— Не печалься, мой сыночек!
Срезать лук тебе велю я,
Стрелы длинные наладить. —
Сын в ответ ему промолвил:
— Ох ты, батюшка родимый!
Лук сгибать какая польза?
Что за радость ладить стрелы?
Золотой мне нужен выкуп,
Серебра ты мне пожалуй —
Оплатить товар бесценный!
Я из города привез бы
Колец, лент, платков без счета
Да шелков прилавок целый, —
Заманил бы я красавиц! —
Взялся я коня лелеять,
Стал я холить верхового,
Нарядил его, украсил,
Серебром всего обвешал,
Золотой взнуздал уздечкой,
Бархатом обшил седельце,
Я приехал издалека
Добывать себе невесту,
Прискакал к воротам вашим,
В ваши двери постучался».
Услыхала песню пряха,
Так в ответ прощебетала:
— Здравствуй, братец деревенский,
Золотой мой паренечек!
В добрый час ты к нам приехал
Добывать себе невесту.
По делам ушел хозяин,
Он воротится не скоро,
Бабка занята блинами —
Для ребят еду готовит,
Младшая сестра — с гусями,
С красноногими, гуляет.
Чистит золото другая,
Серебро перетирает.
Мне лишь, горлинке печальной,
Жаворонку в клетке тесной,
Привелось сидеть за прялкой,
Прясть серебряные нити,
Золотой играть куделью.
Ты послушай, паренечек,
Женишок сладкоголосый,
Окуни свою ты руку
В то ведро, что возле двери,
В то ведро с волшебной влагой,
Что смолы самой чернее:
Мощь в руке твоей проснется,
В кулаке родится сила —
Стены скал ты опрокинешь,
Дверь железную проломишь,
Сокрушишь стальные башни!
Если ж надо сил убавить,
Мощь чрезмерную уменьшить,
Ты губительную руку
Окуни в ведро другое —
В то, что молока белее.
В нем смиряющая влага,
Укротительница силы,
Угасительница мощи,
А не то — разрушишь, сгубишь
Все, к чему ни прикоснешься! —
Калевитян сын любимый
Слову девушки поверил:
Он в ведерко смоляное
Окунул поспешно руку, —
Мощь в руке его проснулась,
Возросла безмерно сила.
Дверь железную литую
Вместе с петлями сорвал он,
С треском на землю обрушил.
Но едва с великим шумом
За порог занес он ногу,
Громыхнул пятой тяжелой, —
Девушка перепугалась,
Прялку бросила проворно,
Упорхнула, словно ветер,
В дальний угол схоронилась.
Перепуганная пряха
Тонким голоском взмолилась:
— Богатырь ты мой могучий,
С быстрым ветром прилетевший!
Отойди, железнорукий,
Не коснись меня и пальцем, —
Поубавь сперва ты силу,
Мощь волшебную уменьши.
Ты губительную руку
Искупай в ведре молочном:
В нем смиряющая влага,
Укротительница силы! —
Калевитян сын бесценный
Рассмеялся, потешаясь
Над девическим испугом,
Про себя же сам подумал:
«Коль рука коснется нежно,
Никакой беды не будет!»
Снова девушка взмолилась
Еле слышным голосочком:
— Стой на месте, милый братец!
Не ступай ни шагу ближе!
Непомерным ты был создан,
Ты от Таары принял силу.
Нынче влага колдовская
Мощь твою взрастила грозно.
Чую я, мой гость желанный:
Ты из Калевова рода,
Отпрыск ветви богатырской!
Сулева ты близкий родич,
Алева ты друг любимый!
А о том могучем роде
Сотни песен я слыхала
В дни, когда еще цвела я
Под присмотром у родимой,
Красовалась в летней роще,
По-за выгоном купавой,
На плетне вилась вьюночком. —
Речи тихие девичьи,
Робкой дружбы увещанья
Безответными остались.
Думы Калевова сына
Подхватил нежданный ветер,
Взвеял их в луга иные.
За порог едва вступивши,
Оглядев избу чужую,
Увидал могучий Калев
На стене, что против двери, —
Ладный меч, оружье мужа.
Три крюка торчало рядом:
На одном — клинок лучился,
На другом — болтался прутик[130],
Ветка тоненькая ивы,
А на третьем — чья-то шапка —
Старая, поношенная.
Богатырь Калевипоэг
Зова девушки не слышал,
И на прутик не глядел он,
Не приметил он и шапки.
О мече он только думал,
Созерцал сошник военный —
Тот, что скован был однажды
Дивным мастером подземным
В тайной кузнице глубокой.
Лезвием налюбовавшись,
Так промолвил славный Калев:
— В этой горнице я вижу
То, что снилось мне однажды,
То, чего искал я долго:
По руке мне меч могучий,
Для меня его ковали
В тайной кузнице подземной.
Он заменит мне оружье
То, что в Кяпе утонуло. —
Снова девушка взмолилась:
— Слушай, братик мой любимый.
Золотой мой паренечек!
Ты оставь сошник военный,
Пусть владеет им Рогатый!
Вот тебе волшебный прутик,
Вот и шапка невидимка:
Прут спастись тебе поможет,
Шапка от беды избавит!
Меч достать себе сумеешь:
Мастер выкует оружье,
Сладит умный подмастерье,
А такой бесценной шапки,
Веточки такой волшебной
Не найдешь ты в целом мире.
Скрыто в шапке десять таинств,
Семь у прутика могуществ,
Девять сил у них обоих.
Нет того прута сильнее
В достижении желаний,
В исполнении хотений.
Шапка в подвигах труднейших
Даст тебе совет и помощь! —
Калевитян сын отважный
Так ответил, так промолвил:
— Сам желанного достигну.
Если только захочу я,
Без твоей волшебной шапки
И без ветки чудодейной!
Что мне Тусларовы ветры,
Вражьих выползков удары,
Ухищренья злого Тюхи!
Мужа козни не удержат,
Чары ног ему не свяжут:
Мощь с дороги не собьется,
Путь любой осилит сила! —
Пряха, с витязем не споря,
Со стены достала шапку.
Не из войлока та шапка,
Не из волоса иль шерсти, —
Из ногтей ее сваляли[131],
Из обрезков их и стружек
Чудодейственно соткали.
Тут красавица пропела
Похвалу волшебной шапке:
«Эта шапка — клад бесценный,
Золота она дороже,
Княжеской казны ценнее
Нет другой такой на свете,
Не найдешь такого чуда
Ты во всем огромном мире!
Все, чего ни пожелаешь, —
Ради блага иль от скуки, —
Шапка все тебе достанет,
Все волшебное исполнит!»
Тут красавица со смехом
Шапку старую надела,
Говоря слова такие:
«Ты расти, расти, подружка!
Подымайся, сероглазка!
Станешь с Калева ты ростом,
Высотою с ним поспоришь!»
Принялась расти подружка,
Стала на локоть повыше,
Поднялась на две сажени,
Ростом с Калевом сравнялась.
Калевитян сын любимый
Рассмеялся: что за диво!
Шапку с девушки сорвал он,
Сам надел ее проворно,
Говоря слова такие:
— Становись пониже, братец!
Уменьшайся, паренечек!
Стань ты на локоть пониже,
На две сажени уменьшись,
Ты согнись, свернись клубочком,
Станешь ты с сестричку ростом! —
Уменьшаться начал Калев,
Стал он на локоть пониже,
Меньше стал на две сажени,
Ростом с девушкой сравнялся,
Стал похожим на сестричку.
Тут красавица проворно
Шапку чудную схватила,
Вновь сама ее надела.
Горячо она желала
Воротить свой прежний облик,
Вровень стать с живым твореньем
Вмиг уменьшилась сестрица
Вновь вошла в свой рост и облик,
Что отмерен был природой.
Калевитян сын любимый
Стал вышучивать подружку,
Так ей молвил напоследок:
— Для тебя, моя сестричка,
Я ребенком малым стану.
Нынче крошечным мальчонкой
Буду по полу кататься,
Как при играх в рюхи чурка,
Как дубовый спелый желудь! —
Только с шапкой чародейной
Не хотел он расставаться, —
Поразмыслил славный Калев:
«Если на головы наши
Рухнет град беды нежданной,
Тут-то выручит нас шапка,
Богатырское свершая,
Небывалое являя!»
Калев ростом став с мальчонку,
Принялся играть с сестричкой,
Расцвело у них веселье…
Так вдвоем они плясали,
Так по горнице кружились,
Словно вправду были дети,
Словно дом их был кленовый,
Пол — из дерева-ореха,
Двери, окна — из рябины,
Из черемухи — простенки,
Словно сами золотыми
Иль серебряными стали,
Словно стали соловьями,
Запевающими песни, —
Нынче нет таких напевов,
Песни лучшие забыты!
Пряха кликнула сестрицу —
Ту сестрицу, что с гусями,
С красноногими, гуляла.
Позвала сестру другую,
Ту, что золото литое,
Серебро перетирала,
Медь до блеска начищала.
Тотчас обе прибежали
Посмотреть на чужеземца.
Только глянули — сказали:
— Запереть нам надо кухню,
Наложить на дверь щеколду,
Все засовы позадвинуть,
Чтоб не вышла к нам старуха,
Праздник наш не омрачила! —
Наглухо замкнули кухню,
Где блины пекла старуха.
Билась та, как мышь в ловушке, —
Не могла войти к сестрицам,
Омрачить девичий праздник!