В их обрядности преобладали обычаи, целью которых было достичь благосостояния семьи в будущем году (прежде всего, магия плодородия), гадания, пережитки культа предков, общая трапеза, обычай ставить зелень, хождения ряженых, предохранительные обряды и действия против злых сил.
Шествия ряженых особенно характерны для всей австрийской и зимней обрядности. Впервые появлялись их процессии в мартинов день, затем в адвент (клепферы, ниглы, свита Николая, на Люцию и Томаса), но особенно часты они во время 12 ночей. Участниками шествий была холостая молодежь, чаще парни. Можно предполагать, что когда-то эти обычаи были связаны с союзами молодежи, маски и костюмы составляли их собственность. В альпийских областях специальные резчики готовили маски из дерева, коры, древесных корней. Со временем многие обычаи утрачивали свой первоначальный смысл, становились проще, шествия ряженых часто превращались в веселые маскарады, участниками их становились дети, или — особенно в городах — различные ферейны[514].
Процессии ряженых на святки имели различное происхождение. В сравнительно позднее время появились хождения со звездой, главные роли принадлежали святому семейству и Трем королям. Большей частью они пели или читали стихи, основной темой которых было рождение Христа; в них также включались пожелания хозяевам того дома, куда приходили ряженые, хорошего мужа их дочери, богатую невесту их сыну и т. д., в заключение следовала обязательная просьба — дать еду или деньги, последнее иногда выражалось в настойчивой форме.
Дети со звездой[515].
В это сумрачное и холодное время перехода от старого года к новому сложилось представление о злых силах, которые могли оказать влияние на судьбу человека, о возвращении умерших домой. С этим были связаны легенды о «дикой охоте», или «войске мертвых», известные и среди других германских народов. В Альпах были распространены рассказы о не нашедших успокоения «бедных душах» людей, погребенных под лавинами или в ледниках. Часто их связывали с мифологическими образами «Дикого охотника» — Вотана или Перхты[516].
Жители старались обезопасить себя от них различными средствами. В сочельник после мессы не только дом и еду, но и скот, амбары кропили святой водой и окуривали дымом от горящих веток можжевельника или хвои, поэтому рождество, Новый год и их кануны называли «Ночи окуривания» (Rauchnächte).
Самый важный день из 12 — рождество (Weihnachtstag). Празднование рождества начиналось с обрядовой трапезы. Значение, которое придавалось ей в старину, выходило за рамки праздничной еды; в характере блюд, действий, связанных с ними, заключался магический смысл.
Так как пост продолжался «до звезды», то в сочельник, как в рождественский постный день (Weihnachtsfasttag), ели скудно, в строго религиозных семьях пищу принимали один раз в день в виде жидких и холодных блюд (в Каринтии — Kalatsia, Kalasia). После первой мировой войны эти запреты стали значительно слабее, хотя нередко еда состояла лишь из сыра, пива или молочного супа с картофелем, лапшой и т. д., а также сушеных яблок, слив, груш и хлеба. После мессы и на 1-й день рождества на стол ставили все лучшее, что есть в доме, чтобы, как говорили, в новом году жить в достатке. Наряду с общераспространенным названием ужина после мессы «Святой ужин» (Mettenmahl, Heiliges Mahl) в Верхней Австрии называли его также «Большой» или «Огромный», что указывало на его значение. Чтобы закрепить это изобилие, в Штирии стол окружали цепями[517].
Основные приготовления начинались заранее. На обязанности женщин лежала выпечка хлеба, имевшего ритуальное значение. С этим связывали ряд примет и предписаний. Крестьянки Каринтии, Штирии и Верхней Австрии еще за неделю до рождества первым сажали в печь специальный хлеб. Все домашние присутствовали при этом, так как в старину считали — чем больше глаз смотрят на этот хлеб, тем лучше уродится рожь в следующем году. На каждом каравае были знаки креста или круги («глаза», «божьи глаза»), сделанные амбарным ключом (отсюда его название «Schlüsselbrot»). Чем больше кругов, тем лучше урожай. Можно предполагать, что если крест представлял символ христианства и напоминал о празднике рождения Христа, то круги имели, возможно, более раннее солярное происхождение и говорили о празднике солнца. Этот хлеб хранили в амбарах до весны, весной во время сева разбрасывали на полях его крошки, стараясь, таким образом, повлиять на урожай[518].
К обрядовым видам хлеба принадлежали изделия из пшеничной или ржаной муки, в тесто добавляли толченые сухие сливы и груши (Kletzenbrot, Störibrot, Birnbrot). Эти виды хлеба обязательны для рождественской трапезы Австрии. Пекли их в день св. Томаса — 21.XII. Начиная с сочельника хлеб ставили на праздничный стол, где он оставался до 6.I, независимо от того, ели его или нет; в некоторых местностях его начинали резать только на второй день рождества. Хлеб служил как бы символом объединения семьи, рода; кроме того, народное воображение наделяло его свойствами отгонять болезни, придавать силу и здоровье. Однако в народном представлении его связывали и с христианскими персонажами: так, уменье его печь приписывалось пастухам, пришедшим в Вифлеем. Караваев пекли несколько, резали их при полном сборе семьи в сочельник, по другим данным — на второй день рождества. Каждый должен был получить свою долю. Остатками или особыми хлебцами (Viehbrot, Viehstöri) кормили скот, крошки бросали на поля, под фруктовые деревья, желая приобщить их к общей трапезе и передать им силу плодородия. 26 декабря ходили в гости, приносили с собой кусок своего хлеба, обменивались хлебом с хозяевами. Такой обмен как бы закреплял дружбу. Таким же символическим актом объединения служила и общая еда этого хлеба влюбленными, после чего помолвка считалась состоявшейся[519].
Сравнительно новым кушаньем был яблочный штрудель, распространившийся на востоке страны, где он вытеснил более ранние виды обрядового хлеба.
Из мучных блюд часто приготовляли различные изделия из теста с начинкой сладкой, кислой, без начинки и т. д. под общим названием крапфен (Krapfen или Nudel). Крапфен давали ряженым как гостинцы. Пекли их и в другие дни святок, приготовление их также окружено рядом примет, соединенных с выпечкой обрядового хлеба в Австрии.
В рождественский ужин включались часто жидкие каши из муки, чаще пшеничной. В Тироле и Зальцбурге такую кашу бахлькох (Bachlkoch) варили на молоке и поливали сливочным маслом и медом. Ей также приписывали магические свойства: тот, кто ее съест, станет сильней и умней. Поэтому старики говорили молодежи: «Ты еще мало ел каши», или «Ты теперь должен есть кашу»[520].
После мессы ели мясо и мясные блюда — Mettensuppe (крепкий бульон, иногда это название распространялось и на другие блюда), колбасы, свинину и говядину с хреном и кислой капустой. Повсеместное распространение свинины, по-видимому, объяснялось ее наибольшей дешевизной, но можно думать также, что она имела и какое-то ритуальное значение: связанные с ней обычаи приурочены преимущественно к Новому году. В последнее время за праздничным столом частым блюдом стал венский шницель. Позднее других блюд на праздничном столе появилась рыба. Карп стал принадлежностью стола горожан, постепенно распространились дешевые сорта рыбы и в сельской местности[521].
В Каринтии и Верхней Австрии приготовление меттензуппе было связано с особым обычаем — перед мессой в огонь клали сучковатый чурбан (Mettenstock, Tschock), который должен был гореть до утра. Этот чурбан, по-видимому, когда-то был ритуальным рождественским поленом. Ныне ритуал разжигания его уже забыт. Раньше его пепел рассыпали на поля[522].
Обязательными элементами трапезы были также горох, бобы, мак, орехи, имевшие магическое значение, так как символизировали множественность, изобилие; ели мед, чтоб жизнь была слаще. Почти все они входили также в состав поминальных блюд[523].
Рождество — семейный праздник. Вся семья должна быть в сборе, за общей трапезой. Считали, что приход чужих в это время не предвещал ничего доброго, даже грозил смертью кому-нибудь из домашних. По-иному относились к бедным людям, их охотно приглашали за стол. В народе их связывали с святым семейством.
Рождественской трапезой делились со всем хозяйством, которое принадлежало семье, — со скотом, очагом, деревьями, полями. Остатки трапезы, особенно хлеба, бросали на землю, под фруктовые деревья; при этом говорили: «Дерево, ешь». В Штирии дети приглашали их есть бахлькох. В Зальцбурге до середины XIX в. сохранялся обычай целовать деревья ртом, полным пищи, — «Будь веселым, не будь ленивым, таким же полным, как мой рот» («Sei lussti! Sei net faul. So soll wia me Mäul voll»)[524].
Вероятно, это было результатом распространенного поверья, что, якобы, подобным путем можно добиться магического воздействия: усилить плодородие.
Считалось, что умершие, якобы, оставались членами семьи, от них ждали помощи в эти ночи, когда совершалось много таинственного, сверхъестественного. Во время трапезы нередко для умерших ставили приборы на столе, оставляли еду на ночь. Возможно, что это свидетельствовало о культе предков в прошлом. Со временем эти обычаи сильно изменялись, получали иное объяснение — так, на окне или около печи оставляли еду для «бедных душ» или для Марии и младенца Иисуса. Раздача еды беднякам также заменила эти старые обычаи