Положил в котел он мясо…
(Песнь 46, 298–302)
Однако в оригинале первые две цитируемые строки не столь описательны. Обращаемся к новому переводу:
Дай, судьба, мне взять добычу,
завалить красавца леса!
Тут уж старый Вяйнямёйнен
шубу снять велел с любимца,
вынес на поветь амбара,
положил вариться мясо.
Как видите, в данном случае медведь сам становится гостем в доме охотника. Для него ставят вариться мясо, а потом его же садят с почетом за стол.
Поэтическая структура «Калевалы» — это цепь параллелизмов (прием, при котором последующая строка повторяет другими словами то, что сказано в предыдущей). Строки довольно часто аналогичны и синтаксически, и морфологически («Лисьи коготки — в кармане, в пазухе — медвежьи крючья», «В панцире мужчина крепче, муж уверенней в кольчуге», «Дева бурного порога, дочка быстрого потока». «Лодку к луде направляет, к берегу челнок подводит»). Такая структура придает тексту «Калевалы» зримую красоту и благозвучие. Мы стремились к более адекватной передаче этой калевальской формы:
Как у нашей свахи славной
в золотых кружочках шея,
в золотых тесемках кудри,
в золотых браслетах руки,
в золотых колечках пальцы,
в золотых сережках уши,
в золотых подвесках брови,
в скатном жемчуге реснички.
(Песнь 25, 635–647)
Гораздо труднее было соблюдать внутристрочные параллелизмы. Но во многих случаях, как нам кажется, мы добивались адекватности и здесь: «Сделал ноги, руки сделал», «слово молвил, так заметил», «спрашивает, вопрошает», «думу думает, гадает».
Другая особенность «Калевалы» — аллитерации (повторение первых звуков слов в строке). В связи с тем, что в финском языке ударение силовое и падает оно на первый и далее на каждый непарный слог, аллитерация является своего рода рифмой, но не в конце слов, а в начале. В русском языке такая передача аллитерации привела бы к искусственности звучания. Поэтому мы так же, как и другие переводчики, пользовались такого рода озвучиванием строк редко, чаше же всего прибегали к звукописи, свойственной русскому стиху: «песню племени поведать», «рода древнего преданье», «вековечный Вяйнямёйнен по морским плывет просторам», «Есть ли в доме, кто излечит злую рану от железа», «на песок ступил сыпучий».
Точно так же мы старались передать другие особенности стиля «Калевалы» (точные и зримые эпитеты, развернутые сравнения, гиперболы, метонимии). Если Лённрот обнаруживал в народной поэзии такие удачные с его точки зрения приемы, он оставлял эти строки почти без редактуры:
Лыжею скользнул по снегу,
словно быстрою гадюкой,
полозом сосны болотной —
как живучею змеею…
(Песнь 13, 197–200)
Но у Лённрота встречаются и такие сравнения, которые сочинены им самим:
Сам орел низвергся с мачты,
в лодку с высоты сорвался,
как с березы кополуха,
как с еловой ветки белка.
(Песнь 43, 255–258)
Основа метрики «Калевалы» — четырехстопный хорей, который звучит довольно разнообразно, поскольку в устной традиции рунопевцы нарушали ударения в словах в угоду мелодии и музыкальному ритму. Попытка передать это ритмометрическое разнообразие привела бы в переводе к мешанине стихотворных размеров. Авторы нового перевода не отходят от четырехстопного хорея, использованного впервые при переводе карельских рун еще Федором Глинкой, переложившим на русский язык две народные песни «Рождение арфы» и «Вейнамена и Юковайна» в 1827–1828 годах.
Общая тональность нашего перевода, однако, отличается от перевода Бельского, который намеренно героизировал лённротовский эпос, усиливал его героическое начало.
Мы исходили из того, что в «Калевале» отразилось в основном крестьянское миросозерцание. Герои чаще воздействовали на противоположную сторону не мечом, а магическим словом. Лённрот брал в диалоги и монологи огромное количество строк из заклинаний, а также из лирических песен.
Все это придавало оригиналу несколько иную интонацию, чем в переводе Л. Бельского.
Чтобы подчеркнуть поэмный характер «Калевалы», мы изменили и название каждой из ее пятидесяти частей: вместо слова «руна» в нашем переводе сказано слово «песнь» (песнь первая, песнь вторая и т. д.). Напоминаем, что и сам Лённрот пользовался в своей «Перво-Калевале» этим же словом.
Некоторую сложность для русского произношения представляют имена с дифтонгами и долгими гласными. Прежние переводчики писали: Лоухи, Кауко, Кауппи. Между тем, такого рода имена — двуслоговые. Поэтому в нашем переводе эти имена записываются так: Ловхи, Кавко, Кавппи. Название страны, где живет Ловхи, мы записываем также несколько по-другому, а именно Похьела.
Лённротовской полной «Калевале» в 1999 году исполняется 150 лет. За эти годы она была переведена на 45 языков. Сокращенных переводов существует около 150.
Во многих странах учеными и критиками написаны о «Калевале» горы литературы. В поисках вдохновения к ней во всем мире обращаются поэты, художники, композиторы. Под влиянием «Калевалы» Э. Леннрота в период национального пробуждения народов мира на романтической волне XIX века родились «Калевипоэг» эстонца Ф. Крейцвальда и «Песнь о Гайавате» американца Г. Лонгфелло. «Калевала» оказала свое воздействие и на латышский эпос «Лачплесис» А. Пумпура.
Финский и карельский народы, гордясь лённротовской «Калевалой», воспринимают ее как национальное достояние, но каждый народ по-своему. Для финнов — это национальный эпос, который выполнил свою главную роль: пробуждение национального самосознания, формирования нации. Финляндия в 1917 году стала суверенным государством. И когда возникала опасность утраты этой суверенности в двух войнах с Советским Союзом, «Калевала» снова поддерживала национальный дух славным прошлым.
Для карелов «Калевала» остается «народным эпосом». Ведь именно материал великих карельских рунопевцев — а это Архиппа Перттунен, Онтрей Малинен, Воассила Киелевяйнен и многие другие — стал основным эпическим материалом для лённротовского эпоса.
«Калевала» и сегодня — произведение-шедевр, прекрасный образец как для молодых, так и развитых литератур. Она привлекает внимание своей совершенной формой и гуманистическим содержанием. Каждая ее страница — высочайшая поэзия.
Будущие поколения читателей найдут в ней источник эстетической радости и вдохновения.
Армас Мишин
Переводчики выражают глубокую благодарность директору Института ЯЛИ Карельского научного центра РАН доктору исторических наук Савватееву Ю. А., содействовавшему включению в план работы Института перевода «Калевалы» и научного аппарата к эпосу, коллективам секторов литературы и фольклора, Ученому совету Института, Союзу писателей Республики Карелии, принимавшим участие в обсуждении и рецензировании перевода, комментариев и вступительной статьи. Свою признательность они выражают редколлегии журнала «Север», в течение двух с половиной лет публиковавшего в трудных для себя условиях «русскую» «Калевалу».
Переводчики признательны доктору филологических наук, члену-корреспонденту Академии РАН Чистову К. В., вдохновившему их своим добрым напутственным словом к переводу на страницах журнала «Север» и постоянно поддерживавшему их в дальнейшем, доктору философии, исследователю Хельсинкского университета Лаури Харвилахти и доценту Петрозаводского университета Старшовой Т. И. за компетентные замечания по работе.
Перевод поэмы Э. Лённрота выполнен в Институте языка, литературы и истории Карельского научного центра Российской Академии наук в 1992–1995 гг. Развернутые предисловие и научный комментарий к эпосу (их предполагается издать отдельной книгой) подготовлены в 1995–1996 гг. при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда. В процессе работы переводчики были удостоены также стипендий финляндских гуманитарных фондов: в 1955 и 1996 гг. стипендии Фонда общего развития и просвещения Альфреда Корделина, в 1997 г. — финляндского фонда культуры. Первоначальный вариант данного перевода был напечатан в журнале «Север» в 1995-1997 гг.
Песнь первая
Зачин песни, стихи 1-102. — Дева воздуха опускается на хребет морской волны, где, забеременев от ветра и воды, становится матерью воды, с. 103–176. — Утка устраивает гнездо на колене матери воды и откладывает яйца, с. 177–212. — Яйца выкатываются из гнезда и разбиваются, кусочки превращаются в землю, небо, солнце, луну, тучи, с. 213–244. — Мать воды созидает заливы, мысы, и прочие берега, мелкие и глубокие места в море, с. 245–280. — Вяйнямёйнен рождается от матери воды. Его долго носит по волнам. Наконец он останавливается и выходит на берег, с. 281–344.
Мной желанье овладело,
мне на ум явилась дума:
дать начало песнопенью,
повести за словом слово,
5 песню племени поведать,
рода древнего преданье.
На язык слова приходят,
на уста мои стремятся,
с языка слова слетают,
10 рассыпаются речами.
Друг любезный, милый братец,
детских лет моих товарищ,
запоем-ка вместе песню,
поведем с тобой сказанье,
15 раз теперь мы повстречались,
с двух сторон сошлись с тобою.
Мы встречаемся нечасто,
редко видимся друг с другом
на межах земли убогой,
20 на просторах скудной Похьи[11].
Подадим друг другу руки,
крепко сцепим наши пальцы,
песни лучшие исполним,
славные споем сказанья.