лучшие приходят сами.
Мне всегда призывом служит,
неизменным приглашеньем
95 меч мой огненный, надежный,
искрометное железо».
Мать родная Кавкомьели
уговаривает сына:
«Не ходи, сыночек милый,
100 не спеши на свадьбу в Похью.
Много ждет в пути препятствий,
ждет опасностей немало,
ждут тебя три лютых смерти,
три погибели великих».
105 Слово молвил Лемминкяйнен,
так сказал красивый Кавко:
«Бабам смерть повсюду снится,
чудится везде погибель.
Муж не убоится смерти,
110 гибели не устрашится.
Только все-таки, но все же,
я хочу теперь услышать,
что за гибель будет первой,
будет первой и последней?»
115 Мать ответила на это,
старая ему сказала:
«Расскажу как есть о смерти,
а не так, как мужу нужно.
Расскажу о первой смерти,
120 той, что раньше угрожает.
Лишь пройдешь пути немного,
перегон дневной проедешь,
огненный поток увидишь
поперек своей дороги,
125 огненный порог в потоке,
остров огненный в пороге,
камень огненный в середке,
огненный орел на камне,
он свой зуб ночами точит,
130 днями коготь заостряет
приходящему — на гибель,
прибывающему — на́ смерть».
Лемминкяйнен слово молвил,
так сказал красивый Кавко:
135 «Эта гибель — бабья гибель,
эта смерть — не смерть героя.
От нее я средство знаю,
способ ведаю хороший:
сотворю коня из чурки,
140 из ольхи создам героя,
рядышком со мной поедет,
впереди меня поскачет.
Сам нырну под воду уткой,
погружусь морянкой в глуби,
145 проплыву меж лап орлиных,
проскользну сквозь пальцы грифа.
Ой ты, мать моя родная!
Назови мне смерть вторую!»
Мать ответила на это:
150 «Смерть вторая — смерть такая:
лишь пройдешь пути немного,
перегон второй проедешь,
встретишь огненную яму
поперек своей дороги,
155 на восток длиною в вечность,
бесконечную — на запад,
в ней пылающие камни,
полыхающие глыбы,
сто мужей свалилось в яму,
160 тысячи в ней оказались,
с ними сто мечей могучих,
тысячи коней железных».
Лемминкяйнен слово молвил,
так сказал красивый Кавко:
165 «Эта смерть не смерть для мужа,
не погибель для героя.
От нее я средство помню,
способ помню, выход знаю:
сотворю из снега мужа,
170 из сугроба, наколдую,
я в огонь героя брошу,
затолкаю мужа в пламя,
пусть попарится в той бане,
медным веником помашет,
175 сам сторонкою проеду,
проскользну через горнило,
бороды огонь не тронет,
прядей не коснется пламя.
Ой ты, мать моя родная,
180 расскажи о третьей смерти!»
Мать на это отвечала:
«Третья смерть твоя такая:
ты пройдешь еще немного,
перегон дневной проедешь,
185 Похьелы ворот достигнешь,
самой узенькой калитки,
на тебя медведь насядет,
волк набросится свирепый
у ворот суровой Похьи,
190 в самом узеньком прогоне.
Съел тот волк героев сотню,
тысячу мужей угробил.
Отчего б тебя не скушать,
почему б не съесть беднягу?»
195 Лемминкяйнен так ответил,
так сказал красивый Кавко:
«Съесть овцу совсем не трудно,
разодрать легко барашка,
потрудней сожрать мужчину,
200 даже самого дрянного.
А на мне героя пояс,
мужа взрослого застежки,
пряжки истого героя,
так что мне еще не время
205 в глотку волка Унтамолы,
в пасть проклятого медведя.
От волков я средство знаю,
от медведя — оборону:
наколдую цепь медведю,
210 волку — удила стальные
иль сотру в труху медведей,
пропущу труху сквозь сито.
Выйду так из затрудненья,
так своей достигну цели».
215 Мать на это отвечала:
«Далеко еще до цели.
Это ты в дороге встретишь,
чудеса в пути увидишь:
три кончины для героя,
220 три погибели для мужа.
Вот когда туда прибудешь,
чудеса страшнее встретишь.
Лишь пройдешь пути немного,
вступишь на подворье Похьи —
225 там забор железный сделан,
частокол стальной поставлен
от земли до небосвода,
от небес до нижней тверди,
копья вместо крепких кольев,
230 гады черные в обвязках,
вместо гибких виц — гадюки,
ящерицы в перетяжках,
брошены хвосты болтаться,
палицы голов — вертеться,
235 пасти змей — шипеть ужасно,
внутрь — хвосты, наружу — пасти.
На земле — другие змеи,
на пути — иные гады.
Пасти кверху задирают,
240 по земле хвостами хлещут.
Всех других одна страшнее —
поперек лежит в воротах —
подлиннее балки в доме,
покрупней столба в сарае —
245 тянет вверх язык шипящий,
в высоту — свой зев свистящий,
не другим грозит бедою —
лишь тебе, мой сын несчастный!»
Лемминкяйнен так ответил,
250 так сказал красивый Кавко:
«Это гибель для ребенка,
смерть такая не для мужа.
Заклинать огонь умею,
усмирять — любое пламя,
255 знаю заговор гадюки,
знаю чары против змея.
Только что — лишь днем вчерашним —
я пахал гадючье поле,
бороздил змеиный выгон,
260 голыми хватал руками,
крепко зажимал ногтями,
тискал в кулаках могучих,
перебил гадюк десятки,
раздавил сто гадов черных,
265 на ногтях еще — кровища,
жир змеиный — на ладонях,
так что я не собираюсь,
не рассчитываю вовсе
в зев попасть змее огромной,
270 угодить гадюке в глотку,
удавлю я сам ползучих,
задушу поганых гадов,
прогоню с пути заклятьем,
на обочину отброшу,
275 сам войду в жилище Похьи,
со двора проникну в избу».
Мать ответила на это:
«Ни за что, сынок родимый,
не ходи ты в избу Похьи,
280 в те жилища Сариолы!
Там мужи сидят с мечами,
там с оружием герои,
спьяну все герои буйны,
во хмелю мужи драчливы.
285 Напоют тебя заклятьем
на каленый меч, бедняжку.
Были лучшие напеты,
благороднее — закляты».
Так ответил Лемминкяйнен,
290 так сказал красивый Кавко:
«Я живал уже и прежде
в этих Похьелы жилищах.
Не заклясть меня лапландцу,
не осилить мужу Турьи.
295 Сам лапландца заколдую,
одолею мужа Турьи,
рассеку заклятьем спину,
продырявлю подбородок,
разорву рубашки ворот,
300 изуродую ключицы».
Мать ответила на это:
«Ой ты, мой сынок родимый!
Хвалишься походом прежним,
похожденьями былыми.
305 Верно, ты живал и прежде
в этих Похьелы жилищах,
все прошел пруды и ламбы,
непроточные озера,
прогремел по всем порогам,
310 по течениям попутным,
испытал дорогиТ'уони,
воды Маналы измерил!
Не пришла бы мать на помощь,
там лежал бы и поныне.
315 Что тебе скажу, запомни!
К избам Похьелы
прибудешь — на горе увидишь колья,
на дворе — столбы большие,
головы мужей — на каждом,
320 кол один еще не занят,
на него-то и насадят
голову твою, сыночек!»
Так ответил Лемминкяйнен,
так сказал красивый Кавко:
325 «Только жалкий убоится,
испугается никчемный,
лет пяти-шести гонений,
лет семи войны ужасной.
Их герой не побоится,
330 перед ними не спасует.
Принеси мои доспехи,
боевое облаченье.
Меч отцовский сам достану,
батюшкин клинок добуду,
335 что лежит на стуже долго,
много времени — в потемках.
Целый век там горько плачет,
ждет хозяина, тоскуя».
Получил свои доспехи,
340 облаченье боевое,
меч отцовский вековечный, —
друга верного в сраженье.
Вот он в пол клинок вгоняет,
меч вонзает в половицу,
345 меч в руках его согнулся,
как черемуховый прутик,
можжевеловая ветка.
Так заметил Лемминкяйнен:
«Вряд ли в Похьеле найдется,
350 тот отыщется едва ли,
кто захочет меч проверить,
к своему клинку примерить!»
Со стены дугу срывает,
лук тугой с колка хватает.
355 Говорит слова такие,
речь такую произносит:
«Назову того мужчиной,
нареку того героем,
кто мой лук взвести сумеет,
360 кто мой самострел зарядит
в тех жилищах Сариолы,
в избах Похьелы суровой».
Тут беспечный Лемминкяйнен,
тот красивый Кавкомьели,
365 на себя надел доспехи,
ратные свои одежды,
сам к рабу он обратился,
произнес слова такие:
«Ой ты, раб приобретенный,
370 мною купленный за деньги,
жеребца готовь к поездке
ратного коня — к походу,
чтобы мне на пир поехать,
на попойку люда Лемпо».
375 Раб послушный, раб покорный
выбегает на подворье,