Не принес ли сват в подарок?
Девушка-островитянка,
Станом тонкая тростинка,
Ты беги скорей, покамест
Не попала в сети взгляда,
Не запуталась в тенетах,
Так, что с места ног не сдвинешь,
Курочка, бежать не сможешь!
Девушка-островитянка
На прибрежных гладких скалах
Молодого увидала
Мужа силы богатырской.
Подошла к нему поближе,
Задержалась, заболталась,
Шуткой перебрасываясь,
Песнями обмениваясь.
А когда любви тенета,
Сети дружбы мимолетной
Сердце спутали, связали,
Ум затмили, с толку сбили, —
Девушка-островитянка
С детской глупостью уселась
Ненароком возле мужа
На прибрежном гладком камне,
На гранитном мшистом ложе.
Что случилось, приключилось
С девушкой-островитянкой,
С бедной тоненькой тростинкой,
Что вдруг криком закричала,
Застонала слезным стоном,
Жалобно зовя на помощь?
Иль у ней в объятьях мужа,
В богатырской той охапке,
В бедрах жилочки порвались,
Кости в теле захрустели?
***
Крик ее отец услышал,
Голос дочки мать узнала.
Сна ярмо они стряхнули,
Путы дремы размотали.
Им сначала показалось,
Что дурное сновиденье
Их встревожило обманно,
Но опять к ним долетели,
Как свирели плач тревожный,
Дочки жалобные крики.
Старец острова мгновенно
Сон забыл, вскочил с постели,
В руки ухватил дубину,
Выбежал в ночную темень,
Чтоб разведать, что случилось.
Уж не парень ли, разбойник,
Не залетный ли грабитель
Взял у дочки злым обманом.
Отнял матери богатство —
Выбеленную холстину?..
А когда старик увидел
Мужа сильного у моря,
Выпала из рук дубина,
Слово грозное застряло
В пересохших связках горла,
От испуга побледнел он.
Молодая дочь понуро
На краю скалы стояла,
Робких глаз не поднимая,
Опустив лицо, скрывая
Жарко вспыхнувшие щеки,
Не сказав отцу ни слова.
Калев-сын, могучий витязь,
В выбоине скал сидел он,
В мшистой каменной охапке.
Старца он спросил без страха:
— Тут вчера не пролетал ли
Финский знахарь ветра, Туслар,
Возвращаяся из Виру,
К дому паруся родному, —
Мимо острова не плыл ли? —
Старец острова ответил:
— Много дней прошло, любезный,
Много месяцев уплыло
С той поры, когда я видел
Парус Туслара над морем.
Ты скажи мне, храбрый витязь,
Где стоит твой дом отцовский,
Где гнездо твое родное?
Ты каким великим мужем
Порожден на белом свете?
Чьей обильно щедрой грудью
Вскормлен сын такой могучий,
Как ствола богов отросток,
Мощных тааравитян отпрыск?
Я по пламенному взгляду,
По румянцу щек прекрасных,
По повадке богатырской
Угадал твою породу. —
Калев-сын, разумный, понял,
Богатырь хитро ответил:
— У крутых прибрежий Виру,
У скалистых кряжей Харью,
У песчаных мелей Ляне
Много стежек проторенных,
Много езженных тропинок,
Многих ног следы остались;
Но средь них одна дорога
По земле знакомой вьется,
След ступни хранит любовно,
Что меня к двору отцову,
К загородке материнской,
К нашим выгонам широким,
К воротам высоким дома
Приведет скорее прочих.
Там-то я на свет родился,
От комля большого дуба
Боковым стволом поднялся,
Как побег от корневища.
Там моя качалась люлька,
Там — гнездо мое на скалах,
Там — на мураве зеленой —
Память детских игр осталась.
Я рожден на белом свете
Праотцем мужей могучих.
Вскормлен я обильной грудью
Матушки моей любимой,
Выросшей в ольховой Ляне
Из яйца лесной тетерки.
Видишь ты богов отросток,
Тааравитян мощный отпрыск.
Может, Калев, муж великий,
Заронил зерно такое,
Посадил такой отросток.
Может быть, птенец последний,
Запоздалый, проклевался
Из яйца тетерки Линды.
Девушка-островитянка
Робко слушала чужого,
Как покойник, побледнела,
Обмерла она, когда он
Калева отцом, а Линду
Матерью назвал своею.
Слабенькая, тоненькая,
Насмерть перепуганная,
К берегу она метнулась, —
На крутом краю обрыва
Ненароком оступилась,
Там, родная, поскользнулась,
Головою вниз упала —
В море, в волны вспененные,
В глубину, на дно морское.
Погребла волна голубку,
Деточку вода покрыла.
Шумная волна ночная
Лапушку похоронила.
Поднял крик отец несчастный,
Громко начал звать на помощь.
Прянул богатырь в пучину,
Под покровом пены скрылся,
Чтоб похищенную морем
Вынести со дна морского,
Из объятий бездны вырвать.
Но глубин тяжелых полог
На прохладном темном ложе
Утаил, укрыл голубку,
На землю вернуться не дал.
Богатырь Калевипоэг
Вынырнул из волн широких,
Молвил ждущему на скалах,
Крикнул старцу островному:
— Ты прощай, отец печальный!
В море дочь твоя попала,
Мать моя — во вражьи сети!
Бедные с тобой мы братья,
Одинаково несчастны! —
Молвив так, пустился дальше
Калевитян сын бесценный.
Плавником гребя могучим, От
скалы он отдалился.
И в раскате волн широких,
В качке зыби, в свисте бури,
Из очей отца-бедняги
Скрылся сын тетерки Линды.
Калев сильною рукою
Рассекал пучину моря.
В люльке бурных волн качаясь,
На хребте валов кипящих
Удалой пловец катился
К северу, к скалистым кручам,
К краю моря полуночи.
На призывный крик, на голос
Старца острова, бедняги,
Прибежала мать-старуха
О беде узнать-проведать.
— Матушка моя, голубка!
Ты зачем, родная, встала
Из своей постели теплой,
Из-под пологов ковровых?
Вести черные, лихие,
Как мороз жестокий, зимний,
Как буран ночной свирепый,
Сердце ужасом наполнят,
Заморозят кровь живую!
Под водой — постель дитяти,
В бездне — зыбка золотая,
Колыбель — в молоке рыбьей,
Горница голубки — в море!
Волны нянькой ей не будут,
Зыбки шест не покачают,
Не споют ей колыбельной,
Доченьку не позабавят,
Одеялом не укроют.
Матушка моя, зачем ты
Средь холодной темной ночи
Из постели теплой встала
Вести страшные услышать?
Дочь твоя, что ты, родная,
В неге, в холе вынянчила,
Щедрой грудью выкормила,
С береженьем выходила,
На руках укачивала,
Под крылом выращивала,
Наша дочка спит в пучине,
В водяной глухой постели!
Матушка моя! голубка!
Ты возьми, родная, грабли,
Грабли с длинным грабелищем,
С рукояткою из меди,
С зубьями из твердой стали, —
Чтобы грабли дна морского,
Дна глубокого достали!
— Ты неси, отец мой, сети —
Самый крепкий, новый невод,
Попытай, родной мой, счастья:
Не найдешь ли в море дочку,
Не поднимешь ли голубку
Неводом со дна морского! —
Стали дно грести морское,
Загребать покос пучины,
Разгребать морские норы,
В рученьках большие грабли,
Грабли — с длинной рукоятью,
Грабли — с длинными зубцами.
Рукоять — из желтой меди,
А зубцы — из синей стали,
Подграбелье — из железа.
Что же выросло из сметков?
Что поднялось из подгребков?
Стройный дуб из сметков вырос[75],
Ель златая — из подгребков.
Дуб перетащили к дому,
Золотую ель — на выгон.
Стали дно грести морское,
Проборонивать пучину,
Разгребать морские норы.
Грабли длинные — из меди,
А зубцы — из синей стали,
Подграбелье — из железа.
Что же в сметках им явилось?
Что в подгребках отыскалось?
В сметках тех — яйцо орлицы,
А в подгребках — шлем железный.
В шлем яичко положили,
Отнесли домой находку.
Стали дно грести морское.
Проборонивать пучину,
Разгребать морские норы.
Что же в сметках им явилось?
Что в подгребках отыскалось?
В сметках рыбу отыскали,
Чан серебряный — в подгребках.
Рыбу плавать в чан пустили,
Отнесли в глубокий погреб.
Стали дно грести морское,
Проборонивать пучину,
С луговин подводных травы,
Выгребать густую тину,
Щупать в ямах и пещерах,
Не отыщется ль голубка,
Дочка в море не найдется ль.
Уши бедные, услышьте,
Что поет в волнах глубоких.
Души скорбные, услышьте
Голосок со дна морского,
Что поет в волнах прибоя,
Над раскатом водным свищет!
Из волны, со дна морского,
Песня вылетела птицей,
Вышло на берег сказанье:
«Дочь пошла качаться в море,
Слушать песни волн широких.
На прибрежном голом камне
Сбросила она сапожки,
Возле ивы — ожерелья,
На мель — шелковые ленты,
На прибрежный гравий — кольца
Стала дочь качаться в море,
Слушать песни волн широких.
Что сквозь волны там блеснуло?