Большой женский праздник отмечается 15 августа — вознесение божьей матери (Mariä Himmelfahrt), особенно в областях Мюнстера, Гильдесхайма, Кёльна и Трира. Хотя это большой церковный праздник, однако и в нем элементы дохристианские или светские преобладают над церковными. В связи с тем что в этот день, как и в день св. Иоганна Крестителя и в некоторые другие дни, происходило освящение трав, он уже в средневековье получил название «Buschelfrauentag» (буквально: букет женского дня). Литургия, связанная с освящением трав, вероятнее всего, была призвана заменить дохристианские германские уборочные обряды. Количество трав, составляющих букет, который несли в церковь для освящения, было различно по областям. Так, в Кёльне в букете должно было быть девять трав, в Холлетау — 77. В Рейнланде такой букет назывался Würzwisch (пучок корней), в Баварии — Kräuterbuschel (букет трав). Освященные травы хранили в доме, хлеве и полях против непогоды, болезней и других несчастий. Ведьмы и колдуны, по поверью, пытались подбросить в букет свои снадобья, приносящие зло.
Связь дня вознесения богородицы с уборкой проявляется в некоторых изречениях:
Zu Kilian
schneit ein jeder Mann,
Und nach unser Frauen
ist gut bauen.
На Килиана
жнет каждый человек,
А после женского дня
хорошо сеять,
т. е. уборка должна продолжаться от дня Килиана (7–8 июля) до вознесения богородицы — дня, называемого в народе также Frauentag in der Scheidung; im Schnitt; in der Ernte (женский день в жатве, в уборке) или grosser Frauentag (большой женский день).
В день вознесения Марии освящали в католических районах мед и яблоки{455}. С этого дня и до дня рождества богородицы (8 сентября) начинался период времени, называемый женское тридцатидневье (Frauendreißigst). Это время, по народным верованиям, наиболее благоприятно. В некоторых местах освящение трав переносится на день рождества богородицы — конечный день женского тридцатидневья. Считали, что мех и жир кротов и ласок в этот период обладают целебными свойствами. Яйца, снесенные в это время, по поверью, не тухнут. В день вознесения богородицы гадали, наблюдали за погодой, пекли фигурные печения, устраивали шествия. По народным представлениям этот день придавал плодам вкус{456}.
Как упоминалось выше, уборка злаков в основном должна была заканчиваться ко дню вознесения богородицы. Если хлеба не скошены до 24 августа (день св. Бартоломея) и полегли, то в Зигерланде говорят, что это Бартоломей прошел по полю{457}. Во многих местах Германии считали, что с этого дня наступает осень и пастухи меняют свою льняную одежду на более теплую. Начинаются заморозки: «Бартоломей приносит созревание и снег» («Bartholoma bringt Reifen und Schnee»){458}.
С этого времени, по наблюдениям крестьян, уменьшаются надои молока, в огород ходить не советовали, ибо св. Бартоломей бросает в него самые крупные кочаны капусты и не надо ему мешать. Ряд примет связан с погодой. Если аисты не улетели, жди мягкой зимы. Дождь в этот день предвещает хорошую сухую осень. Начинается сев озимых, охота, уборка в огородах и садах. В день св. Бартоломея отмечали свой праздник рыбаки, пастухи в округе Гера и других районах, лесники в Равенсбурге.
Во многих местах устраивались ярмарки, справлялись школьные праздники. Так, в Меммингене (Швабия) еще в XX в. в среду перед днем Бартоломея все горожане имели право ловить рыбу в протекавшей через город речушке. Берега реки заполняли зрители; мужчины и мальчики соревновались в ловле под непрерывное троекратное «Höh!» («Ура!»). Поймавший самую крупную форель объявлялся королем рыбаков. Праздничные шествия участников ловли в спортивных костюмах (нередко маскарадного типа, с сетями и другими орудиями лова) направлялись к определенному месту, где «главный рыбак» в костюме XVI в. произносил остроумные шутливые речи. После ловли происходило очищение реки. Участники этой процедуры также устраивали шествия, несли шесты, украшенные гирляндами. Подобные праздники бытовали также в Берлине (в Штралау на Шпрее){459}.
В народе считали Бартоломея и одним из преемников Водана. В этот день снова якобы появлялся дикий охотник со своим войском. В Шлезвиг-Гольштейне, если хлеб был еще не убран и полег, говорили, что «по нему проскакал Бартоломей на белом коне». Если лен еще не был убран, появлялась, по поверью, и фрау Харке, персонаж святочного двенадцатидневья. В районе Торгау еще в начале XX в. говорили: «Вот появилась Харке, теперь должны мы озимые вывозить, иначе они попортятся» («Nun hat die Harke gezogen, nun müssen wir’s Winterkorn hereinbringen, sonst verdirbt’s»). По поверью, гномы и ведьмы праздновали этот день{460}.
Считалось, что к михайлову дню (29 сентября) должны быть закончены уборка, посев озимых, сбор винограда и плодов, вырезка сот, в некоторых районах скот ставили в стойла. Там, где скот еще продолжали пасти на пастбищах, с михайлова дня пускали его и на поля, так как урожай был снят. Полагали, что зерно, посеянное в этот день, наполовину уже пропадает, хотя в некоторых областях допускался сев позднее михайлова дня на две недели. В этот день расплачивались за аренду, брали расчет работники. С михайлова дня начинали топить в доме и не только для тепла, но и чтобы уберечь строения от вредителей-насекомых. «Летнее время» кончалось. С наступлением «зимнего времени» рабочий день сокращался на час{461}.
Как видим, отголоски былого деления года у германцев на две половины — летнюю и зимнюю — сохранились до начала XX в. (за несколько дней до михайлова дня был день осеннего равноденствия). В народе говорят: «Михаил зажигает свет, Иосиф гасит» («Michaeli zündet das Licht an, und Joseph löscht es aus»){462}. День Иосифа приходится на март. В некоторых местах Швабии, Эйфеля и других на михайлов день вплоть до конца XIX в., а в отдельных районах (например, в Прюме, Эйфель) и до середины XX в. жгли костры, как это было обычно на масленицу, пасху, иванов день и т. д. В Мусдорфе (Швабия) зажигали костры мясники и танцевали вокруг них. В ряде мест в этот день отмечали свой праздник овчары.
Праздники сопровождались пирушками и ярмарками. Во многих местах главным блюдом был жареный гусь, как и на мартинов день. Ярмарки на михайлов день прослеживаются до XIV в. С михайловым днем были связаны и некоторые другие обычаи, уже христианского происхождения. Михаил-архангел, по мнению верующих, боролся против власти тьмы и был предводителем душ. Поэтому ему посвящены многие прикладбищенские часовни. Существовавший у древних германцев обычай пить в память богов или умерших был перенесен со временем на христианских святых. Обряд Minnetrinken (буквально: пить в память) был распространен в свое время и на михайлов день, но в XIX в. исчез. В немецком же фольклоре нашел широкое отражение образ «немецкого Михеля» — персонажа, до XVIII в. внушавшего ужас людям. С XVIII в. он трансформировался в добродушного мечтательного парня. Со временем термин «deutscher Michel» стал означать «соню»{463}. На юге Баварии, в Альгеу, в михайлов день справляли праздник урожая (Erntefest).
Общей даты праздника урожая для всей страны в прошлом не было, так как вывоз урожая с поля в амбары происходил не по календарю, а в зависимости от погоды, районов страны, многовекового опыта крестьянина и т. д. По большей части светский праздник урожая праздновался в сентябре, а в первое воскресенье октября был церковный праздник благодарения (Erntedankfest). Это было наиболее радостное и важное время в крестьянском году.
Время уборки, даже рабочие дни, воспринимались как праздничные. Празднично одевались жнецы и косцы, особенно девушки; лучше, обильнее была и еда во время уборки. Уже срезание первых колосьев и вязание первого снопа производили с особыми церемониями (срезали крестообразно, при этом произносились особые изречения, не обходилось и без «волшебных» трав). Однако несравненно большее значение у немцев в уборочной обрядности придавалось срезанию последних колосьев, вязанию последнего снопа и вывозу последнего воза с поля.
Еще в XVI в. в нижненемецких землях последний сноп крестьяне посвящали Водану — языческому божеству германцев, считавшемуся также и покровителем урожая. В XIX в. в ряде мест как северной, так и южной Германии оставляли клин нескошенного хлеба (в Баварии полагали, что это для лошади Водана). В середине нескошенного клочка зерновых устанавливали шест и на нем укрепляли соломенное чучело, на котором была подвешена старая железная подкова. На севере все это сооружение называли Waut, Waul (Водан). После окончания уборки овса шест обливали пивом (Erntebier — пиво урожая), девушки выстраивались вокруг шеста, рядом с ними становились косцы с косами, которыми они по сигналу стучали и под звон которых девушки водили хоровод.
По мнению некоторых исследователей, эти обряды следует рассматривать как пережиток древнего жертвенного обычая в честь языческого божества{464}.
Иное толкование этому дал известный исследователь германской мифологии В. Маннхардт{465}. Он объяснял уборочные обряды верой крестьянина в духа растительности, в том числе и в зерновых духов. По поверьям народа, зерновой дух, называемый «матерью ржи» (Kornmutter) или «теткой ржи» (Roggenmuhme), шел по колосьям, переходя во время жатвы из скошенных стеблей в несрезанные и, наконец, в последние. Поэтому верили, что в последнем снопе находится пойманный дух, отсюда и почтительное с ним обращение.