Патьвашкой стал муж из лучших,
радость всей деревни — сватом
Как у патьвашки, у свата,
570 свитка тонкого суконца,
в самый раз она в подмышках,
по фигуре — в пояснице.
Как у патьвашки, у свата,
ладно сшит кафтан суконный:
575 по полу влачатся полы,
по земле — края подола.
Чуть виднеется рубашка,
лишь проглядывает малость,
словно соткана Луною,
580 девою с красивой брошкой.
Как у патьвашки, у свата
поясочек из тумана,
дочкой Солнца разукрашен,
девой с яркими ногтями —
585 в дни, когда огня не знали,
не было его в помине.
Как у патьвашки, у свата,
на ногах чулки из шелка,
на чулках из шелка ленты,
590 тонкотканые подвязки
чистым золотом расшиты,
чистым серебром повиты.
Как у патьвашки, у свата,
кенги добрые из Саксы,
595 словно лебеди на речке,
как свиязи на песочке,
словно гуси в перелеске,
словно птицы в буреломе.
Как у патьвашки, у свата,
600 в золотых колечках кудри,
в нитях золотых — бородка,
шлем на нем с высоким верхом, —
облака пронзает в небе,
сквозь лесные чащи светит —
605 не купить такой за сотню,
даже и за тыщу марок.
Вот и патьвашка прославлен.
Дай теперь восславлю сваху.
Где ж мы сваху[168] отыскали,
610 где удачливую взяли?
Там ее мы отыскали,
там удачливую взяли,
там за Таникою[169]-градом,
там за новым городищем.
615 Нет, не в тех местах неблизких,
нет, не в тех краях далеких.
Там ее мы отыскали,
там удачливую взяли —
на далеком Беломорье,
620 на просторе вод широких.
Нет, еще не там сыскали,
нет, не в той далекой дали!
На бору росла брусничка,
на лужайке — земляничка,
625 сочная трава — на поле,
золотой цветок — на ниве,
там мы сваху отыскали,
там удачливую взяли.
Рот ее красив, как будто
630 ткацкий челночок из Суоми,
у нее глаза прекрасны,
как на ясном небе звезды,
брови выгнуты у свахи,
словно лунный серп над морем.
635 Как у нашей свахи славной
в золотых кружочках шея,
в золотых тесемках кудри,
в золотых браслетах руки,
в золотых колечках пальцы,
640 в золотых сережках уши,
в золотых подвесках брови,
в скатном жемчуге реснички.
Думал, что сияет месяц, —
золотая брошь сверкала,
645 думал, солнышко сияет, —
то сверкал расшитый ворот,
думал, что корабль сияет, —
то сверкал кокошник свахи.
Вот прославлена и сваха.
650 Дай на весь народ посмотрим.
Все ли выглядят красиво,
хорошо ль глядятся старцы,
люди юные пригожи ль,
все ли смотрятся достойно?
655 Осмотрел я всех на свадьбе,
хоть и было мне известно:
никогда в жилище этом
не бывало и не будет
столь достойного народа,
660 столь красивого собранья,
стариков таких степенных,
молодежи столь пригожей.
Весь народ в кафтанах светлых,
словно в инее дубрава:
665 снизу — как заря сияет,
сверху — словно солнце всходит.
Серебра тут не жалели,
золотом не дорожили:
средь двора казной делились,
670 приносили дань у хлева
приглашенные на свадьбу
в честь пирушки многолюдной!»
Вековечный Вяйнямёйнен,
заклинатель изначальный,
675 в пошевни свои уселся,
в путь отправился обратный,
едет, песни распевает,
распевает, заклинает.
Песню спел, другую начал,
680 посредине третьей песни
полоз налетел на камень,
наскочил копыл на кочку —
сани у певца сломались,
полоз лопнул у кошевки,
685 треснули саней копылья,
сорвались с копыльев грядки[170].
Молвил старый Вяйнямёйнен,
высказал слова такие:
«Есть ли тут средь молодежи,
690 средь растущего народа,
средь стареющего люда,
поколенья уходящих,
кто б до Туонелы добрался,
побывал в жилищах Маны,
695 кто добыл бы в Туони шило,
кто бурав достал бы в Мане —
сани новенькие сделать,
дровни старые исправить?»
Молодые так сказали,
700 старые так отвечали:
«Нет средь юного народа,
средь стареющего люда,
нет во всем роду великом
мужа смелого такого,
705 кто б до Туонелы добрался,
побывал в жилищах Маны,
кто бы добыл в Туони шило,
кто бурав достал бы в Мане, —
сани новенькие сделать,
710 дровни старые исправить».
Тут уж старый Вяйнямёйнен,
вековечный заклинатель,
снова в Туонелу уходит,
в Маналу идет вторично.
715 Он принес бурав из Туони,
шило — из жилища Маны.
Вековечный Вяйнямёйнен
синий бор напел заклятьем,
стройный дуб средь бора создал,
720 гибкую напел рябину.
Так свои исправил сани,
сделал новые полозья,
новые забил копылья,
выгнул новенькие дуги.
725 Так он пошевни исправил,
смастерил другие сани.
Заложил коня в кошевку,
рыжего завел в оглобли,
сам в санях уселся чинно,
730 на сиденье разместился.
Конь бежит вперед без вицы,
без кнута, ретивый, скачет,
поспешает к прежним яслям,
к давешним своим кормушкам,
735 Вяйнямёйнена доставил,
лучшего из рунопевцев,
прямиком к родимой двери,
к самому порогу дома.
Песнь двадцать шестая
Раздосадованный тем, что его не приглашают на свадьбу, Лемминкяйнен решает отправиться в Похьелу вопреки запрету и предостережениям матери о многочисленных смертельных опасностях, которые ждут его в пути, с. 1 — 418. — Отправляется в путь и с помощью своих колдовских знаний благополучно преодолевает все опасные препятствия, с. 419–776.
Жил на острове наш Ахти,
возле мыса Кавконьеми.
Как-то вспахивал он поле,
бороздил однажды ниву.
5 Был у Ахти слух отменный,
ухо чуткое — у мужа.
Из деревни шум услышал,
из-за озера — скрипенье,
стук копыт — с равнин ледовых,
10 скрип полозьев — с боровины.
Мысль на ум ему явилась,
зародилось подозренье:
свадьбу Похьела играет,
потайной народ пирует.
15 Рот скривил, насупил брови,
черный ус помял рукою.
Кровь дурная закипела,
со щеки сошел румянец.
Пахоту тотчас оставил,
20 борозду — посередине,
на коня верхом уселся,
поспешил скорее к дому,
к матушке своей родимой,
в дом к родительнице старой.
25 Так сказал, войдя в жилище,
так промолвил, в дом явившись:
«Ой ты, матушка-старушка,
накрывай на стол живее,
чтобы муж поел голодный,
30 чтоб насытился несытый,
баню затопи скорее,
побыстрей нагрей парилку,
чтобы славный муж помылся,
чтобы заново родился!»
35 Быстро мать на стол накрыла,
подала еду сыночку,
чтоб наелся муж голодный,
чтоб насытился несытый
в срок, пока топилась баня,
40 в час, пока парилка грелась.
Тут беспечный Лемминкяйнен
очень быстро подкрепился,
забежал поспешно в баню,
заскочил скорей в парилку.
45 Там он, пуночка, помылся,
зяблик, перышки почистил.
Волосы льняными стали,
белою — крутая шея.
Вот пришел из бани в избу.
50 Так сказал он, так промолвил:
«Матушка моя, старушка!
Ты ступай в амбар на горке,
принеси мои одежды,
праздничные дай наряды,
55 чтобы мне в них облачиться,
чтобы ими стан украсить!»
Поспешила мать с вопросом,
старая осведомилась:
«Ты куда идешь, сыночек?
60 Может, рысь ловить уходишь,
загонять на лыжах лося
иль стрелять уходишь белку?»
Лемминкяйнен так ответил,
так сказал красивый Кавко:
65 «Ой ты, матушка родная!
Не за рысью отправляюсь,
погонюсь я не за лосем,
я стрелять не буду белку.
В Похьелу на свадьбу еду,
70 люда тайного пирушку.
Принеси мои одежды,
праздничные дай наряды,
что на свадьбы надеваю,
что ношу я на пирушках!»
75 Мать идти не разрешала,
запрещала и супруга,
эти две прекрасных девы,
три создания природы
ехать Кавко запрещали
80 в Похью славную на свадьбу.
Так сказала мать сыночку,
старшая — своей кровинке:
«Не ходи ты, мой сыночек,
мой сыночек, Кавкомьели,
85 в Похьелу на пир широкий,
на великое застолье.
Ведь тебя не приглашали,
видеть там не пожелали».
Тут беспечный Лемминкяйнен
90 так промолвил, так заметил:
«Только худших приглашают,