоящий противник [Шастина, 1934, с. 77].
Сначала на поле выходили самые слабые пары, которых постепенно сменяли все более сильные и ловкие, последними же выступали самые известные борцы. По правилам все борцы были одеты в особую форму: плавки (жодог), курточку с длинными рукавами, прикрывающую спину, но оставляющую открытой грудь (зодог), головной убор старого военного образца сплошным или поделенным на четыре части околышем из черного бархата и высокой конусообразной макушкой, увенчанной сплетенным из цветного шнура изображением «узла счастья» (өлзий), национальные сапоги (гутул).
Участник состязания в национальной монгольской борьбе. Борец выходит на поле, приседая и взмахивая обеими руками, как бы имитируя полет мифической птицы Гаруды. Прорисовка В.И. Агафонова.
На поле, где происходила борьба, устанавливались три шатра. В двух из них переодевались и отдыхали после схватки с противником борцы, в центральном сидели судьи, наблюдавшие за борьбой и сообщавшие о ходе борьбы и исходе соревнований. Каждому борцу полагалось иметь своего секунданта (засуул), который защищал его интересы перед судьями (особенно если возникал какой-либо конфликт), следил за ходом схватки, подбадривал своего подопечного, держал его шапку, пока тот боролся, подносил ему в минуту отдыха кумыс, а в случае победы борца поднимал вверх его правую руку, тем самым оповещая всех присутствующих о решении судьи. Секундант был одет в национальный халат (дээл), поверх которого полагался жилет без рукавов (хантааз), и в такую же шапку, что и у борца.
Борцы-соперники выходили на поле с разных сторон в сопровождении своих секундантов. Их походка, приседания, взмахи рук, похлопывание себя по голым бедрам воспроизводили полет орла или, как часто пишут в литературе, мифической птицы Гаруды. (Гаруда — персонаж древнеиндийской мифологии, заимствованный буддизмом, а затем и монгольским ламаизмом. Гаруда почитался как одно из перерождений Шакьямуни, а также как постоянный враг и пожиратель змей, в клюве с которыми его обычно изображали.) Это было формой представления борца зрителям, которые радостно приветствовали его появление на поле. В прошлом ритуал первого появления борцов сопровождался их поклонением Богдо-гэгэну, после чего они возвращались к отведенному им месту [Цэвэл, 1951, с. 21–25]. На столичном Надоме одновременно выпускалось на поле до десяти пар, на аймачных и сомонных — всего две-три.
Секунданты снимали с борцов шапки и на протяжении всей схватки держали их в руках. Борцы сближались, похлопывая себя по бедрам, наклонялись друг к другу, приседали, опираясь одной рукой на колено ноги, вторую руку держа свободной, готовой для схватки. Они выжидали, застыв, или, наоборот, старались обойти противника и найти у него слабое место, а найдя его, мгновенно кидались в бой. Если выжидательная фаза затягивалась, секунданты подбадривали своих подопечных довольно внушительными шлепками по спине и бедрам, вызывая смех зрителей.