— Не обуздывай ты воду,
Речку в сеть не забирай ты,
Не лови ты наших струек,
Не завязывай дорожек,
Не ломай ты наши входы,
Наших выходов не трогай!
Уплачу тебе я выкуп,
Все отдам я, что запросишь,
Все отдам я, не торгуясь,
Все я выплачу без спора! —
Понял Алев-сын разумный,
Что игра ему на пользу,
Так сказал он водяному:
— А какой же будет выкуп,
Если торг наш совершится,
Если миром все уладим? —
Бес лукавый так ответил:
— Сам назначь любую плату!
Все отдам, чего захочешь,
Лишь оставь ты нас в покое. —
Так промолвил витязь Алев:
— Если ты вот в эту шапку
Старых талеров насыплешь,
Чтоб они бугром лежали,
Ваши входы не сломаю,
Ваших выходов не трону! —
Водяной промолвил слово:
— Завтра утром, на рассвете,
Старых талеров добуду,
Шапку доверху насыплю. —
Алев-сын в ответ промолвил:
— За рога быка хватают, —
Человека вяжет слово[95].
Исполняй же слово чести,
Поживей неси мне выкуп,
А не то — вражда вернется,
А не то — вернется ссора! —
Старый бес нырнул в свой омут,
Глубоко на дно забился.
Ночью Алев-сын разумный,
Ближний калевитян родич,
Вместе с другом неразлучным
Вырыл яму под муравкой,
Глубиной почти что в сажень.
Яму хитрую он вырыл —
С дном широким, с узким горлом,
Он прикрыл ту яму шапкой,
А у шапки срезал донце,
Дырку тайную в ней сделал:
Сколько золота ни всыплешь,
Все оно ульется в землю[96],
В тот подкоп, не видный глазу.
Вот ранехонько приплелся
Водяной с тяжелой ношей
Шведских талеров старинных.
Золото он ссыпал в шапку:
В шапке донце не покрылось.
Бес еще мешок приносит,
В третий раз бежит с поклажей,
Вот в четвертый раз он тащит,
В пятый раз бредет уныло,
Волочет шестую ношу —
Все проглатывает шапка,
А прибытка в ней не видно!
Деньги черта убывают,
Истощается богатство.
Сундуки бедняга выскреб,
Смел подгребки золотые,
Вытряс он все кошелечки,
Выворотил все карманы, —
Толку все же не добился.
Не сумел наполнить шапку:
Золото не прибывало,
Не бугрилось над краями.
Водяной перепугался,
К сыну Алева взмолился:
— Ты всего не требуй сразу!
Потерпи, мой паренечек!
Подожди, — вот минет лето,
Расплачусь тогда с лихвою,
Шапку доверху наполню,
Золотой бугор насыплю! —
Алев-сын, хитрец веселый,
Бесу глупому ответил:
— За рога быка хватают, —
Человека вяжет слово.
Долог путь для пешехода,
Длинен каждый час для ждущих,
В старом долге мало проку.
Исполняй-ка обещанье!
А не то — свое исполню:
Завяжу твои дорожки,
Речку в сети заберу я,
Чтобы дичь далась нам в руки,
Ни на дно не опустилась,
Ни на берег не всплеснулась! —
Страх напал на водяного.
Делать нечего — придется
Навестить своих братишек,
Бабке в пояс поклониться:
Может, выручат — помогут!
Тут надумал он — коварством
Сына Алева опутать,
Так сказал обманщик старый:
— Славный Алев, добрый Алев!
Я исполню слово чести:
Шапку доверху наполню,
Золотой бугор насыплю,
Если сам пойдешь со мною, —
Уж тогда ни в чем не будет
Ни заминки, ни обмана! —
Так старался вероломный
Сына Алева опутать,
Увести его подальше
От пропавшего богатства.
Но злокозненную хитрость
Понял Алев-сын разумный,
Он гонца-слугу покликал
И сказал слова такие:
— Собирайся-ка, дружочек,
Калевов слуга бывалый,
Ты ступай-ка вместе с чертом,
Опустись в бесовский омут,
Ты родню его проведай,
Пособи ему в дороге,
Дотащи мешок с деньгами!
У меня же нет охоты
Далеко идти отсюда.
Должен я скалой прибрежной,
Должен я могучим дубом
Здесь стоять несокрушимо,
Сторожить добро большое,
Охранять оброк богатый! —
Калевов слуга бывалый
Не ослушался приказа.
Старый бес шагать пустился,
Следом Алевов помощник
Шел дорогой незнакомой,
Тайной тропкой безыменной —
За пределы вечной ночи,
В те места, где не ступали
Ноги смертного от века,
Где вовек не зажигалось
Око светлое, живое.
Страшно было человеку
На безвестной той дороге,
Что ведет на адский выгон,
Ко двору вражды извечной,
На безвестной той дороге,
Где заря не занималась,
Не алел огонь заката,
Там, где солнце днем не греет,
Где не светит ночью месяц,
Звезды путь не указуют.
Словно заревом далеким
Вдруг заискрилась дорога:
Это — плошки смоляные
На столбах ворот горели.
Путники вошли в ворота,
За порог ступили оба.
Вышли братья водяного.
Гостя приняли с почетом,
На скамейку усадили
Пред застолицей богатой.
На столе златые кубки
И серебряные блюда —
Все, чем славен дом подземный,
Чем семейка таровата,
Ведь недаром называют
Чванство адовым наследьем, —
Так уж бесы постарались,
Стол украсили на диво!
Довелось тут человеку
Натерпеться многих страхов.
Он из мисок золоченых
Ни куска не мог отведать,
Ни росинки он не отпил
Из серебряных кувшинов,
Не хлебнул он ни глоточка
Меда пенного густого.
Голубые искры молний
С треском сыпались из мисок,
Отлетали от кувшинов,
Поднимались над ковшами.
Да к тому ж еще и бесы
Меж собой залопотали
На неведомом наречье:
«Виндерди-да, вандерди-да!..»
Это адское наречье
Душу гостю устрашало.
Верный Алевов помощник
Озираться стал в тревоге,
Размышлять он стал в смятенье:
«Видно, смерть моя приходит!
Знать, увянуть суждено мне
На лугу моем весеннем.
Ради прибыли хозяйской
Суждено мне гнить в болоте,
Не оплаканному милой,
Вдалеке от ясноглазой.
Хорошо ты, жадный Алев,
Наградил меня за верность,
В ад пославши на погибель!
Лучше б малость да за службу,
Чем всего меня лишил бы!..»
После долгих пререканий,
Тайных споров, уговоров
Забавляться стали бесы,
Гостя сделали игрушкой:
Длинные схватили клюшки,
Стали вскидывать, как рюху,
Перебрасывать беднягу,
От стены к стене метали,
Клюшкой гостю поддавали.
Он летал быстрее ветра,
Словно сноп сухой соломы.
От стены к стене метался,
От угла к углу кружился.
Тут вскричал, взмолился к бесам
Верный Алевов помощник:
— Вы, браточки золотые!
Полно вам играть со мною!
Дайте стать мне на пол ада,
На траву чернее сажи.
Вы дозвольте мне измерить
Стены длинною веревкой,
Вымерять углы бечевкой,
Лентою — длину покоев,
Нитью — ширину покоев,
Чтоб друзьям я мог поведать,
Мог похвастать, похвалиться,
Как в аду меня кружили,
Как высоко там летал я! —
Черти парня отпустили,
Дали отдых человеку.
Шнур достал он из кармана,
Этим шелковым шнурочком
Измерять он начал стены.
Он в длину пустил веревку,
В ширину ее провел он,
В высоту ее подвесил,
На углы ее накинул,
Смерил косяки дверные, —
Так добрался до порога.
Тут, за дверь шмыгнув проворно,
Наутек пустился парень,
Полетел быстрее ветра.
Он назад не оглянулся,
Пяток собственных не чуял,
Чтоб скорей увидеть солнце,
Чтобы выбраться на землю,
Где не страшны козни ада,
Сети адовы бессильны.
Страж был у ворот болота,
Крикнул вслед ему привратник:
— Если хочешь ты счастливо
Завершить свой путь опасный,
Миновать петлю аркана,
Поверни, бегущий, вправо!.. —
Все ж не мог на свет бедняга
Воротиться без помехи.
Вольный человек отважный, —
Что кукушечка на ели,
Птица певчая на ветке;
У пичужки — пять несчастий,
У крылатой — шесть напастей.
Был гонец еще глубоко
Под землей, как вдруг увидел,
Что летит ему навстречу
Сука, мать чертей болотных[97],
С кровожадными щенками.
В ад неслась она из Тори[98],
Видно досыта напарясь.
Верный Алевов помощник
Слово сторожа припомнил, —
Быстро повернул он вправо,
Побежал другой дорогой.
Словно буря, с грозным шумом
Сука мимо пролетела, —
Невредим гонец остался,
Волоска не потерял он!
Быстрым ходом, резвым бегом
Дошагал слуга бывалый
До реки, где хитрый Алев
Вырыл яму под муравкой,
Обманул чертей болотных.
Яма прежняя — на месте
И прикрыта прежней шапкой,
Только нет в ней прежней клади,
Да и Алева не видно!
Верный Алевов помощник
Свежий след приметил — к лесу,
Зашагал гонец по следу.
Старый бес его окликнул,