В старину существовал церковный обычай, засвидетельствованный около 1700 г.: пастор во время пасхальной проповеди старался рассмешить прихожан веселыми анекдотами; этому пасхальному смеху придавалось какое-то особое значение[801].
Через две недели после пасхального воскресенья — конец пасхи (běla njedźela).
Первое апреля считается несчастливым днем; несчастлив будет тот, кто родился в этот день. Перенося это поверье на церковно-христианскую традицию, лужичане верили, что именно 1 апреля сатана был свергнут с неба, что 1 апреля родился Иуда-предатель. Есть обычай в этот день подшучивать над друзьями и поговорка (послать с апрелем) (z aprilom poślaś)[802].
Майский праздник — 1 мая — имеет глубокие корни в обычаях всех европейских народов, в том числе и лужичан. У них к этому дню приурочено два ряда обычаев и поверий: связанные с майским деревом и с верой в ведьм.
Обычай водружать майское дерево — общий у лужичан и немцев; его и теперь соблюдают и в городах, и в деревнях. Накануне 1 мая парни срубают в лесу высокую сосну или ель, приносят ночью в село (в город), очищают от сучьев, верхушку украшают венком, пестрыми лентами, деревянным крестом и водружают на площади — все это делают до восхода солнца. Под этим майским деревом (meja, majštanga) устраивается праздник, танцы. Один из парней — тот, кто сумел схватиться за верхушку дерева, когда его рубили, считается майским королем[803].
Другие первомайские обычаи связаны с верой в ведьм. Как и немцы, лужичане верили, что в ночь под праздник св. Вальпургии (1 мая) ведьмы (верхн. луж. — khodota, khodojta; нижн. луж. — chodota) слетаются на свой шабаш. В это время они особенно опасны. Для защиты от ходойт применялись разные меры: рисовали кресты на дверях, клали метлу на пороге, вешали зеленые ветки, били камнями по металлу, окуривали хлев; старались не оставлять наружи молоко, утварь. Был обычай «жечь ведьм» (khodojty palić): парни с горящими метлами в руках бежали в поле, бросали метлы в воздух[804].
Практиковались и другие очистительные обряды: хозяйка выметала сор из жилья, выносила его за околицу деревни или подкидывала соседу — этим как будто перегоняла к нему паразитов из жилища. Ночью приносили воду, брызгали ею в четыре угла жилья. Первый майский дождь считался целительным: люди старались вымокнуть под этим дождем[805].
Из последующих праздничных дат весеннего времени только немногие отмечены народными обычаями. Так, в церковный праздник вознесения (верхн. луж. — stupjenje do njebjes, bože spěće; нижн. луж. — stupny, sẃeżenstupny stwżrtk (40-й день после пасхи)) соблюдался запрет шить или делать иную домашнюю работу; верили, что за нарушение запрета человека может убить молния[806].
Только троицын день (верхн. луж. — swjatki; нижн. луж. — swětki) сопровождается народными развлечениями. Дома и церковь украшают зелеными березовыми ветками, устраивают конные скачки; раньше был обычай зажигать вечером костры. Очень интересен шуточный обычай неясного происхождения: изготовляли куклу девушки, одетую в народный костюм, на груди ее рисовали сердце, и парни старались с завязанными глазами уколоть это сердце саблей; тот, кому это удавалось, получал в награду платок[807]. Здесь можно видеть какой-то отдаленный отголосок любовной магии.
Вообще у лужичан сохранилось немало следов древних магических обрядов и поверий. Некоторые из них связаны были с весенними, а также и с летними полевыми работами, в особенности с посевом и посадкой растений. Например, при посеве льна исполнялся такой обычай: сеятель брал в руки яйцо и бросал его вверх как можно выше, приговаривая при этом: «Пусть такой же высокий вырастет лен». По другому сообщению, хозяин, выходивший сеять лен, брал с собой в карман два куриных яйца и съедал их на поле. Бытовал и такой магический обряд: того, кто выезжал на поле пахать под посев льна, обливали водой.
Местами вплоть до середины XIX в. соблюдался глубоко архаичный обычай: девушка-полольщица, закончив прополку льна, должна была трижды обежать, раздевшись донага, льняное поле и при этом произнести заклинание: «Лен, лен, друг, вырасти до моих бедер, до моей груди, и тут и остановись!»[808]
Магические обряды применялись и при посадке капусты. Ее сажали иногда вместе с репой, и по этому случаю наблюдали примету: если лен и репа всходили вместе, это было знаком, что любящие друг друга парень и девушка поженятся. В этой примете опять проявляется связь любовной магии с магией плодородия[809].
Народы ЮгославииМ.С. Кашуба
В календарной обрядности народов Югославии[810] прослеживается много общих черт, восходящих к временам язычества. Влияние церкви на календарную обрядность было неодинаковым у народов Югославии, это зависело от различий их вероисповедания. Как справедливо отметил один из крупнейших югославских этнографов проф. М. Филипович, характеризуя население одной из областей Югославии, ни католики, ни православные, ни мусульмане славянского происхождения не придерживаются учения и предписаний только своей официальной религии — каждой из этих групп присущи различные древние дохристианские верования, сохранившиеся как общеюгославское наследие. Мусульмане, кроме того, сохранили или заимствовали некоторые обряды, выполняемые христианами; имело место, хотя и в меньшей степени, и обратное явление[811].
Четко выделить праздники, с которых начинался весенний цикл календарных обрядов, трудно. В народных понятиях начало весны связывалось с разными днями церковного календаря, со сретением[812] — 15 февраля (у части сербов), с днем св. Иосифа — 19 марта (у части хорватов и словенцев), с днем 40 мучеников — 22 марта (у части македонцев), с благовещением — 25 марта (у части сербов) и т. д.[813]
Среди югославских ученых по этому вопросу существуют также разные точки зрения: согласно одной из них, не только масленица, но даже часть пасхального поста относится к зимнему циклу[814]. Наиболее убедительным нам представляется мнение тех авторов, которые считают масленицу связующим звеном между зимним и летним полугодиями и по смыслу обычаев относят ее к весенним праздникам[815].
Мясоед (mecojeђe, меснице, мрсовеђе, фашанке — сербы, черногорцы; мисници — македонцы; fašnik fašnjak — хорваты, fašenk, fajnšček — словенцы) и особенно завершающая его масленая неделя — самое веселое время года, время свадеб.
Анализ обычаев и обрядов этого времени года, совпадающего с периодом пробуждения и оживления природы (а некогда и календарным началом года), раскрывает их первоначальный смысл, давно уже почти забытый — стремление оградить себя, своих близких и свое имущество от злых сил и обеспечить благосостояние своей семьи и продолжение рода.
Масленичная обрядность народов Югославии очень разнообразна и ярка. Наиболее характерные черты масленицы (бела, сирна, загонетна недеља, сирнице, проштене покладе — сербы, черногорцы; сирната, сирупосна, бела, проштена недели, сирница — македонцы; pust, mesopust — хорваты; pust и др. — словенцы) — это ее общенародный характер, праздничное веселье, шествия ряженых и одаривание их, театрализованные представления, обильная коллективная трапеза и приурочение к ней магических действий защитно-предохранительного и вегетационного характера.
Непременная часть масленичной обрядности народов Югославии — шествия ряженых. Ряженые (мошкаре, мачкаре, оле, олалиjа, чароjице — сербы, черногорцы; zvončari, maškare, maškuri, mačkare, čorjaci, bušari, fašingari, orači, didi, baukari, gukari — хорваты; koranti, kurenti, maškari, maškori, pusti, pustjaki, fašenki, šeme, orači — словенцы) ходили по селам в течение всего мясоеда, особенно в конце масленичной недели.
Масленичная маска у ряженых звончари (Хорватия).
Шествия ряженых были широко распространены еще в первой половине XX в., а в отдельных областях страны, особенно в Словении (окрестности Птуя, Доленско и др.) и Хорватии (Конавле и др.), они сохранились и в наши дни. У католиков Югославии маскарадные, карнавальные элементы в масленичной обрядности представлены ярче и многообразнее, чем у православных. М. Гавацци указывал, что сначала карнавальные празднества справлялись горожанами и уже из города распространились в село.
Крестьяне, как правило, охотно принимали ряженых, так как считали, что они приносят благополучие. Им дарили подарки, иногда немного денег, а чаще вино и съестное. Если же случалось, что ряженых встречали негостеприимно, то те публично срамили хозяев и даже желали им всяческих несчастий. Некоторые югославские ученые, например, П. Петрович, видят в обычае одаривания стремление умилостивить демонов через посредство ряженых, которые своим необычным видом и вольным поведением как бы демонстрировали свою причастность к нечистой силе.
Оглушительный шум — музыка, перезвон колокольчиков и вериг, громкие выкрики — возвещали о начале маскарадного шествия. Ряженые задевали прохожих, норовили измазать их сажей и обсыпать пеплом и т. д. В с. Доня Врбава (Чачак, Сербия), например, трое