Народные обычаи, праздники и памятные дни, относящиеся к летнему и осеннему сезону в Скандинавских странах, сложны и многообразны. Помимо общих черт, налицо и большие различия, прежде всего объясняемые неодинаковостью географических условий, форм хозяйства, а также конкретными историческими причинами и этническими традициями.
Так, например, северная часть Швеции образует своеобразную область, где при преобладании горно-скотоводческого хозяйственного уклада сохранилось гораздо больше архаических обычаев, чем в восточной и южной земледельческой части страны. У населения же юго-западной Швеции (пров. Сконе и др.) также сохранились архаические черты в обычаях, сходные с северными районами (в отличие от восточных провинций). Впрочем, те же юго-западные районы, одно время бывшие под властью королей Дании, обнаруживают немало общего в обычаях с Данией.
По климатическим условиям вообще весна и лето наступают в северных и горных провинциях Скандинавии позже, чем в южных и равнинных областях, а осень и зима, напротив, раньше. Поэтому и сходные обычаи, поверья, приметы погоды падают зачастую не на одни и те же сроки на севере и юге, в горах и на равнине.
ФИННЫ
Июнь носит в Финляндии название kesäkuu. Слово «kesä» имеет два значения: «лето» и «паровое поле». Можно полагать, что название месяца связано именно с последним понятием, так как подъем пара был основной работой для земледельца в июне. Аналогичное название — «месяц пара» — для июня известно было и у других народов, правда, в качестве старинных и локальных названий: в Германии (Brachmonat, Вгасhert), Венгрии (ugarhónap), в ст. французском (jascherec){365}.
Лето делилось, по представлениям финских крестьян, на две части: на «маленькое», или «короткое», лето — до 24 июня — дня солнцеворота — и «длинное», или «большое», лето — после него{366}.
День солнцеворота, естественно, был древним аграрным праздником. В большей части Финляндии он носит название юханнус (juhannus), т. е. иванов день, на юго-западе страны называется mittumaarja, или mettumaari, что восходит к старошведскому midhsumar — середина лета.
В этот период даже в северных районах Финляндии наступало лето. Именно наступление лета и отражалось в традициях праздника. Дворы и дома украшались зеленью и цветами. У ворот или дверей дома с обеих сторон ставили срубленные березки. В западной Финляндии и Кайнуу (северо-восток) из срубленных березок строили беседку во дворе, в ней пили во время праздника кофе. В центральной и северной Похьанмаа во дворах устраивали так называемые ивановы елки (juhannuskuusi). Это была действительно ель, которую врывали в землю, предварительно содрав с нее кору и обрубив все ветки, кроме одной пары на середине высоты дерева и самых верхних сучьев. По стволу ивановой ели лазили мальчишки, соревнуясь, кто взберется выше. Иванова ель стояла обычно до осени, а то и до следующего иванова дня. Жилой дом украшали внутри ветвями цветущих в эту пору деревьев: на юге это была рябина, в северных частях страны — черемуха. Пол застилали зелеными ветвями, на окна и стены вешали венки из цветов, ставили ветки и цветы в ведра с водой.
Украшали также домашних животных, главным образом коров. Жгуты или венки из цветов, камыша и различной зелени привязывали к рогам, что, по поверьям, должно было принести хорошие удои молока. Всю зелень, служившую украшением в иванов день, не выбрасывали, а сохраняли до какого-либо традиционного срока — до михайлова дня, считавшегося концом полеводческого года, или до рождества. В этот праздник ее скармливали коровам и овцам — предполагалось, что зелень сохраняла магическую силу и способствовала успеху в животноводстве.
Крестьяне считали, что летнее солнцестояние (так же, как и зимнее) длится три дня: три дня солнце «находится в гнезде», после чего «переходит на другую половину», когда дни укорачиваются «в пользу батрака»{367}. Но праздновалась, как и у всех народов, вся ночь на 24 июня.
Вечер 23 июня отмечался торжественным обильным ужином, но время года было еще голодное: старые запасы уже кончились, а новых еще не было. Единственное, что имелось уже в достаточном количестве, — это свежие молочные продукты, которые и преобладали на праздничном столе. В Саво раньше было принято варить непосредственно на выгоне или на месте дойки коров на костре молочный суп, который затем несли на паровой клин поля и там ели. В центральной Похьанмаа варили «иванов сыр» — суп из молока и сыра (juhannusjuusto), похлебка имела красноватый оттенок и сладкий вкус. Парни ходили ночью по дворам пробовать, кто из девушек сварил суп лучше{368}. Кроме сырного супа подавали жареный сыр; в Хямэ было традицией давать каждому обитателю дома по целому сыру, для чего заготавливали заранее нужное количество.
Традиционным блюдом были также «яичная каша» (munavelli) — род омлета из молока и яиц и яичное масло (munavoi) — смесь из рубленых крутых яиц и масла. В некоторых местностях, например в Сатакунта, пекли пресные или на дрожжах оладьи из ячменной или пшеничной муки{369}.
Башнеобразная кладка костра на иванов день. Карельский перешеек
Костры в канун иванова дня были распространены в Финляндии далеко не повсеместно: они были традиционными лишь в восточной Финляндии, на восток от линии Котка — Кеуруу — Оулу. Кроме того, костры были характерны для побережья около Турку и Ханко, а также для окрестностей Хельсинки. Костры называются юханновыми (juhannuskokko, juhannus valkeat), и, по мнению многих финских исследователей, в частности такого специалиста в вопросах календарных праздников, как К. Вилкуна, они имеют не языческое происхождение, а христианское{370}. Это не кажется нам, однако, неоспоримым. Следует учесть, что зажигание костров в различные календарные сроки известно во всей Финляндии: на осенний праздник кекри, на пасху, вознесение или пятидесятницу и, наконец, на иванов день. В некоторых местностях костры зажигали на юрьев день или на Вальпургию. Картографирование этого обряда, проведенное финскими учеными, показало, что ареалы костров по разным праздникам не совпадают, образуя отдельные области. Но традиции, связанные с кострами различных праздников, сходны между собой и, совершенно очевидно, восходят к земледельческим культам. Сущность этих древних обрядов, призванных способствовать плодородию полей, с большой убедительностью вскрыта В. Проппом{371}. Представляется вполне вероятным, что костры в иванову ночь были заключительным этапом в цикле годичных костров аграрного культа и были связаны с наступлением периода созревания хлебов, когда судьба посевов, естественно, продолжала беспокоить земледельца.
Если же сопоставлять костры на иванов день не с традициями костров аграрного культа, а с влиянием церкви, то вряд ли можно объяснить причины распространения их лишь в восточной части Финляндии. При этом, как известно, в Эстонии костры в ночь на Яани (Ивана) распространены повсеместно, в то время как у северных великорусов традиции иванова дня развиты сравнительно слабо{372}.
Интересно отметить, что в прошлом у финнов на Карельском перешейке — на юг от Выборга и до Токсова, известны были костры, складывавшиеся в форме 7–10-метровых башен или колоколен (säärikokko). Это сложное сооружение «специалисты» (обычно молодые пастухи) начинали воздвигать за две недели до юханнуса, причем рядом с большим костром (salvoskokko, ukkokokko, suurkokko) складывалось несколько башен пониже (ämmäkokko, tyttökokko), а вся площадка с кострами обносилась оградой с воротами. Ограда поджигалась вместе с кострами, обычно для этого жерди ее соединялись берестой. Из бересты пастухи делали также плетеные шары (pirukki, ruunu), которые зажигали и бросали в воздух. По горению жердей костра гадали о предстоящих браках{373}.
Костров в форме башни не отмечено ни на южном побережье Финского залива, ни у соседних карелов и русских. Зато известны очень сходные башнеобразные конструкции костров в весьма далеких от Финляндии районах Европы: в Хорватии (на пасху), Эльзасе (на иванов день), Австрии, предгорьях Альп (на масленицу){374}. Разумеется, нет никаких оснований искать общие истоки этих аналогичных форм. Для Карельского перешейка исходной формой башнеобразных костров, видимо, следует считать костры из составленных конусом жердей, которые в прошлом были распространены довольно широко{375}.
Как правило, в каждой местности для костров было постоянное место, обычно наиболее возвышенная точка окрестностей. Вокруг горящих костров пели, плясали, играли в разные игры.
Ночь накануне иванова дня была прежде всего праздником молодежи, связанным с поисками личного счастья. С этой целью прибегали к различным магическим обрядам. Так, в частности, девушки, чтобы привлечь к себе парней, ходили париться с цветочным веником в баню, гадали, выглядывая в окно бани, надеясь увидеть жениха. В Финляндии в ночь на юханнуса баня была не столь обязательной, как при многих других календарных праздниках. Интересно, что на южном берегу Финского залива, у води, баня накануне иванова дня была обязательным элементом праздника. Но и здесь она связывалась с гаданием о своей судьбе. Для парения вязали цветочный веник, в который обязательно входил «иванов цветок» (Melampyrum nemorosum); после мытья веник бросали на крышу бани, чтобы узнать свое будущее по тому, как он упал