лоть до наших дней сохранились и отдельные языческие элементы. Клерикальный характер празднование дня св. Мартина имеет лишь в Рейнланде, особенно в Кёльнской и Трирской областях, где он чтится как патрон многих церквей{500}.
Св. Мартин считается покровителем солдат, сукноделов, альпийских пастухов, домашних животных и птиц, о чем свидетельствуют и вотивы в виде подков, фигурок животных.
Одним из составных элементов праздника в прошлом был мартинов огонь, распространенный довольно широко. Костры зажигали не только на близлежащих возвышенностях, но нередко и на каждом дворе. В крупных поселениях создавалось по нескольку групп парней, которые соперничали друг с другом, стараясь разжечь самый большой костер. Как и на другие праздники, заранее собирали материал для костра: хворост, солому, разный хлам и прежде всего корзины, в которых недавно лежали плоды.
Во многих местах прыгали через костры, водили хороводы, золу от костра рассеивали затем по озимым полям. Когда костер затухал, зажигали от него факелы (бобовые стебли, обернутые соломой) и шли в деревню. Впереди шествия обычно ехал на белом коне в мантии «св. Мартин», иногда же его, сидящим в кресле, в одеянии епископа несли впереди процессии. В Бонне впереди шествия шел Martinsmännchen — мальчик, туловище и конечности которого были обернуты соломой{501}.
К XX в. зажигание огней на мартинов день стало почти полностью делом детей, даже подростки почти не принимали в этом участия. Костры были заменены шествиями детей с «факелами» — выдолбленными тыквами, репами или огурцами, внутрь которых были вставлены свечи (в XX в. их сменили бумажные разноцветные фонарики){502}. В Дюссельдорфе, Кобленце и других городах Рейнланда эти шествия с начала XX в. принимали все более организованный характер, в их проведении участвовали учителя и различные ферейны. Постепенно фейерверк заменил прежние огни, а подарки детям — сбор подношений во время прежних шествий от дома к дому. В прошлом нередко в это время происходила борьба «зимы» и «лета», только на этот раз всегда побеждала «зима». Иногда «лето» (которое символизировала корзина из-под плодов) сжигали.
На северо-западе ФРГ сохранились в пережиточной форме шествия масок. В протестантских районах средней Германии, в частности в Эрфурте, происходили факельные шествия (Martinslichter) в день рождения Мартина Лютера.
В южных областях и Альпах образ святого мало проявляется в обрядности, несмотря на ожесточенную борьбу здесь католического духовенства с язычеством уже с VI в. В этих районах в мартинов день появляется одаривающий детей «меховой Мартин» (Pelzmärte) — парень, одетый в вывороченную наружу мехом шкуру, с вымазанными сажей лицом и руками{503}. Как и некоторые персонажи николина дня, он бросает горох, звенит бубенчиками и поднимает шум. Местами и предводителя дикой охоты называют «junker Merten», хотя, конечно, к св. Мартину эти образы не имеют никакого отношения.
Вплоть до 30-х годов нашего столетия в Баварском Лесу и некоторых других районах Баварии сохранялся пастушеский обычай, называемый Wolfablassen (буквально: отпустить, спустить волка), известный также в Австрии и немецких поселениях Чехии{504}. Заметную роль в обрядности мартинова дня играл, как и на другие праздники, Lebensrut (прут жизни). В Гарце и Баварии{505} пастухи, патроном которых был св. Мартин, шли в его день по крестьянским дворам с веткой березы, на макушке которой оставалось несколько листочков (иногда ее заменяла ветка дуба или можжевельника с ягодами), ударяли ею скот и передавали хозяину дома, чтобы он этим прутом весной в первый раз выгонял скот. Полагали, что живительные соки прута перейдут на животных. Нередко прут освящали в церкви 6 января — в день трех королей.
К мартинову дню производился большой забой скота. Наступала зима, кормов на весь скот не хватало, поэтому оставляли столько животных, сколько могли прокормить. В это же время пробовали и молодое вино; шумная пирушка была неотъемлемым элементом праздника. Ритуальным блюдом был «мартинов гусь». С ранних времен известны обильные пиршества с жареным или фаршированным яблоками, изюмом и каштанами гусем, вином, орехами и фруктами в городах Кёльне, Ахене, Бонне, Дюрене и др.{506} В сельской местности гусь был не всегда: его заменяла жареная свинина.
Пекли различные мучные изделия, особой известностью пользовался «мартинов рог» (Martinshorn) — большая булка в виде подковы. В западном Эйфеле пекли пирог из гречишной муки. В селах Эйфеля в качестве праздничной еды могло быть и просто холодное молоко или молочный суп с накрошенной в него белой булкой{507}. В годы нужды, например в первые годы после окончания первой мировой войны, вместо гуся пекли «мартинов хлеб» (Märtesbroode) из тертого картофеля с некоторыми приправами. На мартинов день в виноградарских районах пили молодое вино и посылали его в подарок родственникам и друзьям.
Гусь играл роль на мартинов день не только в трапезе. По костям гуся гадали о погоде; если кость крыла была коричневого цвета, то жди снежной зимы с умеренными морозами, если белого — жди холодов с небольшим снегом{508}. В ряде мест, например в Швабии{509}, сохранялись состязания с обезглавливанием гуся, подобные играм на другие праздники, где обезглавливался петух; очевидно, и гусь также был олицетворением духа растительности{510}, хотя некоторые исследователи связывают его с культом Водана{511}. В то же время существует и христианская легенда, согласно которой гуси своим гоготанием выдали местопребывание Мартина Турского, спрятавшегося в гусятнике от кардиналов. За эту провинность, по легенде, их и режут в день св. Мартина. Существуют и реальные причины обычая резать гусей в это время: нехватка кормов на зиму для всего поголовья.
В течение веков обряды и обычаи на мартинов день, как и в другие памятные дни, неоднократно менялись. Так, одни элементы обрядности (например, обычай «пить в память» — Minnetrinken на Мартина) исчезали, другие, исчезнув, через некоторое время под воздействием различных причин возрождались вновь, иногда, правда, в несколько иной форме (например, огни, шествия, песни). Но, как и большинство других календарных праздников, в XX в. мартинов праздник трансформировался в детский или же обрядность его носила развлекательный характер.
Мартиновым днем заканчивался летне-осенний календарный цикл праздников и подводились итоги хозяйственной деятельности человека за истекший год.
АВСТРИЙЦЫ
В обрядности летне-осеннего цикла праздников нашли отражение главные заботы крестьянской семьи о созревании зерновых и винограда, уборочных работах, о выпасе скота на альпийских лугах. В обычаях заметны также вариации сроков этих работ, отсутствие четкого выделения лета и осени как сельскохозяйственных сезонов.
На народный календарь оказал влияние католицизм: дни календаря были распределены между многочисленными святыми, которых в народе считали покровителями всех видов хозяйственной деятельности, «помощниками» в семейных заботах.
По древней австрийской традиции, год делился на два полугодия в зависимости от зимнего и летнего солнцестояния. Лето отсчитывалось со дня летнего солнцеворота. Единый комплекс обычаев был приурочен не к одному этому дню, а к целому отрезку времени, приблизительные границы которого были с 15 июня по 4 июля. Возможно, это единство сложилось позднее, благодаря постепенному переходу этих обычаев с одной даты на другие, соседние. По мнению известного австрийского этнографа Р. Вольфрама, празднование солнцеворота в старину продолжалось в течение двенадцатидневья, т. е. с 24 июня по 4 июля, дата — 15 июня возникла в соответствии с юлианским календарем{512}.
В сохранившихся обычаях этого времени заметны следы древнего празднества с зажиганием ритуальных огней. Эти огни — чаще костры, реже горящие, обвитые соломой шесты, колеса, деревянные шайбы — известны в народе под названием (в зависимости от дат) «огни солнцеворота» («Sunnawendfeuer»), «огни Вита» («Veitsfeuer»), «огни Иоганниса» («Johannisfeuer»), «огни Петра» («Petersfeuer»), т. е. по имени святых, чья память приходилась на эти дни.
Подобные ритуальные огни зажигались и в другие дни года. Однако летние огни имели в Австрии, по данным Австрийского этнографического атласа, наибольшее распространение и, по мнению Р. Вольфрама, наиболее древние корни. О происхождении этого обычая имеются различные мнения. Так, одни исследователи соединяли их с приписываемой огню очистительной силой, другие видели в них оплодотворяющее начало солнца, отголоски солярного культа, что подтверждалось и самим их местом в календаре{513}.
В начале XX в. основной комплекс обычаев был связан с 24 июня — днем св. Иоанна или, вернее, его кануном. Праздник 15 июня — день св. Вита, как и приуроченные к его дню огни, в это время ушли в прошлое. Лишь пословицы и поговорки еще свидетельствуют о прежнем значении дня солнцеворота: «Солнце не может быть выше» или «св. Вит срезает время». Действительный же день солнцеворота — 22 июня — не нашел отражений в народной обрядности и лишь с XX в. стал отмечаться городскими ферейнами