по Медведицы ключицам,
по лопаткам Семизвездья,
515 прилетела в погреб Бога,
в кладовые Властелина,
там как раз творили мази,
зелья разные варили
в тех серебряных кувшинах,
520 в золотых горшках красивых.
Мед варился посередке,
по краям кипело масло,
с края южного — напиток,
с края северного — сало.
525 Тут пчела, пичуга неба,
набрала напитка вволю,
меда разного — премного.
Лишь мгновенье пролетело,
как пчела, жужжа, вернулась,
530 хлопотливо опустилась,
сто рожков неся в охапке,
тысячу других горшочков,
там был мед, а здесь водица —
чудодейственные мази.
535 Вот родительница Кавко
те испробовала мази,
на язык взяла по капле,
все пригодными признала:
«Эти мази — божьи мази,
540 Всемогущего примочки,
ими Бог лечил увечья,
раны окроплял Создатель».
Окропляет мать сыночка,
изувеченного лечит.
545 Мазь наносит на разломы,
на различные разрывы,
мажет сверху, мажет снизу,
посередке раз проводит.
Тут сказала речь такую,
550 так она проговорила:
«Пробудись от сна, почивший,
дремлющий, оставь дремоту,
подымись с дурного места,
встань с одра своих злосчастий!»
555 Пробудился муж почивший,
сбросил тяжкую дремоту,
вновь обрел искусство речи,
смог сказать слова такие:
«Долго же я спал, несчастный,
560 долго же дремал я, жалкий,
сладкий сон вкушал беспечно,
предавался крепкой дреме».
Мать герою так сказала,
молвила слова такие:
565 «Ты проспал бы здесь и больше,
много дольше пролежал бы,
не случись прийти родимой,
матери, тебя носившей.
Ты скажи, мой сын несчастный,
570 ты поведай мне, родимый,
кто тебя спровадил в Ману,
кто столкнул в пучину Туони?»
Тут беспечный Лемминкяйнен
так сказал своей родимой:
575 «Тот пастух в шапчонке мокрой,
Унтолы[118] слепец несчастный,
он меня спровадил в Ману,
он столкнул в пучину Туони,
из воды змею он поднял,
580 из волны гадюку вынул,
на несчастного направил.
Я же вовсе и не ведал,
от змеи не знал заклятья,
заговора от укуса».
585 Мать герою так сказала:
«Ох, герой ты неразумный,
ты волхвов заклясть грозился,
лопарей[119] заткнуть за пояс,
сам змеиных слов не знаешь,
590 заговора от укуса:
из воды змея явилась,
из пучины — дудка с ядом,
из мозгов морянки вышла,
из голов морских касаток.
595 Плюнула на воду ведьма,
харкнула на волны злюка,
вытянула ком водица,
солнце тут же размягчило,
ветер в люльке убаюкал;
600 дух воды качал легонько,
волны к берегу катили,
выбросил прибой на сушу».
Мать, родительница Кавко,
все баюкала сыночка,
605 вид былой ему вернула,
прежний облик возвратила,
сделала намного лучше,
чуть покрепче, посвежее,
наконец спросила сына:
610 «В чем еще твои изъяны?»
Тут ответил Лемминкяйнен:
«Есть во мне еще изъяны:
сердце я свое оставил,
я свои оставил думы
615 у девиц прекрасных Похьи,
у красавиц длиннокосых.
Та замшелая старуха
дочку за меня не выдаст,
если не убью морянку,
620 лебедь не сражу стрелою
на реке священной Туони,
вековечной водоверти».
Тут родительница Кавко
говорит слова такие:
625 «Ты оставь своих лебедок,
пусть живут себе морянки
там в потоке черном Туони,
в той горящей водоверти.
Поспеши к родному дому
630 с матерью своей несчастной.
Будь судьбой своей доволен,
восхвали на небе Бога,
что помог тебе, бедняжке,
что вернул обратно к жизни
635 со стези извечной Туони,
из жилищ печальных Маны.
Я сама бы не сумела,
ничего я не смогла бы,
если бы не воля Бога,
640 не Всевышнего деянье».
Тут беспечный Лемминкяйнен
в путь к себе домой пустился
с милой матерью родимой,
со своей пестуньей старой.
645 Я теперь покину Кавко,
Ахти своего оставлю,
возвращусь к нему не скоро.
Поведу сказанье дальше,
на стезю сверну другую,
650 новою пойду дорогой.
Песнь шестнадцатая
Вяйнямёйнен отправляет Сампсу Пеллервойнена искать нужные для постройки корабля деревья, а потом из дуба с помощью заклинания вытесывает лодку, но ему недостает трех слов, стихи 1-118. — Нигде их не найдя, отправляется в Туонелу, откуда его не хотят отпускать, с. 119–362. — Однако, прибегнув к своей магической силе, Вяйнямёйнен выбирается из Туонелы и по возвращении предупреждает людей, чтобы они не совершали злых поступков и не оказались в том ужасном положении, в котором пребывают недобрые люди, с. 363–412.
Старый вещий Вяйнямёйнен,
предсказатель вековечный,
мастерил челнок добротный,
новую ладью готовил
5 там, на острове туманном,
там, на сумеречном мысе.
Не было у Вяйно теса,
дерева — у корабела.
Кто же дерево отыщет,
10 ствол дубовый раздобудет
Вяйнямёйнену для лодки,
прорицателю — для киля?
Пеллервойнен, сын поляны,
Сампса[120], мальчик низкорослый,
15 вот кто дерево отыщет,
ствол дубовый раздобудет
Вяйнямёйнену для лодки,
прорицателю — для киля!
Вот идет он, вот шагает
20 в направлении восточном,
минул горку, взял другую,
одолел уже и третью,
золотой неся топорик,
с медной ручкою секиру.
25 Повстречал в пути осину
высотою в три сажени.
Захотел срубить осину,
по стволу секирой стукнуть.
Говорит ему осина,
30 языком разумным молвит:
«Что же ты, герой, замыслил,
что со мной задумал сделать?»
Сампса, юный Пеллервойнен,
говорит слова такие:
35 «Вот я что задумал сделать,
вот на что ты пригодишься:
Вяйнямёйнену на лодку,
прорицателю — на остов».
Тут осина удивилась,
40 стоветвистая сказала:
«Челн такой дырявым будет,
неустойчивым на волнах.
Изнутри я вся гнилая:
только этим летом трижды
45 проедал мне червь середку,
надругался над корнями.»
Сампса, юный Пеллервойнен,
продолжает путь-дорогу,
поспешает, размышляет,
50 направляется на север.
Повстречал сосну в дороге
высотою в три сажени.
Топором сосну ударил,
по стволу секирой стукнул,
55 сам сказал, такое молвил:
«Не могла бы ты сгодиться
Вяйнямёйнену для лодки,
для челна — певцу заклятий?»
Молвила сосна сердито,
60 громко так проговорила:
«Из меня не выйдет лодки,
шестиреберного судна!
Ствол мой весь давно изранен:
только этим летом трижды
65 ворон на ветвях качался,
в кроне каркала ворона».
Сампса, юный Пеллервойнен,
продолжает путь-дорогу,
поспешает, размышляет,
70 к югу шаг свой направляет.
Повстречался дуб в дороге
в девять сажен толщиною.
Спрашивает, вопрошает:
«Станешь ли ты, дуб могучий,
75 остовом рыбачьей лодки,
килем судна боевого?»
Дуб степенно отвечает,
мудро молвит желудевый:
«Дерева во мне хватает,
80 чтобы стать надежным килем:
не изранен ствол мой стройный,
нет во мне дупла гнилого.
Только этим летом трижды,
этой славною порою
85 солнце ствол мой обходило,
освещал вершину месяц,
на ветвях кукушки пели,
в кроне птицы отдыхали».
Сампса, юный Пеллервойнен,
90 тут с плеча берет секиру,
в ствол топор вонзает острый,
в дуб — отменную секиру.
Быстро повалил лесину,
наземь дуб поверг прекрасный.
95 Вот отсек сперва вершину,
расщепил на части комель.
Остов вытесал для лодки,
наготовил уйму досок
на корабль для рунопевца,
100 на челнок для старца Вяйно.
Тут уж старый Вяйнямёйнен,
предсказатель вековечный,
стал заклятьем делать судно,
ладить лодку — песнопеньем
105 из единственного дуба,
из его обломков хрупких.
Спел заклятье — сделал днище,
спел другое — борт приделал,
вскоре спел и третью песню.
110 Пел, уключины вбивая,
ребра лодки закрывая,
швы обшивки подгоняя.
Закрепив у лодки ребра,
подогнав обшивку, понял:
115 не хватает трех словечек,
чтоб края бортов доделать,
чтоб достроить нос у лодки,
завершить корму у судна.
Старый вещий Вяйнямёйнен,