Ничего я не добился,
280 не достиг расположенья.
Женушка в избу врывалась,
чуть не в волосы вцеплялась,
искривив лицо от злости,
выпучив глаза от гнева,
285 рявкала в остервененье,
в озлоблении орала,
обзывала толстозадым,
колуном тупым честила.
Вспомнил я другое средство,
290 способ отыскал получше:
ошкурил пруток березы —
сразу птичкою назвала,
можжевела ветвь очистил —
золотинке поклонилась,
295 похлестал маленько розгой —
обняла меня за шею».
Тут невеста завздыхала,
завздыхала, затужила,
принялась тихонько плакать.
300 Молвила слова такие:
«Тяжела людей разлука,
нелегко других прощанье —
тяжелей своя разлука,
ближе мне свое прощанье.
305 Ухожу я с горьким чувством,
расстаюсь — с тяжелым сердцем
с этой знатною деревней,
с домом этим знаменитым,
где росла я так чудесно,
310 так свободно вырастала
в годы юности девичьей,
в золотую пору детства.
Раньше я совсем не знала,
не догадывалась прежде,
315 что придется мне покинуть,
что оставить доведется
склоны этих гор прекрасных,
дорогих холмов вершины.
Знаю я: отъезд мой близок,
320 близок скорый час прощанья —
выпита разлуки чаша,
пиво горькое прощанья,
скоро санки развернутся
задом — к дому дорогому,
325 боком — к батюшкиной клети,
к хлеву — наискось немного.
Чем же оплатить сумею,
расставаясь, разлучаясь,
молоко своей родимой,
330 ласку батюшки родного,
дружбу братца дорогого,
нежность ласковой сестрицы?
Батюшка, тебе спасибо
за мое житье былое,
335 за былое угощенье,
за хорошие кусочки.
Матушка, тебе спасибо,
что меня качала в зыбке,
на руках меня носила,
340 юною кормила грудью.
Братцу говорю спасибо,
братцу и моей сестрице,
всей семье моей спасибо,
всем ровесницам-подружкам,
345 с кем я детство проводила,
с кем я вместе подрастала.
Батюшка ты мой родимый,
матушка моя родная,
весь мой род, великий, славный,
350 все мое родное племя,
не тоскуйте, не тужите,
не впадайте в грусть большую
оттого, что уезжаю,
отправляюсь в край безвестный!
355 Ведь и там есть божье солнце,
ведь и там сверкает месяц,
звездочки сияют в небе,
простирает ручку Ковшик
даже в самых дальних землях,
360 даже в тех краях далеких,
не единственно — над нами,
над отцовскими дворами.
Суждено мне распроститься
с золотым отцовским домом,
365 с этой горенкой родимой,
с материнским хлебосольством,
с берегом родным, с болотом,
со двором, с травой зеленой,
со своей водою светлой,
370 с золотым песком озерным —
пусть купаются здесь жены,
пастушки в воде резвятся.
Шалунам оставлю топи,
лежебокам — луговины,
375 отдыхающим — ольховник,
странствующим — верещатник,
мимо проходящим — прясла,
вдаль шагающим — прогоны,
пробегающим — подворье,
380 прислонившимся — простенки,
поломойкам — половицы,
подметальщикам — настилы,
поле — скачущим оленям,
чащи — прыгающим рысям,
385 луг отдам гусиной стае,
рощи — птицам перелетным.
Уезжаю безвозвратно,
ухожу вдвоем отсюда
в темноту осенней ночи,
390 на весенний лед непрочный,
где следов не остается,
никаких на льду отметин,
никаких в снегу узоров
от касания подолов.
395 Как сюда приеду снова,
навещу свой дом родимый,
не услышит мать рыданий,
слез отец мой не увидит,
как начну над ними плакать,
400 причитать у изголовья,
где трава уж зеленеет,
где поднялся можжевельник
над челом меня вскормившей,
надо лбом меня родившей.
405 Как сюда прибуду снова,
на дворы вернусь большие, —
здесь никто меня не вспомнит,
кроме двух былых знакомцев:
в изгороди нижней связки,
410 дальнего кола в ограде,
что поставила я в детстве,
что в девичестве вплетала.
Матушки родной корова,
мной вспоённая когда-то,
415 выкормленная девицей,
замычит в загоне глухо
на неприбранном подворье,
среди зимней непогоды, —
только та еще признает,
420 дочкою почтет хозяйской.
Вековечный конь отцовский,
мною вскормленный когда-то,
выхоженный юной девой,
во дворе заржет тихонько,
425 на неприбранном подворье,
среди зимней непогоды —
он меня еще признает,
дочкою почтет хозяйской.
Брата старая собака,
430 мною вскормленная в детстве,
выученная девицей,
в конуре залает тихо
на неприбранном подворье,
среди зимней непогоды —
435 та меня лишь и признает,
дочкою почтет хозяйской.
И никто меня не вспомнит,
как вернусь я в дом родимый,
хоть и гавани здесь те же,
440 те же все места родные,
те ж сиговые проливы,
тони рыбные — все те же.
Ты прощай, изба родная,
дом под крышею тесовой!
445 Хорошо опять вернуться,
побывать в родимом доме.
Ты прощай, мое крылечко,
сени с полом деревянным!
Хорошо бы возвращаться,
450 прибегать в родные сени!
Ты прощай, мое подворье,
двор с рябинами родными!
Хорошо бы возвращаться,
прибегать во двор любимый.
455 Ты прощай, мой край родимый:
ягодные боровины,
тропки средь лугов цветущих,
вересковые опушки,
сотни островов озерных,
460 омуты озер сиговых,
ельники холмов знакомых,
березняк далекой корбы».
Тут кователь Илмаринен
в сани подхватил девицу,
465 резвого кнутом ударил,
так сказал он, так промолвил:
«Берега озер, прощайте,
берега, опушки леса,
сосны на вершинах сопок,
470 стройные в бору деревья,
за избой — кусты черемух,
можжевельник — у колодца,
стебли ягод — на полянах,
стебли ягод, стебли злаков,
475 ветки ивы, корни ели,
ольх листва, кора березы».
Тут кователь Илмаринен
со двора поехал Похьи.
Дети Похьи петь остались,
480 дети пели, распевали:
«Черная примчалась птица,
из-за леса прилетела,
нашу уточку сманила,
соблазнила земляничку,
485 яблочко у нас украла,
нашу рыбку умыкнула,
мелкой денежкой сманила,
серебром уговорила.
Кто теперь сведет на берег,
490 кто тропу укажет к речке?
Без воды ушаты будут,
коромысла — без ведерок,
будет пол в избе немытым,
неподметенным — в покоях,
495 грязными — края у рюмок,
ручки черными — у чашек».
Там кователь Илмаринен
вместе с юною девицей
в легких саночках катился,
500 берегами Похьи мчался
вдоль медового пролива,
по хребту гряды песчаной.
Пел песок, звенела галька,
путь бежал, кошевка мчалась,
505 гулко гуж гудел железный,
стукал полоз деревянный,
тарахтел копыл крушинный,
крепкая дуга дрожала,
вицы заверток визжали,
510 кольца медные бренчали —
резвый конь так быстро мчался,
торопился белолобый,
ехал день, второй катился,
третий день вперед стремился,
515 он держал рукою вожжи,
деву прижимал другою,
ногу вытянул вдоль санок,
сунул под кошму другую.
Конь бежал, кошевка мчалась,
520 день катился, убавлялся.
Вот на третий день под вечер,
в час перед заходом солнца
завиднелся дом родимый,
показались избы Илмы[160].
525 Дым веревкой вился в небо,
густо сажа поднималась,
из дверей клубы валили,
устремлялись прямо к тучам.
Песнь двадцать пятая
Жениха, невесту и поезжан встречают в доме Илмаринена, стихи 1-382. — Всех угощают и поят пивом. Вяйнямёйнен поет и расхваливает хозяина, хозяйку, старшего дружку жениха, подружку невесты и всех гостей, с. 383–672. — На пути домой со свадьбы у Вяйнямёйнена ломаются сани, он исправляет их и продолжает путь, с. 673–738.
Дома долго ожидали,
все глядели, все глазели,
скоро ль будут поезжане
в доме Илмари с невестой.
5 У старух глаза слезились
от сидения у окон,
у молодок ноги гнулись
от томленья у калиток,
зябли ноги у детишек
10 от стоянья у простенков,
у людей истерлась обувь
от хождения на берег.
Вот однажды на рассвете,
как-то в день один прекрасный,
15 шум послышался из чащи,
скрип саней — из боровины.
Локка, славная хозяйка,
рода Калевы девица,