Жди от мудрости подмоги.
Ты взнуздай врага насмешкой,
Хитростью его опутай —
До поры, как подрастешь ты,
Силы в мускулах прибавишь.
Как бы смог ты, слабосильный,
С чертом водяным тягаться,
С адским выползком сражаться? —
Тут помощник богатырский
Так ответил, поразмыслив:
— Как бы смог я, слабосильный,
С чертом водяным тягаться,
С адским выползком сражаться?
Как сын-Алев хитроумный
Показал честному миру,
В пору ту, как рваной шапкой
Он прикрыл подкоп обманный, —
Так и сам я, несмышленыш,
Победил бы в состязанье,
Над нечистым насмеялся! —
Калевитян сын отважный
Слово твердое промолвил:
— Подрасти сначала, парень,
Стань на локоть ты повыше,
Стань пошире на две пяди,
Накопи побольше силы
Всем друзьям своим на радость,
Делу нашему на пользу!
Здесь покамест ты останься
Указателем дороги.
Сам же я уйду отсюда
Прямо к озеру Чудскому —
Нужное уладить дело.
Если здесь гонцы проедут,
Если вестники проскачут
С донесеньями из Виру, —
Ты веди их, друг, немедля
Прямо к озеру Чудскому.
Там надолго задержусь я:
Время надобно для дела! —
Побеседовав разумно,
Подкрепись едой вечерней,
Улеглись они на землю,
Под кустами растянулись.
Ночь укрыла теплой мглою
Все, что движется и дышит.
Смолкли голоса животных,
Клювы звонкие замкнулись.
Жук дремал в траве прохладной,
Спал певец весны — кузнечик,
Лишь гудел комар болотный.
Коростель скрипел на ниве,
Перепел кричал в болоте.
Притаилось все живое
И вблизи и в отдаленье,
Певчие молчали птицы,
С высоты смотрели звезды,
Бледнощекий тихий месяц
Сторожил друзей заснувших.
Пред смеженными глазами
Сон сплетал свои виденья.
Дева света, Ильманейтси[104],
Дочь пленительная Кыуэ,
Сизокрылая синичка,
Долго реяла-кружила,
Залетела в лес глубокий,
Где не хаживало стадо,
Где не щелкал бич пастуший,
Лишь в ветвях шуршала птица
Да во мху змея скользила, —
Там красавица летала,
Меж ветвей резвясь, играя.
Что таилось в чаще леса?
Вырыт был в лесу колодец,
Пробуравлен спуск бездонный, —
Шли к нему людские тропки,
Тропки стад к нему тянулись
Дева света, Ильманейтси,
Дочь пленительная Кыуэ,
Стала черпать из колодца
Серебристою бадейкой
На цепочке золоченой.
Пробегал чащобный парень —
Леший, выкормыш косого,
Увидал он: над колодцем
Чудо-девушка склонилась.
Прискакал он к ней на помощь
Дева света, Ильманейтси,
Дочь пленительная Кыуэ,
Лешего перепугалась.
Над водой рукой взмахнула,
С пальца перстень уронила.
Дева света, Ильманейтси,
Дочь грохочущего Кыуэ,
Сизокрылая синица,
Горько жаловаться стала,
Стала друга звать на помощь
Кто-то перстень ей достанет
Золотой со дна колодца?
Удалой Калевипоэг
Птичьи жалобы услышал,
Понял девушкино горе,
Поспешил скорей на помощь.
Так спросил он, так промолвил
— Что ты, девушка, тоскуешь?
Что, кудрявенькая, плачешь?
Ты о чем вздыхаешь, птичка? —
Дева света, Ильманейтси,
На него взглянула нежно
И приветливо пропела:
— Что я, девушка, тоскую?
Что, кудрявенькая, плачу?
Как бадейку я спускала,
Перстень с пальца уронила,
Укатился перстень в воду. —
Изловчился славный Калев,
Прыгнул он на дно колодца
Поискать девичий перстень.
Наверху столпились бесы,
Весь колодец облепили,
Расшумелись, развизжались:
— Мышь попалась в мышеловку!
Угодил медведь в колодец!
Прикатите, братцы, камень, —
Силачу на шею сбросим,
Прошибем ему затылок! —
Бесы жернов прикатили,
Занесли его над срубом,
Опрокинули в колодец:
Уж пробьет он вражий череп!
Искалечит он медведя!
Калевитян сын любимый,
Дно глубокое обшарив,
Выпрыгнул на край колодца.
Что же у него на пальце?
На руке — колечком жернов,
Палец в дырочку просунут.
И спросил Калевипоэг:
— Дева света, Ильманейтси,
Дочь пленительная Кыуэ,
Сизокрылая синичка,
Уж не это ли твой перстень,
Что упал на дно колодца,
С пальца в воду укатился?
Долго я копался в тине,
Ничего там не нащупал,
Кроме этого колечка!
ПЕСНЬ ОДИННАДЦАТАЯ
Калевипоэг несет доски — строить города. Вброд через Чудское озеро. Кража меча. Калевипоэг заклинает меч. Приключение человечка.
Вот уж и рассвет румяный
Облака обвел каймою,
Разукрасил алой вязью,
Тонкой росписью небесной,
Новый день явился миру.
Сына Калевова очи
Пробудились, засверкали.
С ложа сна вскочил он бодро
И, не мешкая, не медля,
Сразу в дальний путь пустился.
По рассветным свежим росам,
В звонкой утренней прохладе
Зашагал Калевипоэг.
Съел он хлеба — дань поверью —
Против птичьего обмана[105]…
К Пейпси — озеру Чудскому —
Пробирался он сквозь пущи,
Перескакивал долины,
Шел кустарником глубоким,
Шел кочкарником трясучим,
Шел торфяником зыбучим,
Где не езжены дороги,
Где не хожены тропинки.
Там, где лесом проходил он,
Следом просека тянулась.
Где ступал он по болоту, —
Там колдобины зияли.
Где кочкарники топтал он, —
Мох вздымался под ногами,
Кочки сгорбились, пригнулись,
И холмы с землей сровнялись,
Где нога его шагала,
Где пята его ступала.
Выйдя к озеру Чудскому,
Муж могучий огляделся:
Как бы ношу переправить?
Нет ли где ладьи пригодной?
Нет ли лодочки надежной?
Далеко обвел он взглядом
Набегающие волны.
Нет! Нигде ладьи не видно,
Ни челна вдали, ни лодки.
Подобрав подол рубахи,
Полы за пояс заправив,
Двинулся он прямо в воду,
Волны вспахивать пустился.
Поглядел бы ты, мой брагец,
Как пошел Калевипоэг
Через озеро Чудское!
Среди озера Чудского
Даже самый остроглазый
Берегов не различил бы,
Не приметил бы землицы,
Где пловцу ступить на сушу,
Отряхнуть от пяток брызги.
Богатырь не устрашился
Долгой, трудной той дороги,
Водяной тропы безвестной.
Он ломал задорно волны,
Брызги пенные взметая,
Волны грудью рассекая,
Шумно взрезывая пену.
Рыбы в заводях дрожали.
Рак забился под корягу.
В тальниках чирок укрылся,
Утка в камышах притихла, —
Так он шумно волны пенил!
Если б кто-нибудь в ту пору
Возле озера скитался, —
Он чудесное познал бы,
Диво-дивное увидел
И невиданное встретил.
Средь кустарников прибрежных —
Там стоял колдун зловещий[106],
Первый на Причудье знахарь,
Дикарю он был подобен,
Весь обросший волосами,
Будто лютый вепрь щетиной,
Или как медведь двуногий.
С колтуном в кудлатых космах
Шлепал он по вязкой тине,
Из его разверстой пасти,
По клыкам его кабаньим
Пена белая сбегала,
На кошачьей круглой морде
Злоба черная змеилась.
Этот зверь мужеподобный,
Вепрь щетинистый, двуногий,
Отпрыск рода колдовского —
Волн и ветра заклинатель,
Черный волхв, начетчик Маны,
Наговариватель бедствий,
Заговариватель хвори,
Жребии метать умевший,
Сито дьявольское ладить,
Вызывать ключом волшебным
Образ вора в кружке винной.
Врачевать он мог недуги,
Отвести любое лихо,
Мог накликать зло любое[107].
Мог он с призраком сразиться,
Черту заступить дорогу.
Знал он снадобий без счета:
Он лечил текучим ветром,
Боль умел унять любую,
Из костей изгнать ломоту,
Мог суставы ловко вправить,
Укрепить их красной ниткой[108].
Чирьи выдавить умел он,
Боли в брюхе успокоить.
Знал он тайные заклятья
Против ветра, против крови,
Против ярости змеиной[109],
Против лишая и сыпи.
От недуга земляного
Серебром лечил он светлым[110].
Изгонял из тела немочь
Черным варевом собачьим,
Исцелял ребячьи хвори,
Знал слова от скорби сердца,
От кликушества, удара[111],
Слово верное от рожи,
От зубной тягучей муки,
От болотной лихорадки.
Ведьмам злым готовил метлы,
Пастухам — заклятый посох[112],
Рыболовам — сеть удачи,
Бабам — корень приворотный[113]