Кровожадным песьим нюхом
О гнедом они прознали.
Волки стаями сбежались,
Рыси вылезли из дебрей,
Собралось лисиц без счета,
Чтоб полакомиться мясом,
Жира сладкого отведать.
Вышли звери из чащобы,
Конский дух привел их прямо
На окраину лесную.
Калевов гнедой могучий
По ногам был крепко связан,
Был серебряной веревкой
На беду свою опутан.
Гибель скорую почуяв,
Поскакал конек в долину, —
Путы быстрого сдержали,
Той серебряной веревкой
Легкий бег его связали.
Он зверей хватал зубами,
Убивал копытом насмерть,
Волчьи головы дробил он,
Рвал-топтал он острозубых,
Бил их задними ногами,
Пробивал себе дорогу.
Сотнями побил волков он
И десятками медведей,
Но напрасно: из чащобы
Звери двигались без счета,
Птичьих стай необозримей —
Грызть живьем, терзать до смерти
Истомленного гнедого.
Наконец, иссякли силы,
Жизнь могучая угасла
Под железными когтями,
В скрежете зубов кровавых.
Пал, израненный, на землю
Калевитян конь любимый
Злым зверям на растерзанье.
Страшные следы оставил
Пахарю гнедой погибший:
На семь верст следы тянулись —
Знак погибельного боя.
Где врагов своих топтал он, —
Там возвысились курганы.
Где упал гнедой на землю, —
Яма там видна доныне.
Где растерзан был могучий, —
Там кровавые потоки
Собрались на дне лощины,
Стали озером широким.
Где его лежала печень, —
Там остался холм высокий,
Где нутро его истлело, —
Там раскинулось болото,
Топь глубокая разверзлась.
Где его упали кости, —
Встали холмики крутые.
Где осыпались шерстинки, —
Камыши зашелестели.
Где легла густая грива, —
Там тростник густой разросся.
Где простерся хвост широкий,
Вырос, зашумел кустарник,
Закурчавился орешник.
Так явил он, погибая,
Породил он, умирая, —
Калевов конек могучий, —
Знаки памяти навечно
О живых минувших былях
Для грядущих поколений[90]!
ПЕСНЬ ДЕВЯТАЯ
Расправа с волками. Весть о войне. Вещий сон. Гонец войны.
Солнце близилось к закату,
К голубым верхушкам леса.
Калевитян сын любимый
Пробудился, встал в тревоге.
Призрак злого сновиденья,
Бедствиями угрожая,
Разогнал усталость мужа.
Приложив к губам листочек,
Стал коня он свистом кликать,
Звать любимого гнедого.
Свист рассеялся в просторе,
Таял в далях безотзывно,
Угасал в закатном ветре:
Добрый конь не слышал свиста,
На призыв не отозвался.
Лишь тревожный гомон птичий
Отвечал на посвист мужа,
Калевитян сын любимый
Сам на поиски пустился;
Он бродил лесною чащей
По следам стреноженного, —
Шел густыми вересками,
Темными овражищами,
Топкими болотищами,
По трущобам непролазным,
Наконец, пришел в долину,
Где его коня гнедого
Разорвали злые волки,
Друга хищники сожрали.
И увидел в той долине
Много он кровавых знаков,
Признаков неоспоримых:
В ветках ивы — пряди гривы,
Клочья рваной конской шкуры,
Клочья мяса, клочья жира.
Лужи крови почернелой,
Недоеденную печень,
Конский череп с недоуздком
И разбросанные ребра;
На краю ольховой чащи
Он нашел кишки гнедого.
Селезенку и копыта.
Понял он по этим знакам,
Что погиб здесь конь любимый,
Дорогой его помощник…
Калевитян сын могучий
О коне скорбел любимом.
О гнедом вздыхал, печалясь,
Час ли, два ль провел в раздумье.
Поднял он на память лоскут
Окровавленной попоны…
Тут от горя и от гнева
Сердце мужа разгорелось,
И такое заклинанье
В сердце у него сложилось:
«Ты замри, утихни, ветер,
Шум листвы лесной, умолкни!
Сосны, ели, не шумите,
Стебли трав, не шелестите,
Ольхи, стойте, не дышите!
Я скажу в лесной пустыне,
Оглашу в земном просторе
Страшное свое заклятье!.. —
Заклинаю! Заклинаю!
Пусть ваш род проклятый вымрет,
Сдохнет пусть от голодухи,
Пусть в кустарнике истлеет,
На полях переколеет,
На снегах окоченеет,
Станет падалью в болоте!
Пусть в трясине вы умрете,
Передохнете в долине!»
Взял свой меч Калевипоэг,
В руки взял железо брани,
Двинулся через дубраву
В глубину дремучих дебрей,
В темень чащи непролазной,
Чтоб найти там волчьи норы,
Вражью вытравить породу.
Калевитян сын могучий
Хищников искал в трущобе,
Путь проламывал просторный,
Прорубал дорогу в чаще,
Толстые валил деревья.
Там, где куры не квохтали,
Где петух не кукарекал,
Обломал он ветви дуба,
Потоптал черемух чащу,
Обломал он лапы сосен,
Обломал верхушки елей,
Оборвал в лесу березы,
Вывернул дубы с корнями,
Порубил большие вязы,
Разметал он красный тальник,
Повалил густые липы,
Повалил вперед верхами,
Пни, завалы растоптал он.
Где прошел он — там дорога,
Где ступал — там поле пало.
Кто из хищников клыкастых
На пути ему встречался,
Воя, погибал мгновенно…
Так в размахе богатырском
Меч его свистел свирепо,
Так клинок тяжелый мужа
Глубоко вонзался в землю,
Что кровавыми холмами
Трупы хищников ложились,
Кровью листья оросили,
Кровью травы обагрили,
Кровью волчьей мох болотный.
Лепестки лесной брусники
И зеленые былинки
Покраснели, почернели
Под запекшеюся кровью.
Чернобурые медведи,
Волки, — те, что уцелели, —
С воем в чащу убегали,
С ревом — в мшистые болота,
В красно-ржавые трясины.
Вот уж солнце закатилось,
Сумрак затопил дубравы,
Густо мгла поля покрыла.
Богатырские зеницы
Тьма ночная омрачила,
Так что по тропам медвежьим,
Вслед бегущей волчьей стае,
Сильный муж не мог стремиться,
Чтоб развеять волчье семя,
Истребить медвежье племя.
Калевитян сын могучий —
Изнурен работой брани,
Истомлен великим гневом —
Вышел из лесу густого,
Чтобы место для ночлега
Отыскать в широком поле.
А когда нашел он место
В темном поле для ночлега,
Разостлал он клочья шкуры
И на шкуре растянулся,
Руки сильные раскинул,
Лег вздремнуть в ночной прохладе,
Чтоб утраченные силы,
Изнуренные работой
И погоней за волками,
Воротить во сне целебном.
В поле пахота дневная
И расправа со зверями
Сильно мужа утомили.
Но сомкнуться не успели
В легких сумерках вечерних
Богатырские зеницы,
И едва лишь задремал он,
Как примчался, задыхаясь,
Верховой гонец крылатый,
Вестник ужасов военных,
Грозной брани объявитель
С просьбой к Калевову сыну.
С берегов далеких Виру
Сыну Калева примчал он
Весть — наказ от всех старейшин,
Что волна вражды клубится,
Что война неудержимо,
Как морской прилив, несется,
Мирный берег затопляя.
И гонец тот, вестник бедствий,
Так сказал правдивым словом,
Злое высказал известье:
— Богатырь, боец могучий,
Славный князь Калевипоэг,
Весть принес я от старейшин,
От морских прибрежий Виру, —
Весть о бедствиях народных,
Слово тайных донесений,
Принеслась на землю Виру,
Что ладьи на окоеме
Показались с полуночи.
Корабли плывут чужие
Под покровом мглы и мрака,
А на тех ладьях носатых
Воины плывут чужие,
Чтобы высмотреть наш берег,
Нашу землю поразведать.
И старейшины решили,
Ведуны предугадали,
Парни бойкие смекнули:
Вновь воина на нас несется,
Катится телега брани,
Чтоб ярмо надеть на Виру,
Мир нарушить в Ярвамаа,
Чтоб сынов и внуков счастье
В бездну бедствий опрокинуть.
По следам посланцев тайных
Многотысячное войско
Черной тучей наплывает
На беду нам, людям Виру.
На бегу, меньших роняя,
Бабы выводок свой прячут
В нору, горы и пещеры,
Под морской плитняк тяжелый.
Тын мужик из бревен ставит,
Бедствию отпор готовит.
Но беда растет все больше,
За беседой мед все горше.
С берегов летят известья,
Что пришельцы в Кыргесааре,
В Тютарсааре, в Лавассааре[91]
Якоря свои бросают.
На ладьях широкодонных
К нам подходят из-за моря
Корабельщики лихие,
Лютые головорезы,
Многорукое убийство
И грабеж тысячерукий!
Так полярное сиянье[92],
Так нам звезды предсказали!
Матери седые стонут,
Плачут девушки в селеньях,
Детушки в ольховых чащах,
Пастушки в лугах зеленых,
Стад хранители в дубравах.
Горе, горе землям Виру!
Слезы у людей на веках
Горькие не высыхают!
Душу нам гнетет тревога,