Дух растительности мог предстать и в зооморфной (петух, волк, заяц, коза, собака и др.) и в антропоморфной форме (старик, старуха, невеста). Со временем эти названия духа перешли на название последнего снопа, последнего жнеца или вязальщицу снопов.
Широко были распространены обычаи с петухом. Английский исследователь Д. Фрэзер{466}, развивший и популяризировавший теорию Маннхардта, выдвинул теорию воскресающего и умирающего божества. Обезглавливание петуха он относил к обычаю умерщвления одряхлевшего божества с тем, чтобы оно весной воскресло.
До 60-х годов XIX в. в графстве Берг (северо-западная Германия) в заключение уборки ржи отрубали петуху голову, укрепляли ее на палке, обвитой колосьями, лентами и цветами, и на последней телеге въезжали с ней в деревню, где петуха варили и съедали. В Бадене петуха убивали обычно в сарае, и этот ритуал сопровождался танцем. На сеновале сидели музыканты, в середине сарая на шесте сидел петух, а вокруг шеста танцевали. Лучшая танцевальная пара выигрывала петуха, потом все вместе его съедали. В некоторых местах петуха откармливали к уборке специально.
Со временем убиение петуха в целях благословения будущего урожая перешло в игру, которая в южной Германии местами сохранилась до середины XX в. Иногда на последнем возу привозили не живого, а деревянного петуха или же вырезанного из цветной бумаги. Около Марбурга после разгрузки воза деревянного или бумажного петуха прибивали к воротам сарая, где он и оставался до следующей уборки. По мнению некоторых исследователей, петух в древности был также средством отпугивания злых сил.
В ряде местностей, например в Шварцвальде, срезать последние колосья должна была невеста, невинная девушка или, по крайней мере, самая молодая жница, чтобы не спугнуть, по поверью, благословение. Последний сноп делали особенно толстым, нередко ему придавали облик человека или животного, украшали. В алеманском Бадене и соседних районах Швейцарии последние колосья называли «горстью счастья» (Glückshämpfele){467}.
По поверью, в последних колосьях сосредоточивалась вся сила роста, поэтому их оставляли в поле или же хранили в доме, в жилой комнате за распятием. На рождество из зерен последнего снопа пекли праздничный хлеб, часть которого давали скоту. Эта горсть колосьев, по мнению народа, обеспечивала не только благополучие для будущего урожая, но и расцвет семейного счастья, особенно благословение детей. Зерно из этого снопа примешивали в посевной материал, чтобы придать силу роста хлебам следующего года.
В северо-западных и некоторых западных областях Германии на последнем возу увозили собранную на поле солому, укрепляли майское дерево, которое перед скашиванием последней полосы зерновых устанавливали в поле и украшали колосьями, лентами, цветами. На воз садились девушки и все вместе с пением отправлялись в деревню. И жнецов, и возчиков, и деревце обливали водой (видимо, это был обряд вызывания дождя для будущего урожая). В некоторых местах на последней телеге устанавливали елку или березу. Их украшали лентами или цветами, увешивали пирогами и колбасой; деревце затем прибивали к сараю, и там оно оставалось до следующего праздника урожая. В Бадене на последний воз ставили ребенка с букетом в руке или женщину, называемую Erntegans (буквально: уборочный гусь), с красным платком и букетом.
Непременным элементом обрядности на празднике урожая был уборочный венок, корона или букет (Erntekranz, Erntekrona или Erntebuschel). Венки или короны плели по большей части из всех видов скошенных злаков и переплетали цветами. Иногда в них добавляли и плоды огорода и сада. В прошлом одна из работниц преподносила венок хозяину (чаще помещику), у которого работала, а он выставлял угощение всем работникам. Праздник сопровождался танцами, играми, пением, обильным угощением.
Последний воз со спаржей
В Мекленбурге существовал обычай справлять на праздник урожая свадьбы. Такая честь оказывалась, однако, только непорочной паре.
Таким образом, по мнению большинства этнографов, последние колосья оставляли в поле не в благодарность за урожай какому-нибудь божеству, а чтобы с этими колосьями осталась сила роста, благословение на пашне для будущего урожая. Обрядность этого праздника связана опять-таки с заботой о будущем урожае{468}.
Жатвенный «букет»
Во многих местностях праздник уборки слился с кирмесом (Kirchmesse, Kirmes, Kirta) — престольным праздником. Кирмес был наиболее распространенным и известным из светских праздников осени, особенно в южной и средней Германии. Первоначально, по мнению некоторых исследователей, это был древнегерманский праздник в честь духа-покровителя{469}. Затем церковь, борясь с язычеством, приспособила к нему праздник в честь освящения церкви (Kirchweihfest) или в честь святого патрона. Со временем церковный праздник слился с мирским праздником уборки и, как правило (особенно на протестантском севере), стал праздноваться осенью. Чтобы сократить число праздничных дней, власти, светские и духовные, установили его празднование на третье воскресенье октября{470}. Однако во многих местах наряду с этим всеобщим кирмесом каждая деревня по-прежнему продолжала праздновать и свой собственный кирмес.
В некоторых районах празднование кирмеса принимало такой размах и приобретало такую известность, что туда съезжались отовсюду зрители. Нередко празднование длилось по неделе и больше, а в первой трети XX в. праздновали кирмес в течение трех дней{471}. На кирмес всегда приезжают в каждый дом гости: ближайшие родственники, друзья и знакомые. Считали, что чем больше гостей в доме, тем более уважаем хозяин. Родственникам, которые по каким-либо причинам не смогли прибыть на праздник, посылали кусок праздничного пирога, как бы приобщая их этим к совместной трапезе{472}. В этом обычае можно видеть пережитки древнего родового праздника германцев{473}. Особенно проявляется это на севере, в протестантских районах, где после Реформации поклонение святым прекратилось. Здесь на кирмес устраивали годичные ярмарки{474}.
Для подготовки к празднику в городах и селах создавались особые группы из парней (Burschenschaft, Kerbmänner) и девушек (Mädchenschaft), которые распределяли между собой обязанности: одни должны были достать и нарядить Kirbaum (подобное майскому дереву), другие — украсить площадь или ресторан, в котором будет справляться праздник, третьи — позаботиться о музыкантах.
Одним из главных элементов праздника, его центральным событием был торжественный обед. Накануне было особенно оживленно в общинных пекарнях; в домах также пекли фигурные печения и пироги. Готовили различные мясные блюда из свежей телятины, свинины, баранины в зависимости от достатка семьи, а в бедняцких семьях резали козленка. В начале XX в. меню праздничного обеда под влиянием города стало более разнообразным и в сельской местности, прежде же главным блюдом был крепкий мясной бульон, сладкая белая каша с яичными желтками, сваренная в круглой форме (раньше, видимо, пшеничная, позднее рисовая), в Баварии — непременно гусь и испеченная в жиру лапша из пшеничной муки. Любимыми напитками на кирмес были можжевеловая водка и вино из терновника, яблочный сидр и сладкая анисовая водка для женщин, обычная водка и, конечно, кофе в более поздние времена{475}.
Танцы вокруг «майского» дерева на кирмес во Франконии
Местные сельские кирмесы обычно происходили в первое воскресенье после дня святого покровителя. После торжественного богослужения и последующего за ним праздничного обеда начинались танцы на сельской площади, а в XX в. — в танцевальных залах ресторанчиков. Как уже отмечалось выше, во многих местностях устанавливали дерево, подобное майскому, украшенное лентами, гирляндами из яичной скорлупы и т. п. В некоторых селениях по берегам Рейна на макушке дерева или крыше шатра, устроенного из зелени специально для праздника, укрепляли соломенную куклу (Zacheies){476}, иногда вместе с бутылкой шнапса и стаканом.
По мнению Юлиуса Липперта, этот обычай возник под влиянием одной из евангельских легенд о гостеприимном сборщике податей и распространился в Рейнской области не без участия католических теологов{477}. Церковь всегда считала кирмес языческим праздником и всячески пыталась выкорчевать старые обычаи, заменить их своими, но тщетно.
В некоторых селениях на нижнем Рейне вместо дерева устанавливали шест, также украшенный цветами и лентами, а на его верхушке укрепляли череп лошади{478}. В этих местностях праздник начинался с древнего обычая — «выкапывания кирмеса». Накануне вечером, когда девушки украшали шест, парни отправлялись за околицу и выкапывали зарытый там в прошлый праздник или же (в XX в.) за две недели до праздника «кирмес» (в виде соломенного чучела, бутылки шнапса или костей домашних животных). «Кирмес» несли через всю деревню под музыку к месту празднования, где помещали его на крышу шатра или укрепляли на верхушке дерева или шеста. Как правило, «кирмес» оставался там до второй половины вторника. Иногда уже накануне, после водружения «кирмеса» на место, парни устраивали пирушку. В день праздника после обеда начиналось всеобщее веселье: в сельской местности — танцы, в городах — различные аттракционы и гулянье в парках.