Все эти поверья и обычаи, связанные с «магией первого дня», суть разновидность «инициальной» («начинательной») магии.
Инициальная магия сочетается нередко с имитативной. Например, для рождественского полена (бадняка) южные славяне старались выбрать такое дерево — дикую грушу и т. п., — которое дает много плодов, чтобы год был урожайным. Обрядовый хлеб, выпекаемый на рождество, должен был способствовать, по поверьям, росту семьи и приплоду скота. Обвязывание соломой плодовых деревьев имело тоже магический смысл — передать дереву плодородную силу хлебных растений. Отряхивание тех же деревьев связано было с поверьем, что весной таким же образом будут отряхнуты с них черви-вредители.
На ту же первоначальную основу наслаивались и анимистические представления — вера в различные мифологические существа. Но тут уж — в более позднюю эпоху — сказалось и сильное влияние церковных христианских верований. Мифологические образы, фигурирующие в святочно-новогодних поверьях и обрядах, очень сложны по своему происхождению. Тут есть и прямые олицетворения церковных праздников: фея Бефана итальянских детей — это праздник эпифании (греч. — богоявление); Père Noël у французов — от латинского dies natalis — день рождения, рождество. Другие персонажи поверий — это просто христианские святые, образы которых, видимо, вытеснили и заместили более древние, чисто народные анимистические представления. Таковы Санта-Клаус (св. Николай), св. Люция, св. Мартин и др.
Наиболее спорным, наиболее трудным для объяснения элементом святочно-новогодней обрядности представляется обычай маскарадных игрищ. Почти нет народа в Европе, у которого бы не было отмечено употребление ритуальных святочных масок и маскарадных нарядов. По большей части они изображают зверей: конь, бык, коза, баран, медведь, петух и пр.; но есть и антропоморфные и бытовые маски, изображающие солдата, цыгана, еврея, трубочиста, дьявола, смерть, ангела и пр. Эти маскарады почти везде выдержаны в шутливо игровом стиле; они приурочены к разным дням. Но при всех различиях в деталях, самая суть — маскарадное игрище — повторяется везде. Каково же происхождение этого обычая святочного ряжения?
На этот счет строились разные гипотезы. Сторонники старой мифологической школы — Якоб Гримм, Вильгельм Шварц, Макс Мюллер, А.Н. Афанасьев, А.А. Потебня и др. — видели в этих (по большей части животных) масках обрядовое воспроизведение «небесных» зверей — олицетворений грозовой тучи, солнца и пр.; этот взгляд теперь почти никем не разделяется. Другие рассматривали ритуальные маски как пережиток тотемических обрядов. Иные — как остаток ритуала тайных союзов, либо организаций молодежи, либо как изображения предков. Маскам приписывалось магическое значение — стимулов плодородия. В целом вопрос остается до сих пор нерешенным.
Неясной остается и связь зимнего цикла обрядов с представлениями об умерших. Делались попытки объяснить ее чисто психологической ассоциацией идей: зима — смерть — умершие родственники. Думается, однако, что это объяснение недостаточно: против него говорит уже одно то, что обряды в память умерших исполняются не только зимой, а и в другие периоды года: в начале весны (в субботу на масленицу), после пасхи, под троицын день («родительская суббота»), осенью. Может быть, дело тут как раз в том, что для верующего человека ни один крупный праздник не должен обходиться без поминок в честь умерших родственников: они ведь тоже должны как-то принять участие в празднике своей семьи, своих близких.
Особняком стоят поверья о нечистой силе и ее активности в святочные дни. Каково происхождение этих поверий? Вообще образы злых, нечистых духов имеют очень сложное и разнообразное происхождение: тут и олицетворения болезней, и олицетворение насылаемой колдунами «порчи», и олицетворение враждебных человеку сил природы, и пр. Но почему этой нечистой силе приписывают способность особенно вредить людям в рождественские дни?
Вернее всего, тут сказалась опять психологическая черта — бессознательное стремление человека олицетворять все безотчетно жуткое, опасное. Зимняя темнота, короткие дни и долгие ночи, трескучие морозы и снежные бураны — все это как раз в середине зимы, особенно в северных странах, подавляло крестьянина, плохо защищенного от суровой природы. В странах Западной и Южной Европы, если и не было особых морозов, то были зимние туманы, бури, холодные дожди. Это бессилие перед жестокой стихией зимы и олицетворялось в сознании суеверного человека в образах чертей, ведьм, всякой нечисти, сугубо опасной людям в дни святок.
Таковы общие черты и таковы общие корни святочно-новогодней зимней обрядности, зимних праздников, обычаев и поверий.
Не меньше интереса, чем общие черты, представляют для нас различия в традиционных святочных и новогодних обычаях и поверьях между разными народами и группами народов. Различия эти порождены частью неодинаковостью природных и хозяйственных условий (Северная и Южная Европа, земледельческое или горно-скотоводческое хозяйство), частью — вероисповедной принадлежностью населения (католики, протестанты, православные), частью, быть может, иными причинами, в том числе и этническими.
Наиболее отчетливо выделяются различия, касающиеся церковных элементов святочного ритуала. В католических и протестантских странах в него вошли некоторые черты, совершенно отсутствующие у православных народов, и наоборот. Самый яркий пример — день 6 января. В этой дате совпали, собственно говоря, два разных христианских праздника: для православных это «крещение», связанное с евангельским рассказом о крещении Иисуса — уже взрослого человека — Иоанном Предтечей в реке Иордане; главный момент праздника — «водосвятие», освящение воды в реке через прорубь, или в море, или в церкви; здесь можно видеть далекий отголосок древнего культа воды, сказавшийся также и в христианском «таинстве» крещения новорожденных. В католических же и в протестантских странах 6 января — это день трех королей, когда вспоминается и инсценируется приход трех королей (или «магов», «волхвов») с Востока в Вифлеем для поклонения новорожденному Иисусу. В этих странах — Франции, Испании, Португалии, а также в странах Британских островов, в Швейцарии, Австрии, в католических по традиции в прошлом районах Югославии и др. — в обрядах и обычаях 6 января нет и намека ни на какое «крещение» (хотя местами есть обряды, связанные с водой и ее освящением), — так же, как в бывших ранее православных странах нет никакого намека на трех «магов» или «королей». И только в средней, как бы контактной зоне Европы (немецкие земли, Польша, Венгрия, Чехословакия, а также в Италии), как-то сочетаются элементы и того и другого праздника: и освящение воды, и процессия «королей».
Причины такого расхождения восходят еще к первым векам христианства, и они, видимо, чисто церковные. Христианские иерархи тогда с трудом и с большими спорами устанавливали даты евангельских событий — ведь в самих евангелиях для этого нет никакой точки опоры: в какой день родился Иисус Христос, когда его крестил Иоанн Креститель, и пр. В западной церкви сохранились доныне следы того, что вначале «рождество Христово» отмечалось как раз 6 января — поэтому и поклонение «магов» («волхвов») вспоминалось именно в этот день; последнее так и осталось, хотя само рождество и перенесено было еще в IV в. на 25 декабря. В восточной же церкви именно к 6 января приурочили крещение Иисуса Иоанном.
Отсюда и двойственное значение церковного термина «богоявление» (эпифания). Православные понимают это слово как явление людям всех трех лиц св. Троицы — бога-отца, объявившего Иисуса Христа в момент его крещения своим сыном, и святого духа, явившегося в виде голубя. А католики понимают богоявление, как само рождение Иисуса, которое было «явлением» бога людям.
В качестве еще одного примера различий, связанных с разными вероисповеданиями, можно указать на широко бытующий еще и сейчас в католических, особенно романских, странах обычай изготовления «яслей» (по-итальянски «презепе», по-французски «сантоны», по-польски «шопки»). Такие ясли изображают сцены рождения Христа, представленные глиняными, фарфоровыми или картонными фигурками (Мария, Иосиф, младенец Христос, пастухи). Такими подчас очень искусно сделанными фигурками, зачастую украшают сельские дома верующие люди в Италии, Испании, Франции, Швейцарии, Польше, Чехословакии.
Что касается внецерковных элементов святочных обычаев, то различий в них между отдельными странами тоже, конечно, немало, но они с трудом поддаются обобщению, нелегко уловить здесь какие-либо закономерности. Пример — рождественское полено: обычай жечь на очаге или в камине это полено, притом с особыми обрядами, распространен почти во всех странах Европы, но его не знают чехи, словаки, поляки, финны… Чем вызвано это различие? — трудно сказать; быть может, косвенно это связано с устройством огнища: там, где распространилась закрытая «русская» печь вместо открытого очага или камина, там обычай жечь рождественское полено, если он и существовал, должен был исчезнуть. В других случаях можно очертить сравнительно точно ареал бытования того или иного обычая, но опять-таки нелегко найти этому определенное объяснение. Типичный пример — обычаи и поверья, связанные с людьми (или животными) — вестниками счастья либо несчастья в первый день рождества или на Новый год: у одних народов — западные и южные славяне и их соседи, а также народы Скандинавии и Британских островов — эти поверья касаются первого посетителя в доме на рождество или Новый год (славянский «полазник»); у других народов — Франция, Италия, Испания и пр. — дело идет о первой встрече на улице в эти праздничные дни. — Еще пример — обрядовое употребление снопа: обычаи, с ним связанные (хотя и различные сами по себе), известны лишь в странах Северной и Центральной Европы: у западнославянских и у скандинавских народов.
Некоторые различия в святочной обрядности были связаны с неодинаковыми хозяйственными условиями отдельных регионов Европы. Так, например, в тех областях, где преобладает или преобладало в прошлом скотоводческое хозяйство, до сих пор сохраняется важное значение праздничных календарных дат ноября — время, когда кончался летний период трудового года скотоводов и скот переводился на стойловое содержание.