Прежде в каждой области были свои любимые танцы, в 20-х годах XX в. на кирмес проник фокстрот, в 50–60-х годах — рокк-н-ролл и другие современные танцы{479}. В Бадене и Пфальце{480} прежде первые три танца были прерогативой распорядителя праздника (Kilbeknaben), он танцевал со своей девушкой, затем всем предоставлялась свобода выбора партнерш. Местами сохранился игровой характер танцев{481}. Так, например, в Пфальце к месту танцев на сенных вилах приносили крендель. Танцующие пары во время танца передавали друг другу букет, та пара, у которой оказывался букет в момент выстрела, называлась «Brezelpaar» и получала крендель (Brezel). В других землях аналогичным же способом выигрывали ягненка, петуха и т. п. Танцы продолжались до глубокой ночи.
На следующий день, однако, вспоминали об умерших родственниках и шли на могилы. В этот же день в некоторых местах парни ходили по деревне, как и на другие праздники, и собирали съестное для совместной пирушки. Во вторник, на третий день, происходили похороны «кирмеса»{482}. Шуточная траурная процессия ряженых парней с набеленными мелом лицами и с факелами направлялась за околицу на пустырь. Среди них находилась и «женщина в белом» (символ смерти). На пустыре они вырывали яму и закапывали в нее соломенное чучело (Zachäus) вместе с его «лошадью» (черепом на палке), бутылку шнапса и осколки стакана, голову петуха или кости от окорока, куски пирога, окурки и т. п.{483} Кости, череп лошади и голову петуха следует, пожалуй, рассматривать как пережиток прежних жертвоприношений.
Подобные «похороны» карались законом, и еще в 20-х годах XX столетия велись судебные разбирательства за подобные действия, рассматриваемые как насмешка над церковью{484}.
В ряде районов, где кирмес справлялся летом (например, в Липпе) в день Килиана (8 июля), соломенное чучело бросали на второй день праздника в реку{485}. Видимо, этот обычай следует рассматривать как магические действия, направленные на вызывание дождя для будущего урожая. Во время кирмеса во многих местах были распространены также игры с обезглавливанием петуха или гуся. Тот, кому это удавалось сделать, провозглашался «петушиным королем» и получал петуха в вознаграждение за ловкость{486}.
К XX в. смысл этих действий уже давно забыли и обычай трансформировался в простое развлечение. То же самое можно сказать и о распространенном в Вестфалии обычае «бросать кошку»{487}. На шесте укрепляли ящик, в который сажали кошку, и бросали в него камнями до тех пор, пока ящик не разваливался и испуганная кошка не выпрыгивала из него. Возможно, это пережиток древнего обычая изгнания ведьмы.
Во время престольного праздника делали подарки своим друзьям или беднякам. Слуги во время праздника пользовались относительной свободой.
В некоторых местах кирмес приходился на день св. Галлуса (16 октября), считавшийся кое-где началом зимы. К этому времени заканчивались уборка в садах и огородах, сплавные работы, нередко и скот загоняли в стойла. В Альпах скот возвращался с горных пастбищ именно в этот день. В Берхтесгадене, как и в других местах южной Баварии и соседней Австрии, возвращение скота с пастбищ превращалось в большой праздник. Скот украшали еловыми венками, а по мере приближения к поселку на голове быка, идущего во главе стада, водружали довольно сложное сооружение, туловище украшали гирляндами.
Возвращение скота с пастбищ
С днем св. Галлуса связано много хозяйственных примет. Считали, что забивать скот до этого дня нельзя, иначе у свиней, например, шпиг будет желчным (gallig), — страх, вызванный созвучием с именем святого. Не рекомендовалось также рубить капусту, в противном случае она плохо закиснет и будет горькой. Лишь после этого дня, по поверью, можно было без ущерба заготавливать продукты впрок. Были приметы и иного характера: по поверью, известному из Ольденбурга, дети, родившиеся за три дня до или после дня св. Галлуса, могли стать оборотнями, лунатиками (мальчики) или колдуньями (девочки){488}.
Завершался хозяйственный год. Подводя итоги и устраивая пиршества, не забывали и об умерших предках и других родственниках. Католическая церковь, стремясь вытравить старые языческие представления и обычаи, в XI в. ввела вместо древнегерманского языческого праздника мертвых почитание памяти святых (1 ноября) и душ всех усопших (2 ноября){489}. У немцев почти повсеместно день всех святых рассматривался лишь как канун дня всех душ, сохранившего еще некоторые древние обычаи.
В Рейнланде уже накануне дня всех душ шли на кладбище, убирали могилы, зажигали на них свечи или лампады. По возвращении с кладбищ в XVI в. устраивали поминки{490}. В других областях целые процессии с пением молитв направлялись на кладбища 2 ноября после торжественной заупокойной службы. Вплоть до XX в. сохранялось поверье, что души умерших якобы являются в ночь с 1 на 2 ноября домой. Поэтому на стол на ночь ставили Semmelmilch (молоко с накрошенной в него булкой) и варево из сушеных фруктов. Считали, что холодное молоко несколько «освежит» души, прибывшие из пекла. Также оставляли на столе испеченные специально для «бедных душ» плетенки и другой фигурный хлеб. Кое-где бросали куски пищи на очаг и спрыскивали их молоком. Также ставили на очаг или печь зажженную лампу, наполненную маслом. Сгорающее масло рассматривали как жертвоприношение. В ряде мест на ночь топили особую избушку, чтобы души усопших могли там обогреться{491}.
Еще в 20-х годах нашего столетия в старых кёльнских семьях оставляли на всю ночь гореть свет, зажженный вечером накануне дня бедных душ{492}. По поверью, нельзя было класть нож лезвием вверх или ставить пустую сковородку на огонь, чтобы не причинить боли душам. Вопреки учению церкви, что душа бесплотна, народ считал, что души в эту ночь обладают плотью. Этот день, по мнению некоторых исследователей, принимал характер общинно-родового праздника. Считали, что души всех умерших жителей деревни собирались к полуночной мессе (Geistermesse). Поэтому все оставившие родную деревню стремились в этот день прибыть домой, чтобы помянуть умерших{493}.
Еще в 20-х годах в католических районах южной Германии день всех душ был всеобщим днем пожертвований{494}. Постепенно, однако, одаривать стали лишь бедных и детей. В Баварии поминовение душ усопших длилось неделю — с 30 октября до 8 ноября (Seelenwoche). У протестантов день памяти мертвых (Totenfest) отмечался в последнее воскресенье церковного года{495}. Вера в души нашла широкое отражение и в немецком фольклоре.
6 ноября у немцев, особенно в Баварии, отмечался день св. Леонгарда{496} — патрона солдат и рожениц, а также покровителя скота, особенно лошадей, и вообще сельского хозяйства. В прошлом ему жертвовали плоды полей и животных. Впоследствии их заменили вотивы в виде подков, фигурок животных. В этот день, как и в день св. Стефана и св. Георгия, освящали лошадей, устраивали скачки. Лошадь, и прежде всего белый конь, играла определенную роль и в культе древних германцев (наблюдали за их поведением, приписывая им способность предчувствия, прислушивались к ржанию, видя в этом проявление божественной воли). Еще в XIX в. продолжали бытовать представления о диком охотнике. Скачки в Баварии превращались в настоящий народный праздник{497}. Интересно отметить, что в связи с падающей ролью лошадей и возрастающей ролью автомашин с 1932 г. началось в Баварии освящение автомашин. Первое освящение произошло по инициативе шоферов — участников первой мировой войны в округе Вассербург{498}.
В ряде мест западной и северо-западной Германии считали, что с дня св. Мартина (11 ноября) начинается зима. Так, в горных районах Эйфеля к этому времени действительно чаще всего уже лежит снег. Но даже если снег еще и не выпадал, все равно зима близка. К этому времени заканчивались все работы в полях и садах, скот с пастбищ возвращался в стойла. Подводились итоги хозяйственного года, наступало время арендных плат, погашения долгов, уплаты налогов. В прошлом на мартинов день крестьяне платили десятину. В городах же обновлялись договоры на квартиры.
По церковному календарю этот праздник отмечался в честь Мартина, епископа Турского, похороненного в этот день в 400 г. и причисленного церковью к лику святых в V в. В Германию культ св. Мартина пришел из северной Франции во времена Карла Великого (VIII–IX вв.). Со временем в протестантских областях забыли о святом, и празднование переместилось на 10 июня — день рождения Мартина Лютера.
Однако роль святого в праздновании невелика: светский характер праздника преобладает над церковным{499}. Значение этого дня определяется в первую очередь его местом в хозяйственном цикле крестьянина. Видимо, и в далеком прошлом в это время древними германцами отмечался праздник в связи с окончанием работ. В обрядности мартинова дня почти вп