А теперь дорога ада,
Битва на мосту железном
Поистратили всю пряжу,
Веретена притомили.
ПЕСНЬ ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Калевипоэг заковывает Рогатого в цепи. Счастливые времена. Вести о войне.
Как водилось в годы оны,
Память о боях минувших
Деды, в былях воспевая,
Чаще прочих вспоминали
Песнь о тяжко-небывалой
Битве Калевова сына —
Яркое, как солнце утра,
Древнее повествованье
Об игре — жестокой битве —
Калева с владыкой ада.
Боры, горы вслушивались,
Дюны, скалы вглядывались,
Волны моря вспенивались
И трясины вспучивались,
Дно морское колебалось,
Ширь земная сотрясалась
От усилий тяжкой битвы!
Мужи, к бою изготовясь,
Близ двора избрали место,
Площадь испытанья силы.
По обычаям старинным,
За бока друг друга взяли,
Всей десятипалой силой
Взяли за пояс друг друга,
За нагашник богатырский.
Кровью налились их ногти,
Вздулись пальцы, посинели.
Все же был могуч Рогатый,
Хоть вода его томила,
Изнуряющая мышцы,
Сокрушающая силу,
Хоть у Калевова сына
Влага мощи вдвое силу
Нарастила, укрепила, —
Все же их борьба тянулась —
Грозный розыгрыш победы —
Длилась семь дней без отдышки,
Семь ночей — без останову.
Много раз в борьбе Рогатый
Подставлял кривую ногу,
Норовил свалить подножкой
Сына Линды дорогого.
Но стоял дубовым кряжем,
Тяжкою стеной железной,
Не споткнулся витязь Калев.
Чередою отрывали
От земли они друг друга,
С хрустом ребра сдавливая.
Чередою наземь с громом
Ставили, как будто Кыуэ
Ударял, колебля землю,
Потрясал поля и долы,
Волны на море вздымая.
Богатырь Калевипоэг,
Он не попросту боролся:
Он вьюном поверху пальцев,
Он змеею из-под пальцев
Выскользнувши, изловчился,
Изготовясь к обороне.
Все же в нем ослабевала
Чудодейственная сила.
Но душа живая Линды
Зорким оком увидала
Ослабленье силы сына.
Вырвала она из прялки,
С копыла пучок кудели,
Тот пучок над головою
Раз двенадцать покружила,
А потом швырнула о пол —
Сыну милому примером.
Калевитян сын могучий
Понял знак своей родимой.
За ноги врага схватил он,
Крепко взял за голенища,
Вскинул с быстротою вихря,
Закружил над головою, —
А потом как шваркнул оземь —
Трах! — на мураву сырую.
И тотчас — врага за горло,
Наступил на грудь коленом…
Снял кушак свой и проворно
Им Рогатого опутал,
Уволок врага вселенной
В потайной чулан железный,
Он скрутил его надежно
Цепью якорной тяжелой,
Ноги заковал в оковы,
В кандалы забил тройные.
Руки — наглухо в колодки,
Толстое кольцо стальное
Наглухо согнул на шее,
А потом кольцом железным
Пленника перепоясал.
Он ручные и ножные
Притянул к кольцу оковы,
Закрепил одним концом их
Наглухо в стене гранитной;
И, величиною с баню,
Прикатил валун из поля.
К камню этому ошейник
Приковал короткой цепью
И замкнул скобой железной,
Чтоб врагу ни пяткой дрыгнуть,
Ни пошевельнуть рукою.
Богатырь, труды окончив,
Пот со лба ладонью вытер
И заговорил с усмешкой:
— Ты, петух, в надежных путах!
Не скучай, не убивайся
Без меня, один оставшись!
Изливай тоску утесам,
Боль души — лесам дремучим,
Бедствие — пустынным дюнам,
Горе — скалам безответным,
Жалобы — болотам ржавым,
Оханья — чертополоху,
Вздохи — вереску лесному!
Мы с тобою квиты, братец!
Долг тебе сполна уплачен.
Сила правду утвердила,
Счастье мне дало победу! —
И тогда-то взвыл Рогатый,
Начал говорить, проклятый:
— Если бы я знал да ведал,
Видел бы спервоначалу,
Будущее разглядел бы,
Если б хоть во сне увидел,
Что потом со мною станет,
Что беда такая будет, —
Я б из подклети домашней,
Из-за печки бы не вылез,
В бой с тобой не выходил бы,
По следам твоим не рыскал!
Калевитян сын любимый,
Братец мой, могучий в битве!
Прежде вечера не кликай,
До зари не кукарекай!
Ведь пока не село солнце,
Трижды лопнет тоненькая
Скорлупа яйца удачи.
Могут трижды девять бедствий
Приключиться до заката.
Пощади меня, мой братец!
Искуплю вину я златом,
Серебром вражду прикрою! —
А увидев, что и слушать
Дюжий Калев-сын не хочет,
Стал шептать рогатый узник,
Колдовать скороговоркой…
Калевитян сын любимый
Весело шаги направил
В тайники сокровищ черта.
Там, где золото хранилось
В сундуках, обитых медью,
Серебро же ворохами
В крупяных ларях лежало.
Серебром пренебрегая,
Золото взялся он черпать,
Насыпать в мешки горстями.
Туго-натуго насыпал
Три мешка, набил четвертый.
А когда взялся за пятый,
Мышка пискнула из норки:
— Не бери так много, братец!
Тяжела, долга дорога,
Непосильной будет ноша! —
Витязь внял совету мышки
И мешок порожний, пятый,
Бросил прочь, на край бочонка,
А наполненных четыре
Накрепко связал попарно,
Чтобы легче было несть их,
Перекинув через плечи.
Были хоть и невелики
Те мешки, да и не малы:
В каждом было по три бочки,
Шесть, пожалуй, рижских мерок
В каждом золота вмещалось.
Калевитян сын могучий
Те мешки взвалил на плечи
И пустился в путь обратный —
К солнцу дня, к родному дому.
Закачался мост железный,
Балки нижние прогнулись,
Треснули быки под грузом
Четырех мешков, висевших
На плечах могучих мужа.
Лютая хозяйка ада
Заскулила из-за печки,
Взвыла у котла похлебки,
Ртом большим запричитала:
— Будет! Будет! Заклинаю!..
Задохнешься ты в долине,
Околеешь по дороге,
Пропадешь в ольховой чаще
И сгниешь среди березок.
У дороги ты замерзнешь,
Под кустом падешь без силы
Издыхать в безлюдных дебрях,
Утопать в лесной трясине,
Умирать в лесу дремучем
На обед волкам голодным,
Воронам на расклеванье,
Детям леса на забаву!..
Калевитян сын могучий
Не слыхал ее заклятий,
Шел своим путем упрямо,
Хоть и тяжко золотая
Ноша плечи натрудила,
Грузно спину тяготила.
А как за собой оставил
Он долину преисподней
И приблизился к крутому
Выходу из подземелья,
Тут решил он стать на отдых,
Мощь вернуть усталым членам.
Час ли, два ли продремал он.
Сутки спал иль двое суток,
Сам о том не ведал витязь.
И никто в долине ада
Сна его не потревожил.
Не было ему препятствий
На пути его обратном.
А меж тем рассвет забрезжил
Над ущельем, в верхнем мире,
Отраженными лучами
В сумрак бездны проникая.
Калевитян сын могучий
Встал, пошел с тяжелой ношей
Кверху, потом обливаясь,
Раскрасневшись от натуги,
Охая, глотая жадно
Воздух горлом пересохшим
И стеная от усилий.
Алев — Калева помощник —
Друга ждать один остался.
Он сидел у края ямы
Над провалом преисподней,
Над норой, в которой скрылся
Калев-сын неустрашимый.
Алев ждал и днем и ночью,
Ждал с тревогой и любовью,
Зорких глаз не закрывая.
Сутки сутками сменялись,
Шла неделя за неделей,
Годом в скуке день казался;
И глубокие сомненья
В душу Алева запали:
Жив ли уж Калевипоэг?
Не погиб ли в подземелье?..
Но однажды, на закате,
Из глубин земных донесся
Дальний гул из недр бездонных.
Слуха Алева коснулся
Шум глухой шагов тяжелых.
Встрепенулся витязь Алев,
Начал вглядываться в пропасть,
Вслушиваться в гул подземный:
То не друг ли долгожданный
Подымается из бездны?
Ночью сумерки сменились,
Росы белые вставали,
Петухи зарю пропели,
Утро тучки обагрило.
Вылез из бездонной ямы
Витязь на поверхность мира.
Ношу золота поспешно
Сбросил наземь с плеч усталых
И упал в изнеможенье
На траву, с мешками рядом,
Распрямить спинные жилы,
Отдых дать усталым членам.
Алев-муж, удалый витязь,
Притащил воды проворно.
Освежил водою друга,
Напоил водой студеной.
Тут спросил Калевипоэг:
— Молви, долго ль, брат мой милый,
Пробыл я в подземном мире,
В царстве мрака время тратил? —
Алев-сын ему ответил,
Объявил, как дело было:
— Ровно долгих три недели
Пробыл ты в подземном мире. —
И повел такие речи
Калев о своем походе:
— Разуму непостижимо,
Недоступно человеку
То, что я в своих скитаньях
Увидал в долине ада.
Нет там ни столпов, ни граней,