Отправился Ильмаринен, великий кузнец, к своему горну, бросил на огонь железо, кинул одну пригоршню золота, а другую — серебра и велел рабам раздувать пламя. Взялись рабы за мехи, и вскоре стало в горниле железо как тесто, серебро как вода и сияющей волной заструилось золото. Явился в мыслях мастера дивный меч с золотой рукояткой — вынул он из пламени металл и, положив на наковальню, принялся стучать веселым молотом, выковывая для Вяйнемёйнена клинок, какой ему хотелось. Вскоре заглянул песнопевец в кузницу посмотреть на меч, взял его в руки, и пришелся огневой клинок как раз по нему — да и украсил кузнец на славу оружие мужа: на острие клинка сияет месяц, посередине светит солнце, а на рукояти рассыпаны звезды. Искусно украсил Ильмаринен и ножны: внизу ржет жеребчик, наверху выгнул спину котенок, а посередине лает собака.
Выйдя из кузницы, стал Вяйнемёйнен рубить мечом железный утес и отсекать от него глыбы.
— Клинком этим, — воскликнул радостно богатырский старец, — мог бы я расколоть твердые горы и рассечь на части скалы!
Изготовив оружие Вяйнемёйнену, выковал Ильмаринен и себе достойную броню — для защиты от бед и чтобы крепче стоять в битве. Надел он железную рубашку, застегнул на бедрах стальной пояс, а тут уже и рунопевец подвел к кузнице желтогривых скакунов. Оседлали герои статных боевых коней и поскакали по берегу. Но недалеко они отъехали, как услышали с пристани на взморье плач и стоны.
— Похоже, это девица рыдает, — сказал мудрый Вяйнемёйнен. — Давай-ка узнаем, в чем дело?
Подъехали герои ближе и увидели: то не девица рыдает у моря, а плачет и стонет печально большая крепкая лодка.
— Что плачешь ты, дощатая? — направив коня с пшеничной гривой к борту лодки, спросил Вяйнемёйнен. — Или грубо ты сработана? Или тяжелы твои ключины?
— Хочу я сойти в море со смоленых катков, как девушка хочет из дома уйти к милому мужу, — ответила лодка. — Оттого я и горюю, оттого и плачу, чтобы скорее спустили меня на воду. Строили меня лодкою военной, должно мне было стать кораблем для битвы и возить на дне сокровища, а на войне ни разу мне бывать не довелось и не пришлось за добычей плавать! Другие лодки, пусть они меня и хуже, не раз уже бывали в битве и привозили на дне богатства, а я, хоть из отличных досок сделана и обита для крепости медью, гнию здесь на катках, и руль мой видит лишь земляных червей, мачта служит для птиц гнездилищем, а по дну, вместо добычи, прыгают лягушки! Уж лучше б осталась я горной елью и стройной сосною: сейчас скакала бы по мне белка и играл у корней озорной пес!
— Не плачь, дощатая! — успокоил лодку вещий старец. — Скоро уже отправишься ты на битву. Скажи мне только: искусно ли ты сработана? Сможешь ли сама сойти с катков в море, чтобы ни рукой, ни плечом тебя никто и не тронул?
— Не может мой обширный род ходить, не могут челны, мои братья, плавать, пока не спустят их на воду, пока руками не сдвинут с места, — ответила лодка.
— А если столкну тебя в воду, побежишь ли ты без весел, без рулевого у кормила и без ветра в парусах?
— Нет, — ответила Вяйнемёйнену лодка, — никто из моего рода не побежит по водам, если не будет гребцов за веслами, если праздным останется руль и не надуют ветры парус.
Обрадовался мудрый старец, что нет в лодке пустого бахвальства, и спросил напоследок:
— А поплывешь ли ты с гребцами на веслах, с кормчим у руля и с надутым парусом?
— Весь род мой мчится по морю, — сказала лодка, — если крепко держат руки весла, если правит кормчий рулем и если туго надут ветром парус!
Слез Вяйнемёйнен с лошади и пением спустил чудно изогнутый челн с катков на воду. Тихонько продолжил мудрый старец напевать свои чаровные руны, и появились в лодке на скамьях сильные молодцы, девушки в оловянных колечках и старые седые мужи. Больше сотни человек поместил Вяйнемёйнен в лодку, но ничуть она не осела и легки остались ее обводы. Сам вещий певец сел на корму у руля и велел челну в напутствие как пузырьку бежать по волнам, как лилии скользить по течению.
Взялись за весла старики, и хоть гребли усердно, но медленно убывал путь. Тогда посадил Вяйнемёйнен к веслам девушек, и принялись они прилежно за дело, но все равно еле-еле плыла по равнине моря лодка. Сели грести за девицами молодцы, сильно взялись за весла, но и у них не вышло разогнать челн на славу. Тут уж Ильмаринен сам вызвался грести — и побежала лодка, жадно поедая путь, лишь качались на ней скамейки, стонали рябиновые весла, лебедем пел нос да гоготали уключины. Вяйнемёйнен же, сидя на красной корме, направлял лодку крепким рулем.
В то время Ахти-Островитянин вышел на свой мысочек, на берег убогой бухты, и пригорюнился, что нет в его сетях рыбы, что не хватает им с матушкой хлеба, что почти пуст амбар и плохо ему, плуту, живется на свете. Возился Лемминкяйнен в печали с новой лодкой — взамен той, что осталась, скованная морозом, во льдах залива Похьолы, — уже устроил дно и почти возвел борта, как заметил вдруг зорким взглядом на море незнакомый челн. Тут крикнул он громко с мыса через просторы вод:
Чья это лодка? Чей корабль плывет по волнам?
Ответили ему с лодки девицы и молодцы:
— Что же ты за герой, если не знаешь лодки Вяйнёлы, не знаешь рулевого и гребца на веслах?
Пригляделся Лемминкяйнен и узнал отважного мужа у руля и славного мужа, что налег на весла.
— Знаю я рулевого и знаю гребца, — крикнул Ахти. — Старый Вяйнемёйнен правит лодкой, а на веслах сидит Ильмаринен. Куда плывете вы, герои?
— Правим мы по пенным волнам на холодный север, — ответил Вяйнемёйнен. — Хотим добыть себе Сампо в угрюмой Похьоле, захватить его пеструю крышку в недрах сариольской горы — пусть с мельницей этой придет изобилие в Калевалу.
Воскликнул тут повеселевший Лемминкяйнен:
— О мудрый Вяйнемёйнен! Возьми меня третьим героем, чтобы добыть в Похьоле Сампо и похитить его пеструю крышку! Еще верно послужит в битве мой меч, и руки эти еще послушны моим приказам!
Охотно пригласил Вяйнемёйнен молодца в лодку, с тем чтобы разделил Ахти с ними тяготы пути и славу подвигов. Подхватил веселый Лемминкяйнен брусья и доски, что готовил для своего челнока, и шагнул в подоспевшую лодку Вяйнёлы.
— Зачем принес ты эти брусья? — удивился Вяйнемёйнен. — Все брусочки и доски в моем челне уже на месте.
— Осторожность лодку не погубит, — ответил Ахти. — Бывает, что ломают свирепые бури у лодок в море брусья, а ветры отрывают доски.
— Учить ты меня будешь, нелепый, как делать лодки! — осадил Лемминкяйнена мудрый старец. — Для того и сделан у военного челна выгиб из железа, для того и обиты борта красной медью, чтобы не разбили лодку бури и не повредили ее ветры!
37. Вяйнемёйнен делает из челюсти щуки кантеле
Сел веселый Лемминкяйнен за весла в подмогу Ильмаринену, а Вяйнемёйнен, исполненный радости от вида безбрежного моря, стал с пением править.
Чтобы кратчайшим путем прибыть в мрачную Похьолу, повел песнопевец лодку в речное устье, и вскоре достигли герои бурных порогов. На счастье вспомнил Лемминкяйнен отцовские рыбачьи заклятия, что усмиряют буйство течений, и запел заветные слова:
— Дева рек, пучин хозяйка!
Поднимись над белой пеной,
Обхвати руками волны,
Обними поток бурлящий,
Чтоб не сгинул в нем невинный,
Чтоб нашел дорогу смелый!
Вы, утесы и каменья,
Опененные потоком!
Головы свои склоните
На пути смоленой лодки,
Красной медью укрепленной!
Киви-Киммо, чадо Каммо!
Преврати во мхи ты камни,
Щель пробей в скале подводной,
Пропусти в нее кораблик,
Обратив речною щукой,
Проходящею сквозь глыбы
Водяные и сквозь волны!
Мелатар, потоков дева!
Мягкую скрути-ка пряжу
Из тумана голубого,
Протяни ее над пеной,
Чтоб по ней нашел дорогу
Безопасную кораблик!
Если ж вы бессильны, боги
Рек и шумных водопадов, —
Челн мечом проводит Укко,
Путь клинком укажет лодке!
Под заклинание Лемминкяйнена присмирели ревущие воды, и провел кормчий Вяйнемёйнен лодку без труда меж подводных скал. Однако, как вышел быстрый челн на тихий плес, вдруг зацепился за что-то днищем и стал недвижим. Напрягая богатырские силы, упирали Ильмаринен и Лемминкяйнен весла в воду, чтобы освободить лодку, но ни на пядь не стронулась она с места.
— Посмотри-ка, Лемминкяйнен, — сказал старец за кормилом, — что держит лодку в спокойных глубях: пень там, камень или что иное?
Перегнулся удалой Ахти через борт, заглянул под лодку и сказал:
— Не на пне мы застряли и не на камне — сидит наш челн на спине огромной щуки, на хребте речной собаки.
— Чем только вода не богата, — заметил мурый Вяйнемёйнен, — есть там пни, есть там и щуки. Раз застряли мы на хребте речной собаки, то рассеки рыбу в воде мечом и освободи нам путь.
Вынул удалой Лемминкяйнен из ножен свой острый меч и, размахнувшись, ударил под водой щуку, — но не причинил он рыбе вреда, а лишь сам, влекомый молодецким размахом, свалился через борт в реку. Подоспевший Ильмаринен поднял его тотчас за волосы в лодку и сказал с укором:
— Стал ты уже бородатым мужем, а только таких героев, как ты, пожалуй, не одна сотня сыщется!
Тут сам Ильмаринен выхватил свой меч и, желая поучить Ахти, рубанул воду, чтобы рассечь надвое речную собаку. Но разбился в куски его клинок о чешую невиданной рыбы, а щука даже удара не почувствовала.
Посмотрел на товарищей Вяйнемёйнен и качнул седой головой:
— Оба вы и на третью часть не герои! Чуть потребуется разум мужа, тут и подводит вас рассудок.
Достал рунопевец из ножен свой клинок, но не стал рубить сплеча щучий панцирь, а с края борта вонзил его, словно острогу, огромной рыбе в могучую спину. Застрял меч в щучьем теле; потянул его Вяйнемёйнен повыше, и рассеклась щука от собственной тяжести надвое, так что хвост ушел на дно, а половина с головою упала в лодку. Вновь свободным стал челн, и направил его мудрый старец к берегу.