на хребте больших болотин,
среди двух коряг прогнивших.
С корнем вырвали корягу,
семя льна под ней сыскали
в кладовой гадюки Туони,
в тайнике змеи подземной.
Был золы остывшей ворох,
горсточка сухого пепла
от ладьи, дотла сожженной.
В той золе был лен посеян
подле Алуэ, на поле,
возле озера, в суглинке.
Из земли побег поднялся,
вытянулся лен высокий,
долгунец безузелковый,
за одну лишь ночь средь лета.
Лен посеяли средь ночи,
в лунном свете клин вспахали.
Лен пололи, разрежали,
вырывали, вычищали,
обрывали льну головки,
колотили, молотили.
Опускали мокнуть в воду,
размякать ему давали,
поднимали, обжимали,
основательно сушили,
сильно мяли, колотили,
расторопно теребили.
Вот уже в кудель смотали,
тут же в нитку обратили
за одну лишь ночь средь лета,
в промежутке между днями.
Нить золовки выпрядали,
сестры в иглицы вдевали,
быстро сеть вязали братья,
свекры повод прикрепляли.
Вот уже готов и невод,
нитяный привязан повод,
в неводе кошель – в сто сажен,
приводы – в семьсот саженей,
грýзила висят красиво,
поплавки – еще красивей.
Тянут невод молодые,
дома старые гадают,
взять сумеют ли добычу,
рыбу, что поймать желают.
Тянут сети, тащат невод,
напрягаются, потеют,
вдоль воды ведут прилежно,
поперек воды проводят —
разной рыбы наловили:
несколько ершей проклятых,
окунечков окаянных,
желчью пахнущих плотичек.
Только той не взяли рыбы,
для которой невод сделан.
Молвил старый Вяйнямёйнен:
«Ой, кователь Илмаринен!
Нам самим пойти придется,
заводить на море невод».
Вот пошли два славных мужа,
вышли с неводом на море,
завели крыло на остров
на большом просторе моря,
завели крыло другое
на мысок, где были пожни,
привязали повод крепко
к лодочным причалам Вяйно.
Мечут сети, опускают,
выбирают, поднимают.
Наловили всякой рыбы:
окуней и окунечков,
семужек, тайменей разных,
лососей, лещей бессчетно,
всякой живности подводной —
рыбы той лишь не поймали,
для которой сделан невод,
для которой скручен повод.
Вот тогда-то старый Вяйно
так заметил, так промолвил:
«В глубину забросим сети,
заведем подальше невод».
Тут уж старый Вяйнямёйнен
говорит слова такие:
«Ахто, волн морских хозяин,
повелитель пенных гребней,
выломай в пять сажен вицу,
прут возьми длиной в семь сажен,
чтоб морской простор обмерить,
ямы донные обшарить,
вымести со дна весь мусор,
выгнать рыбу из пучины,
из морских подвалов рыбных,
из сусеков лососевых,
из больших покоев водных,
из морских чертогов темных,
солнышком не освещенных».
Вековечный Вяйнямёйнен
сам вытаскивает невод,
тянет сам льняные сети,
говорит слова такие:
«Вот уже вся рыбья стая
загнана в большие сети
с сотней плашек поплавковых».
Вот вытаскивают невод,
выбирают, вытряхают,
высыпают в лодку Вяйно.
Вывалили ворох рыбы,
для которой невод сделан,
сплетены льняные сети.
Вековечный Вяйнямёйнен
лодку к берегу причалил
возле синего помоста,
возле красного настила.
Выгрузил всю рыбью кучу,
перебрал весь рыбий ворох,
отыскал в той груде щуку,
ту, что долго добывали.
Тут уж старый Вяйнямёйнен
так решает, размышляет:
«Взять осмелюсь ли руками,
взять без рукавиц железных,
взять без каменных перчаток,
без голичек медных – щуку?»
Солнца сын слова услышал,
так сказал он, так промолвил:
«Я б разделал эту щуку,
я бы взял ее руками,
если б мне резак отцовский,
нож родительский подали!»
Нож упал с небесной крыши,
с облаков резак свалился —
нож серебряный прекрасный
с золотою рукояткой.
Солнца светлого сыночек
нож берет, упавший в руки,
щуку ловко разрезает,
большеротую пластает.
В животе той серой щуки
лоха светлого находит,
в животе того лосося
гладкого сига находит.
Гладкого сига разрезал,
в нем нашел клубочек синий,
в завитке кишки сиговой.
Размотал клубочек синий:
изнутри того клубочка
выскользнул клубочек красный.
Размотал клубочек красный:
изнутри того клубочка
вынул огненную искру,
что упала с небосвода,
что пробилась через тучи,
с высоты восьмого неба,
с крышки воздуха девятой.
Размышлял покуда Вяйно,
искорку на чем доставить
к тем домам неосвещенным,
к темным избам Калевалы,
выскользнула эта искра
из ладони сына Солнца,
бороду сожгла у Вяйно,
даже хуже поступила:
щеки кузнеца задела,
руки сильно опалила.
Побежало пламя дальше,
волны Алуэ пронзая,
в можжевельник укатилось —
загорелся можжевельник,
забежало в ближний ельник —
ельник в пепел превратился,
прокатилось пламя дальше —
полземли сгорело в Похье,
дальний край – в пределах Саво,
Карьяла – с боков обоих.
Вековечный Вяйнямёйнен
в путь отправился за искрой.
В корбу на горе поднялся
по следам жестокой искры.
Там-то и настигнул пламя,
под корнями двух пенечков,
в глубине ольховой чурки,
в пазухе гнилой коряги.
Вековечный Вяйнямёйнен
тут сказал слова такие:
«Огонек, творенье Бога,
искорка, Творца созданье,
зря укрылось, утаилось,
спряталось совсем напрасно!
Будет лучше, коль вернешься
в каменный очаг жилища,
спрячешься в золе домашней,
в жарких углях затаишься,
чтобы днем пылать прилежно
на березовых поленьях,
чтобы прятаться ночами
в устье свода золотого».
Вот берет он эту искру,
вот кладет на трут горючий,
на березовую губку,
в медный котелок бросает.
В котелке огонь уносит,
доставляет на бересте
на конец косы туманной,
на далекий остров мглистый:
так принес он свет в жилища,
так в дома огонь доставил.
11Солнце и месяц все еще не светят людям Вяйнямёйнен находит скалу, где Ловхи спрятала небесные светила, но, чтобы ее открыть, ему приходится вернуться и просить Илмаринена выковать инструменты • Злая старуха превратилась в птицу и полетела к жилищу Илмаринена выведать, что он делает • Но кузнец все понял и обманом заставил ее освободить солнце и месяц
Е СИЯЕТ СОЛНЦЕ В НЕБЕ,
все еще не светит месяц
в этих Вяйнолы селеньях,
на равнинах Калевалы.
Стало холодно посевам,
стало стаду неуютно,
стало скучно птицам неба,
плохо стало человеку:
солнце никогда не светит,
не сияет месяц ясный.
Юные совет свой держат,
пожилые размышляют,
как же без луны на свете,
как же им прожить без солнца
в бедных северных пределах,
на убогих землях Похьи.
Держат свой совет девицы,
девы юные гадают,
к кузнецу приходят в кузню,
говорят слова такие:
«Поднимись, кузнец, с лежанки,
из-за каменки, кователь,
новую луну нам выкуй,
новое нам сделай солнце,
худо, коль не блещет месяц,
плохо, коль не светит солнце».
Поднялся кузнец с лежанки,
из-за печки встал кователь,
стал ковать он месяц новый,
делать новенькое солнце,
серебра набрал для солнца,
золота – на месяц новый.
Вековечный Вяйнямёйнен
говорит слова такие:
«Ой, кователь Илмаринен,
ты работаешь впустую!
Золоту не быть луною,
серебру не стать светилом».
Выковал кователь месяц,
сделал Илмаринен солнце.
Бережно светила поднял,
перенес их осторожно:
месяц – на макушку ели,
солнце – на сосну большую.
Пот со лба его струился,
по лицу бежала влага
от такой работы трудной,
от подъема тяжкой ноши.
Он луну на небо поднял,
солнце водворил на место,
месяц – на макушку ели,
солнце – на сосну большую,
только вот луна не светит,
только солнце не сияет.
Тут уж старый Вяйнямёйнен
говорит слова такие:
«Нам придется бросить жребий,
разгадать по верным знакам,
где от нас укрылось солнце,
где луна запропастилась».
Старый вещий Вяйнямёйнен,
тайноведец вековечный,
щепок из ольхи нарезал,
уложил их с тайным смыслом,
перевертывать их начал,
пальцами на место ставить.
Молвит он такое слово,
говорит такие речи:
«У Творца прошу совета,
у Создателя ответа,