Калевала — страница 80 из 97

тот всегда того желает,

чтобы лето наступило,

теплая пора настала.

Я же, глупая, тревожусь,

110 я же, бедная, пугаюсь:

так и жди — сдерут бересту,

свежий лист на веник срежут!

Ведь ко мне, туманной, часто,

ведь ко мне, бедняжке хрупкой,

115 дети быстрых дней весенних

шумной стайкой прибегают,

ствол мой сочный подрезают,

белую кору кромсают.

Летом пастухи дрянные

120 белый пояс мой сдирают,

кто на туес, кто на ножны,

кто на кузовок для ягод.

Ведь ко мне, туманной, часто,

ведь ко мне, бедняжке хрупкой,

125 девушки приходят летом,

возле весело резвятся,

веточки мои срезают,

веники из веток вяжут.

Тонкую, меня нередко,

130 хрупкую бедняжку, часто

подсекают для пожоги,

рубят, бедную, для печки.

Трижды даже этим летом,

теплою порою славной

135 дровосеки приходили,

подо мной топор точили

на погибель мне, несчастной,

на беду мне, слабосильной.

Вот и вся от лета радость,

140 счастье — от поры прекрасной.

Только и зима не лучше,

время снега не милее.

Прежде времени, до срока

облик мой меняет горе:

145 голова моя все ниже,

все бледнее мои щеки —

черные деньки лишь вспомню,

трудную представлю пору.

Муки мне приносит ветер,

150 стужа — тяжкие заботы.

Зелень шубки вихрь уносит,

стужа — сарафан красивый.

Остаюсь тогда, бедняжка,

горемычная березка,

155 на ветру совсем нагая,

неодетая — на стуже,

на ветру дрожать в ознобе,

на морозе плакать в горе».

Молвит старый Вяйнямёйнен:

160 «Пышная, не плачь, береза,

слез не лей, побег зеленый,

белый поясок, не сетуй.

Обретешь иное счастье,

жизнь прекраснее получишь —

165 будешь плакать ты от счастья,

петь — от радости великой!»

Вековечный Вяйнямёйнен

сотворил певучий короб.

Целый летний день трудился,

170 кантеле строгал упорно

там, на мысе вечно мглистом,

там, на острове туманном.

Вытесал певучий короб,

сделал кантеле основу,

175 создал новую отраду

из березы свилеватой.

Молвил старый Вяйнямёйнен,

так сказал он, так заметил:

«Вот и кантеле основа,

180 остров радости извечной.

«Где же я колки достану,

где закрутки раздобуду?»

На дворе был дуб огромный,

в глубине двора — высокий,

185 ровные на дубе ветви,

на любой из веток — желудь,

венчик золотой — на каждом,

на венце любом — кукушка.

Лишь кукушка закукует,

190 пропоет лишь пять словечек —

золото скользнет из клюва,

серебро сбежит из зева

на вершину золотую,

на серебряную сопку:

195 вот колки́[203] для инструмента,

вот для кантеле закрутки.

Молвил старый Вяйнямёйнен,

так сказал он, так заметил:

«Есть колки для инструмента,

200 есть для кантеле закрутки.

Малости лишь не хватает —

нет пяти лишь струн певучих.

Где же струны раздобуду,

где певучие достану?»

205 Струны он искать пустился.

По лесной идет лужайке —

видит деву средь поляны,

юную среди долины.

Дева слез не проливала,

210 хоть она и не смеялась, —

про себя негромко пела,

песней вечер коротала,

жениха ждала невеста,

суженого поджидала.

215 Вековечный Вяйнямёйнен

без сапог подходит к деве,

босиком легко ступает,

приближается к девице,

прядь волос у девы просит,

220 говорит слова такие:

«Прядь волос мне дай, девица,

дай, красавица, свой локон,

дай для кантеле мне струны,

для моей утехи вечной!»

225 Прядь волос дала девица,

локон свой дала красотка,

пять и шесть волос нежнейших,

семь своих волос девичьих —

вот откуда взяты струны,

230 звончатые — раздобыты.

Вот и кантеле готово.

Вековечный Вяйнямёйнен

сел на самый нижний камень,

на скалистую ступеньку.

235 Взял певучий короб в руки,

кантеле к себе придвинул,

повернул колками кверху,

тупие упер в колени,

чтобы кантеле наладить,

240 струны звонкие настроить.

Инструмент настроил Вяйно,

струны звонкие проверил.

Повернул певучий короб,

поперек колен поставил.

245 Опустил ногтей десяток,

пять своих расставил пальцев,

пробежал по струнам звонким,

по звенящим нежно нитям.

Вот играет Вяйнямёйнен,

250 руки легкие взлетают,

пальцы тонкие порхают,

бегают по струнам звонким.

То-то радуется короб,

свилеватая береза,

255 золото звенит кукушки,

девичий ликует волос.

Двигаются пальцы Вяйно,

струны кантеле рокочут,

горы рвутся, скалы скачут,

260 содрогаются утесы,

валуны на волнах блещут,

камни плавают по водам,

сосны бурно веселятся,

пляшут пни на боровинах.

265 Рода Калевы золовки

побросали вышиванье,

побежали ручейками,

понеслись потоком шумным,

молодицы, — улыбаясь,

270 весело смеясь, — хозяйки,

чтоб игру послушать Вяйно,

чтоб весельем насладиться.

Что мужей в округе было,

все в руках держали шапки,

275 что в округе женщин было,

все ладонь к щеке прижали,

девушки в слезах стояли,

парни были на коленях,

пенью кантеле внимали,

280 Вяйнямёйнена веселью.

Словно ртом одним сказали,

словно выдохом единым:

«Не случалось прежде слушать

музыки такой чудесной,

285 никогда, пока на свете

месяц в небесах сияет!»

Звон красивый разливался,

слышался в шести селеньях.

Не было такого зверя,

290 чтобы слушать не явился

это нежное звучанье,

инструмента голос чудный.

Что в лесу животных было,

все на коготки присели,

295 чтоб игру послушать Вяйно,

чтоб весельем насладиться.

Птицы неба прилетели,

все устроились на ветках.

Рыбы вод сюда явились,

300 стаей к берегу приплыли.

Даже все земные черви

вылезли наверх из почвы,

извивались, наслаждались

этой музыкою нежной,

305 кантеле прекрасным звоном,

Вяйнямёйнена игрою.

Вековечный Вяйнямёйнен

впрямь играл мастеровито,

извлекал искусно звуки.

310 День играл, второй старался,

с одного играл присеста,

только раз откушав утром,

только раз надев свой пояс,

только раз надев рубаху.

315 Если он играл в жилище,

у себя в избе сосновой,

кровля звоном отвечала,

пели даже половицы.

Пели балки, пели двери,

320 ликовали все окошки,

каменная печь плясала,

свилеватый столб мурлыкал.

Если шел еловым лесом,

проходил сосновым бором,

325 делали поклоны ели,

поворачивались сосны,

шишки падали на землю,

сыпалась к подножью хвоя.

Проходил когда по рощам,

330 по лесным шагал полянам,

рощи сами веселились,

ликовали все поляны,

хоровод вели цветочки,

долу кланялись побеги.

Песнь сорок пятая



Хозяйка Похьелы насылает на Калевалу необыкновенные болезни, с. 1–190. — Вяйнямёйнен излечивает народ сильнодействующими заклинаниями и мазями, с. 191–362.

Ловхи, Похьелы хозяйка,

весть такую услыхала:

Вяйнола живет прекрасно,

Калевала процветает

5 от больших осколков сампо,

крышки расписной обломков.

Тут взяла хозяйку зависть.

Принялась усердно думать:

гибелью какой осилить,

10 извести какою смертью

Вяйнолы народ упрямый,

Калевалы населенье.

Ловхи Укко умоляет,

Павванне смиренно просит:

15 «Ой ты, Укко, бог верховный,

Калевы народ повергни,

порази железным градом,

жалами стальных иголок.

Погуби болезнью злою,

20 умертви народ коварный,

во дворах мужей повергни,

жен убей в хлевах просторных!»

Дева Туони, дочь слепая,

Ловиатар[204], бабка злая,

25 худшая из дочек Туони,

злейшая из дочек Маны,

всяких зол была началом,

тысяч разных бед — причиной.

У нее и лик был черным,

30 отвратительною — кожа.

Эта черная девица,

Улаппалы дочь слепая,

средь дороги постелила,

ложе сделала средь грязи.

35 Улеглась спиною к ветру,

боком к лютой непогоде,

к ледяному вихрю задом,

передом к восходу солнца.

Налетел великий ветер,