Субботний день накануне троицы считался самым важным поминальным днем в году и назывался великие предки (moşii cei mari) или летние предки (moşii de vară). Для раздачи поманы в честь умерших покупали новую посуду (кувшинчики, тарелки, миски и т. д.), украшали ее венками из роз, инжиром, калачиками, нанизанными на одну нить. В приготовленную посуду клали еду, наливали вино и разносили по родным и соседям; давали в поману и одежду. Если вина в доме не было, то сосуд, предназначенный для него, наполняли у колодца свежей водой и платили за нее детишкам, которые специально с утра прибегали к колодцу. Обменивались поманой и на кладбище.
В субботу вечером парни срезали в лесах ветви липы, которыми украшали дома, хозяйственные постройки, заборы и ворота. Часть ветвей освящали в церкви и хранили за иконами как обереги от грозы и градобития. Сухие листья этих веток заваривали как чай и применяли от простуды и других болезней. Пользовались ветками и при любовной ворожбе.
В день троицы молодежь села устраивала большую хору (hora mare) — танцы на площади. Это было последним летним общественным развлечением, так как после троицы начинались работы в поле. Женатые и замужние в троицын день собирались компаниями по домам, где проводили время за угощением. Помана в честь умерших раздавалась и в этот день.
Таким образом, смысл праздника троицы у румын сводился к поминовению мертвых, а обычай украшать все усадебные постройки зеленью воспринимался народом как защита урожая от градобития. В Буковине, например, эта вера в защитную силу зелени была столь велика, что еще спустя три дня после троицы запрещалось рвать траву, чтобы град не побил посевы. В некоторых областях страны в троицын день в целях защиты урожая освящались поля{828}.
Следующий за троицыным днем понедельник был большим праздником русалий, целиком языческим. Народ объединял понятия о добрых и злых духах, в которых верил, одним названием зыне (zâne). К добрым духам обычно прибавляли прилагательное, например зыне милостивые (zânele milostive), злые же духи имели свои названия и среди них особенно опасными были иеле (iele) или русалии (rusalii). Румыны представляли их как уродливых старух, летающих по воздуху с остроконечными орудиями и поражающих тех, кто трудился в их дни. Они могли наслать на людей различные болезни, оглушить, ослепить или обезножить человека. Интересно отметить, что у влахов Македонии, живущих в южнославянском окружении, внешний облик русалий, называемых ими альбы (alba), соответствовал облику прекрасных вил южнославянских сказаний. Они так же, как русалии и вилы, были носителями зла. Магической силы русалий народ боялся и строго отмечал их дни или с понедельника по среду после троицы, или даже начиная с самого троицына дня.
С наступлением темноты в русальи дни люди боялись выходить из дому, чтобы не напали русалии. Как оберег в эти дни за поясом носили полынь или зубчики чеснока. Полынь расстилали и внутри дома. В эти дни соблюдался строгий запрет на любую работу. На ночь со двора заботливо убирались все вещи, чтобы при помощи их русалии не наслали порчу на человека{829}. Против их злой силы прибегали к различным заговорам. Влахи Македонии старались умилостивить их различными подношениями, оставляемыми у колодцев.
Но, пожалуй, наиболее интересным обычаем, связанным с русальными днями, является кэлушарии (čaluşarii) или кэлучении (calucenii), как его называют в Банате. Своими корнями обычай этот, видимо, восходит к глубокой древности. В нем можно проследить пережиточные явления мужских союзов (в нем принимали участие только мужчины), элементы шаманизма («излечение» больных при помощи танцев и виртуозных прыжков). С определенными областными различиями этот обычай в своей практике в целом был довольно единообразен для всей страны.
Компания из нечетного числа мужчин выбирала своего руководителя — старица, ватаф (stariţ, vataf) и других лиц, имевших определенные обязанности. Они готовили знамя отряда, одежду и оружие для его участников, сплетали из липового лыка большой бич. Прежде чем приступить к действиям, следовало обезопасить себя от нападений злых духов и русалий. В этих целях, как свидетельствует о том Димитрий Кантемир, описавший наиболее древнюю из дошедших до нас форму обряда (XVIII в.), прибегали к помощи ворожей. Кэлушарии, «одетые в женские платья, с венками из полыни и других растений, говорили женскими голосами, а чтобы их не узнали, покрывали лицо белой косынкой. Каждый имел в руке обнаженную саблю, которой пронзал любого, кто попытается открыть лицо. Эта привилегия присвоена им с древности, и даже если они кого-нибудь убьют, то их не предают суду»{830}.
В глубокой тайне от остальных жителей села на заре русального дня кэлушарии собирались где-нибудь на холме и под скрещенными саблями, перед фигуркой вырезанного из дерева коня, давали клятву не нарушать законов кэлушариев. После этого под звуки танцевальной мелодии вся команда трижды обходила в танце холм. Один из кэлушариев вынимал из мешка специально принесенные растения (чеснок, полынь и т. д.), по народным представлениям отгонявшие нечистую силу, и бил по ним молотком, а другой хлестал их бичом. Затем стариц и один из кэлушариев поднимали скрещенными саблю и молоток, и под этой своеобразной аркой проходили все участники обряда. Подобные действия повторялись трижды, после чего кэлушарии танцевали «марш зыне». С этого момента считалось, что они обезопасили себя от нападений русалий и могут приступать к исполнению самого обряда.
Однако, несмотря на предпринятые защитные действия, в продолжение всех дней, пока длился обряд (в некоторых районах страны он продолжался даже с вознесения и до русальих дней включительно), члены команды ночевали только под церковной оградой, стараясь не разлучаться друг с другом. Все это время кэлушарии ходили по округе из села в село, из дома в дом, заходили даже в города, отгоняя злую силу и занимаясь «исцелением» больных. Больных укладывали на постеленный на землю ковер, а кэлушарии танцевали вокруг них, стараясь перепрыгнуть через лежащего на земле человека (от головы к ногам). На лету они шептали больному на ухо различные символические слова, которые были призваны изгнать болезнь. Около больного ставили знамя кэлушариев и горшок с водой, к которому красной ниткой привязывали цыпленка, чтобы в него ушла болезнь. За исполнение обряда кэлушарии получали плату деньгами и провизией.
Кэлушарии
Случалось так, что в скитаниях по округе сталкивались две команды из разных сел. Тогда разгорался бой, кончавшийся иногда убийством, но ни один судья не рисковал предать суду виновных, подчиняясь обычаю. Побежденная команда переходила в подчинение команде-победительнице на девять лет. Да и сами команды составлялись на девять лет. Отсутствие кого-либо из кэлушариев во время обрядовых действий осуждалось. Говорили, что его поразила «дурная болезнь».
Танцы кэлушариев имели не только ритуальное значение, но и самостоятельную художественную ценность. Они насчитывали до сотни особых фигур, отличались своеобразием такта и настолько виртуозными прыжками, что зрителям казалось, будто танцующий летит по воздуху. В репертуаре многих народных и даже профессиональных румынских ансамблей эти танцы сохраняются и в наши дни.
После завершения обряда все его принадлежности (знамя, оружие, специфическая одежда и т. д.) тщательно разламывали, рвали и закапывали в землю, пометив место, чтобы случайно кто-нибудь на него не лег. Бросали эти вещи и в воду, а затем разбегались во все стороны, не оглядываясь, боясь гнева русалий.
Весь русальский праздник заканчивался общественной хорой, во время которой матери давали кэлушариям подержать на руках детей, чтобы они были такими же бравыми{831}.
На протяжении веков этот обряд претерпел эволюцию. Если, по свидетельству Димитрия Кантемира, для кэлушариев XVIII в. был характерен женский костюм и бубенчики на ногах, то в конце XIX и начале XX в. этот костюм сохранился только в Банате. В остальных районах участники обряда выступали в праздничном мужском костюме, но с определенными украшениями.
Начиная с XVIII в. многие румынские и иностранные ученые пытались выяснить генезис этого обряда{832}. Различные точки зрения свелись к двум основным концепциям: 1. Большинство утверждало, что обряд кэлушариев романского (римского) происхождения связан или с реминисценциями похищения сабинянок или с праздником у римских салиев. 2. Кэлушарии имеют местные корни у древнего индоевропейского населения. К сторонникам второго мнения принадлежал и Ромулус Вуйя, наиболее подробно исследовавший этот обряд{833}. С одной стороны, он связывал его с культом солнца, а с другой — с изгнанием злых духов для сохранения здоровья. Михай Поп{834} рассматривает кэлушариев как защиту коллектива от вредоносных действий злых сил. Если один из членов общества нарушает неписаные законы поведения, он тем самым ставит под угрозу не только свое благополучие, но и благополучие своего коллектива, и последний обязан обезопасить себя от агрессивности носителей зла{835}.
Генезис обряда кэлушариев имеет древние корни и его трудно связать с тем или иным народом. Особо следует отметить, что в том виде, в котором этот обряд дошел до наших дней, в нем явственно ощущаются черты различных напластований, как бы синтез различных в прошлом обрядов: защиты, исцеления, вызывания плодородия почвы и плодовитости всего живущего. В том или ином виде он встречается и у других народов балкано-дунайского бассейна (болгар, македонцев и пр.) и нуждается в глубоком сравнительно-историческом изучении.