Вторая идея выражена в гораздо более разнообразных формах. Суеверные, магические и анимистические представления здесь развертываются во всем блеске. Сберечь плодоносную силу земли, передать ее через полученное зерно будущему году — вот наиболее «вещественное» выражение этой идеи, ее контактно-магическое выражение. Но та же идея принимает и иные, анимистические формы — олицетворения той же плодоносной силы. Это именно те олицетворения хлебного поля, нивы, созревшего урожая, которые впервые так отчетливо исследовал Вильгельм Маннгардт и с таким блеском обобщил Джемс Фрэзер.
Хлебное поле рисуется воображению земледельца как живое существо — это «хлебный заяц», «ржаная собака», «ржаной волк», «хлебный петух» и иные животные или же в человеческом образе — «хлебная матушка», «старик», «ржаная девушка» и другие подобные антропоморфные образы. Это живое существо сидит в зреющей ниве, его видно, когда нива волнуется от ветра. А когда люди жнут рожь, это живое существо постепенно отступает и под конец прячется в последней горсти колосьев. Психологически вполне понятно, что суеверные чувства сосредоточиваются на этом последнем участке жнивья, на последней горсти колосьев, на последнем снопе. Местами его оставляли несжатым, перевязывая лентами и т. д. Или срезали с особыми обрядами. К тому, кто срезал последний сноп, — особое отношение: ему или особый почет, или, напротив, насмешки и шутки он «поймал зайца», «поймал петуха».
Вполне понятны психологически и все дальнейшие манипуляции с последним снопом: его украшают, торжественно, с песнями несут домой и потом почтительно хранят; зерно из этого снопа употребляют для обрядовых кушаний, скармливают скоту и, что особенно важно, подмешивают к посевному зерну на будущий год. Это магическая и символическая, если угодно, передача плодородной силы земли через зерно обратно той же земле; символическое или магическое возвращение земле ее собственной плодоносящей силы.
Этой же идее подчинены и прочие более или менее вычурные обряды или игры, связанные с уборкой урожая: игры с петухом, гусем, котом и пр. как живым олицетворением урожая, отсечение головы петуху, зарытому по шею в землю, — символика, доведенная до грубого натурализма, инсценировки с человеческими олицетворениями урожая — выборные «короли» и «королевы» и т. д.
Все эти аграрные по происхождению обычаи и обряды включали в себя, конечно, и всякие развлекательные моменты — песни, игры и танцы, а заканчивались, как правило, пирушкой, в которой обрядовые черты уже отступали на задний план перед простым весельем, вполне заслуженным, и обильной едой и выпивкой. Ведь самое богатое время года!
В скотоводческих (преимущественно горных) районах Европы летне-осенний цикл обычаев имел иной вид. Средоточием его было возвращение скота с летних горных пастбищ. В этих обычаях тоже много общего в разных странах.
В этот сложный комплекс аграрной, сельскохозяйственной по существу обрядности по-разному вклиниваются в отдельных странах посторонние в основе своей элементы: обряды культа предков и культа умерших; черты общественного строя, восходящие к древним мужским и женским союзам. Очень весомый отпечаток внесла христианская церковь, которая сделала все что могла, чтобы если не истребить «языческий» дух аграрных праздников, то, по крайней мере, придать им хоть видимость христианской обрядности. Местами ей это удалось: в тех странах, где особенно сильна была (да и сейчас сильна) католическая церковь — в Италии, Испании, Португалии, церковные обряды настолько глубоко вошли в быт и душу населения, что порой едва прослеживается из-под них древняя аграрная основа обычаев. В других странах, однако, картина совсем иная, и именно в летних и осенних обычаях, особенно связанных с уборкой урожая, церковного элемента почти незаметно.
Эпоха капитализма с ее товарно-денежными отношениями в известной мере тоже повлияла на традиционные обычаи. Уборочные обычаи, некогда общинные, как-то приспособились к классовым отношениям в деревне: украшенный последний сноп несут уже к хозяину поля, его приветствуют песнями, а он отвечает наемным рабочим угощением и выпивкой. Другой пример: расчеты по найму батраков, пастухов, наем их на новый срок — все это приурочивается к дням осеннего праздничного цикла: михайлов день, димитров день.
Проследив календарные обряды народов Европы, мы замечаем характерную трансформацию верований; имея корни в глубокой древности, заняв позже определенное место в канонах господствовавшей церкви, они в наши дни получают новое осмысление.
Например, по верованиям древних кельтов души умерших поднимались 1 ноября (с этой даты начинался новый год) из подземного мира и находились среди живых. Именно поэтому даты 1 и 2 ноября вошли в ритуал христианской церкви как день всех святых и день усопших. Со временем эти два церковных праздника в народном быту слились воедино, стало в обычае посещать могилы родных и близких безотносительно к церковным установлениям. А ныне эти даты имеют большое общественное значение — день памяти погибших соотечественников.
В Париже, например, к могиле Неизвестного солдата направляется торжественное шествие. В других городах Франции посещают памятники воинам, погибшим в трех последних войнах. По всей Польше в эти дни зажигают свечи и кладут живые цветы на братские могилы польских и советских воинов. В Варшаве горят огни возле мемориальных досок, отмечающих места, где в годы второй мировой войны погибли жертвы гитлеровской агрессии, бойцы Сопротивления, участники варшавского восстания. Поминание погибших 1 ноября происходит в Великобритании и других странах Европы.
В наши дни в социалистических странах Европы возрождается интерес к народным традициям, в которых ярко проявилось творчество народа. Широко празднуется окончание уборки урожая. Эти фестивали приобрели новые формы, соответствующие новым социальным отношениям: подводят итоги сельскохозяйственного года в кооперативах, в областях, демонстрируются хозяйственные достижения, премируются лучшие работники. В эти праздники включаются фольклорные элементы в самом широком смысле: люди надевают местные национальные костюмы, звучит народная музыка, песни и танцы сопровождают веселье. Эти праздники способствуют сохранению и развитию эстетических традиций, популяризации народного искусства.
RÉSUMÉ
Le troisième livre de la série «Coutumes et rites dits de calendrier dans les pays de l'Europe hors l'U.R.S.S.» dont le premier tome était consacré aux fêtes hibernales tandis que le second à celles de printemps, englobe les rites estivaux et d’automne de l’année agricole et rituelle.
La limite séparant l'été de la période printanière est bien conventionnelle; elle dépend de la latitude géographique, des conditions climatiques générales ou à une époque donnée. Cette limite coĩncide à peu près avec le moment où les travaux agricoles printaniers sont terminés. La fête populaire principale, c’est le 24 juin, cette date ayant rapport avec le solstice d’été. D’après le calendrier ecclésiastique c’est le St. Jean-Baptiste, suivi des St. Pierre et St. Paul tombant tous les deux dans le 29 juin.
Les fêtes en question comprennent aussi des éléments d’une ancienne magie agraire, de la protection magique de la santé, d'un ancien culte solaire (à savoir, les bûchers rituels, et cela souvent sur les éminences, l’emploi rituel de l’eau et la croyance à une force épuratrice spécifique de celle-ci, la collecte des plantes médicinales). Aux fêtes estivales s’ajoutent, eux aussi, les rites et chansons érotiques, les couronnes rituelles etc. Avec la saison d’été on fait coïncider les rites de la protection magique des récoltes de la sécheresse, de l'orage, de la grêle ou des parasites des champs.
Le rituel estival, il est bien difficile de le détacher de celui d’automne, ce dernier étant lié à la moisson — mais celle-ci commence encore durant l'été.
Voici les idées principales en rapport avec les rites automnales. 1°, légitimer les débuts de la consommation des récoltes nouvelles — du blé, des légumes, fruits et raisins; celà veut dire, autrefois, la levée du tabou et plus tard, l'épuration ecclésiastique des fruits en les consacrant, le festin rituel. 2°, assurer des bonnes récoltes pour l’année suivante. Cette dernière idée est exprimée de la façon la plus nette dans les croyances à un «esprit du champ de blé» qui est personnifié soit par un animal (chien, loup, lièvre, coq etc.), soit par un être humain (vieillard, jeune fille etc.). D’après les croyances populaires, et cela surtout chez les peuples germaniques, l’esprit en question se cache dans les épis de blé et démeure, durant la moisson, dans le dernier gerbe. Celui-ci est transporté à la maison avec des rites spécifiques; on le garde sur une place d’honneur et le grain provenant de ce gerbe est donné au bétail et ajouté à la sémence.
L’influence de l'Eglise avait apporté peu de changements à l’ancien sens magico-agraire de fêtes et rites d’été et d’automne. Cependant, quelques fêtes coïncident avec les jours des saints chrétiens; l’influence en question apparaît d’une façon plus forte aux pays où le catholicisme avait la prépondérance, tels l'Espagne, le Portugal, l'Italie.
De nos jours, dans la plupart des pays, les fêtes agraires traditionnelles ne sont plus conservées qu’en tant que prétexte aux distractions, jeux et danses des jeunes. Dans les pays socialistes, des «fêtes de la récolte» sont célébrées, elles aussi.
The Third volume of the series «Calendar Rites in the Countries of the Western Europe», is devoted to summer and autumn periods of the year (the First volume was devoted to winter Holidays, the second — to Spring Cycles).
The time border separating summer from spring depends on the geographical latitude, climate, weather and coincides with the end of spring field works. The main folk holiday of this period is the midsummer day, the 24-th of June which is St. Johan s Day in the Church Calendar; St. Paul’s day follows it on the 29-th of June.