ли домашней скотине, «чтобы давала молоко». В первой половине XX в. обычай печь специальные хлебцы прекратился (иногда вместо них раздавали вареную кукурузу) да и сама церемония исполнялась лишь местами (например, зафиксирована на юго-востоке страны в окрестностях г. Корчи на границе славянского ареала), без прежней торжественности, больше в игровой форме и редуцированном виде: часто вместо того, чтобы лепить фигурку, просто выкапывали «могилку» и на ее дне чертили человеческую фигуру, причитая: «Мать, о мать моя! Взошло солнце и не застало тебя!»{867}
Обряд этот напоминает «похороны» Колояна (или Сколояна, более позднее его наименование Герман) у славянских народов и румын. Однако там «хоронят» фигуру (куклу), носящую по большей части мужское имя, предрекают ее воскрешение, и весь обряд нацелен на то, чтобы добиться плодородия путем вызывания дождя{868}. Албанский обряд наиболее близок к тому варианту румынского, в котором хоронили мужскую фигуру «отца солнца» и женскую — «мать дождя». Особенности обряда из окрестностей Корчи можно предположительно связать с очень развитым в древности среди албанцев солярным культом.
Вернемся к старинному албанскому календарю. Через 90 дней после начала года, т. е. в конце июля, отмечался праздник под названием «середины лета» (mjedis i verës), или «праздник высокогорного пастбища» (festa е bjeshkës), или же «праздник горы Томори» (festa е Tomorit) — священной горы в средней Албании, которую в народе называют «отцом»{869}.
День «середины лета» — это коллективный праздник, на который сходились жители довольно больших округов, некоторым приходилось затрачивать по два-три дня на пеший переход по горным тропам. Угощение заготавливалось заранее с расчетом на большие коллективные трапезы. Односельчане собирались группами — мужчины, которые могут идти быстро, более медлительные пожилые люди, женщины с детьми и т. д., нагружали на вьючных лошадей и мулов приготовленную снедь, утварь, необходимые спальные принадлежности, сбивали в небольшие отары баранов, предназначенных для жертвоприношения, и пускались в путь.
Местом сбора были обычно определенные горные вершины. Там на высоте до 2 тыс. м зажигали огромные костры. Праздничная ночь проходила в песнях и танцах вблизи этих костров. В оживленной веселой толпе группы, пришедшие из разных сел, обменивались приветствиями и поздравлениями. Затевались различные игры, шутки, разыгрывались импровизированные сценки на темы местной жизни. Ружейные выстрелы оглашали окрестности (всякое торжество, празднество сопровождалось в старой Албании пальбой из ружей). Горящие куски красной материи, мелькая в руках танцоров, рассыпали в ночи снопы искр.
Наутро, едва забрезжит рассвет, все собирались около горного ручья или ключа (тоже раз и навсегда определенного) и промывали себе глаза его прозрачной водой. Церемония эта была обязательной: считали, что тот, кто пренебрег ритуальным омовением, напрасно совершал паломничество на священную вершину, всякое его начинание будет безрезультатным.
Вернувшись к кострам, пили кофе и ждали восхода солнца. Его появление на небосводе встречали криками радости и ружейными выстрелами. В этом обряде отразилась особенность древнейших религиозных верований албанского народа — почитание солнца{870}. В албанском фольклоре можно найти множество примеров «персонификации» солнца, отношения к нему как к одушевленному существу{871}.
Отзвуки поклонения дневному светилу остались до сих пор в клятвах — устойчивых словесных формулах, произносимых людьми машинально, по привычке, унаследованной от предыдущих поколений: «во имя неба и земли», «ради сияния света», «во имя солнца» (për atë dielli), «ради луча света» или «во имя солнечного света» (për atë rrezja е diellit). Эти и им подобные клятвы часто произносятся в народе. И только в городах к этим эмоциональным восклицаниям прибавляют «për zotin» («ради бога» или «ей-богу»).
Албанские горцы-христиане осеняли себя крестным знамением при первых лучах восходящего солнца, приветствуя появление древнего божества символом позднейшей религии. Совершая обряд оплакивания покойника, его помещали так, чтобы лицо его было обращено к солнцу. По мере передвижения солнца по небосклону положение покойника меняли, снова и снова поворачивая его к солнцу{872}.
Обряды, связанные с культом солнца, нашли свое характерное выражение в празднике середины лета.
Встретив солнце, толпа растекалась по пастушеским станам, разбитым на высокогорных альпийских лугах пастухами, которые еще в день св. Георгия отправились со стадами овец на летние пастбища. Паломники обедали на станах, добавляя к принесенным из дома припасам свежее молоко и сыр. Затем обменивались взаимными пожеланиями благополучия и отправлялись в обратный путь, распевая песни и затевая пляски.
После праздника середины лета начинали заготовлять корм для зимнего стойлового содержания скота: нарубали ветви дуба и бука. В то же время происходила уборка кукурузы (из кукурузной муки выпекали пресный хлеб — главную пищу албанских крестьян, особенно горцев). Этими работами были заняты с конца июля до начала сентября.
Надо полагать, что именно в связи с окончанием главных сельскохозяйственных работ находятся обряды, совершавшиеся в течение августа в каждом районе страны в своем определенном месте. В этих обрядах можно проследить пережитки еще одного древнейшего культа в религии албанцев — культа духов — хозяев местности.
Согласно народным преданиям северной Албании в горах и рощах, на перевалах или вблизи горных ключей живут прекрасные и могущественные волшебницы — заны (zanët). В южных албанских областях их называют jashtësmeja (буквально: «находящаяся снаружи», т. е. вне человеческого жилья), fat’mire («добрая судьба»), nus'e mallet («молодица гор») или говорят о них описательно: «те, которые обитают в добрую ночь» (ato qe banfshime naten’e mirë). В этих наименованиях чувствуется оттенок эвфемизма, который вытекает из суеверного страха людей перед неведомыми существами. Некоторые авторы склонны сближать эти сверхъестественные существа албанской мифологии с греческими нереидами (νεραιδες){873}, близки они и славянским вилам. Заны — красивые юные женщины, на юге их представляют низкорослыми, как детей; они легки и воздушны, одеты в белые одежды. Они обитают в укромных, скрытых от человеческих глаз местах и могут рассердиться и жестоко наказать человека, нарушившего их покой. Тому, кто добр, честен и благороден душой, заны помогают волшебными чарами.
Албанский эпос хранит множество прекрасных легенд о богатырях, которым в трудную минуту пришли на помощь хозяйки гор и рощ{874}. К занам родных гор взывает о помощи женщина, уроженка северного высокогорья, выданная замуж в далекий город Шкодру, и волшебницы из отчего края помогают ей за то, что она чтит обычаи предков{875}.
Вера в сверхъестественные существа — хозяев природы заставляла людей относиться с суеверным почтением к местам, чем-либо особенно примечательным: к вершинам гор, оголенным ветрами большим камням, огромным дубам, уединенным горным источникам и т. п. Все эти места казались обиталищами мифических существ.
Древние языческие традиции держались среди албанского народа крепко. Жители сельских мест, особенно горцы, еще в начале XX в. с неизмеримо бо´льшим интересом и усердием справляли местные праздники, не говоря уже о таких значительных, как день лета (Георгиев день), или день «середины лета», чем главные праздники христианской и мусульманской религии — пасху и байрам.
Традиция, перешедшая от предыдущих поколений, велит жителям каждой округи идти всем вместе в определенный день на вершину горы и там жарить на вертеле барана («делать курбан») и съедать его сообща. Такое празднество неизменно завершалось песнями, танцами, всеобщим весельем. Нет сомнения, что мы имеем дело с пережитками древних жертвоприношений духам — хозяевам местности, совершавшихся по окончании главных сельскохозяйственных работ в особо почитаемых местах. На священных вершинах накапливалось множество рогов принесенных в жертву баранов.
Народ сам пытался найти объяснение, почему для празднества были выбраны именно эти места и эти даты. По мере того как тускнели и стирались древнейшие представления о духах — хозяевах природы, люди были склонны толковать привычные обряды как церемонии в честь христианских, а позже мусульманских святых. Новые религии не уничтожали традиционные обряды, происходило лишь замещение персонажей, которым эти обряды посвящались. Поэтому в августовских праздниках принимали одинаковое участие христиане и мусульмане.
Вот несколько примеров таких местных праздников.
В первой половине августа на северо-востоке албанского ареала происходил праздник на вершине горы Паштрика, где делали курбан (жарили жертвенного барана). Для совместного празднования собирались мусульмане из области Хаси и католики из окрестностей Гьяковы (современная Джяковица, в Югославии). Истоки этого праздника забыты. В народе, по воспоминаниям людей старшего поколения, его связывают то с троицей (Sancta Trinitas), то с праздником преображения господня — 6 августа (Shnderim i Atit, диалектальные формы shndertati или shndritati). Очень похожий традиционный праздник, сопровождавшийся поеданием жертвенного барана, песнями, танцами, происходил 15 августа в местности Дукагьини (северная Албания). Название этого праздника не сохранилось.