– Что здесь происходит? – вопросил удивленный мальтиец.
– У нас сдесь корсарская свадьба, ибо наш вождь Ламбро решил прекратить свое холостяцкое существование, и вступить в законный брак! – популярно объяснили ему.
Ларенцо хотел было сразу пойти к Качиони, но ему отсоветовали.
– Знаешь, госпитальщик, ты Ламбро сегодня не тревожь, сам понимаешь первая брачная ночь, а то он от раздражения и прибить может! – посоветовали ему опытные корсары. – Зайди-ка лучше утром, когда предводитель будет в духе!
Негодуя на происходящее, Лоренцо кое-как дождался утра и только тогда пришел к Качиони. Старый корсар расслабленно глотал обжигающий кофе и был настроен весьма благодушно, а потому итальянскому рыцарю не стоило особого труда уговорить его выйти в море навстречу турецкой эскадре.
– И в самом деле! – покачал головой Ламбро, слыша его убеждения. – Должен же я обеспечить свою молодую жену золотишком!
Соединившись в единую флотилию, Лоренцо и Качионип направились к острову Тино. От встреченного греческого купца узнали, что турки находится на рейде у острова Самос, где устраняют повреждения, полученные при прошлых встречах.
– Помимо этого турки получили солидное подкрепление. К Самосу прибыли недавно еще четыре фрегата и две шебеки! – доверительно поведал шкипер.
Итак, обе флотилии соединились. К удивлению всех, Качиони добровольно подчинился мальтийцу. На самом деле старый и хитрый корсар всего лишь на время затаился, приглядываясь к конкуренту. Что и говорить, рыцарь ему не понравился с первого взгляда. В батистовом жабо с кружевами и плаще, пудрой на голове, с аристократическими манерами, и безукоризненным французским Лоренцо был неприятен непритязательному Качиони, который и понятия не имел о носовом платке, сморкаясь, зажавши пальцами нос.
Совместное плавание двух флотилий продолжалось лишь несколько дней. На стоянке у острова Тинос, когда надушенный Лоренцо отдал какой-то нелепый приказ, Качиони его публично высмеял. Оскорбленный в лучших чувствах Лоренцо обозвал Качиони пиратской рожей, тот в ответ нехорошо прошелся по матушке рыцаря и всему его древнему роду, когда же госпитальер потребовал сатисфакции, Качиони попросту плюнул ему прямо в кружевное жабо и увел свои суда. Оскорбленный в лучших чувствах, госпитальер сразу же отписал кляузу Гибсу и Зборовскому.
Историк пишет: «Лоренци собрал на борту своего судна военный совет, на который прибыл и Ламбро Качиони с несколькими своими офицерами. План нападения на турецкую эскадру, предложенный Гвильельмо Лоренци, предводителем корсаров был встречен в штыки. Качиони во всеуслышание заявил, что ничьих указаний и советов он не примет, хотя бы они и исходили от самого графа Орлова-Чесменского, что это он прислан князем Потемкиным начальствовать в Архипелаге, и что ответ в своих действиях он будет давать самой государыне. Военный совет тут же перерос в скандал. Лоренци и Качиони, не слушая один другого, старались криками и бранью доказать свое главенство. Выйдя на палубу. Качиони продолжал кричать, требуя возвращения своих четырех судов, включенных в состав казенной флотилии. Потом он стал предлагать столпившимся вокруг матросам переходить к нему на службу, обещая платить им намного больше, чем они получали у контр-адмирала Гибса. Опасаясь, что команды его судов соблазнятся обещаниями Качиони, Лоренци поспешно отделился от корсарской флотилии. Тем временем неприятель получил еще подкрепление: из Мраморного моря прибыло несколько небольших вооруженных судов. Теперь турки располагали в Архипелаге флотом из тридцати шести военных судов различной величины. Лоренци получив эти сведения, вновь собрал военный совет. Командиры судов его флотилии письменно, как этого потребовал Лоренци, опасавшийся, что потом его обвинят в трусости, изложили свое категоричное мнение о безрассудности открытых военных действий против неприятельского флота после отделения корсарской флотилии.
Казенная флотилия еще некоторое время крейсировала в Архипелаге, пока не исчерпался скудный запас продовольствия, бывший на судах. Затем, она вернулась в Сиракузы. В море эта флотилия так уже и не вышла до конца года. В донесении князю Потемкину Гиббс сообщал; „…Что принадлежит до казенной флотилии, не получив я ни с какой стороны на требования мои помощи деньгами, не нахожу себя в состоянии не только оную вооружить, но не нахожу средств содержать оную в порте“».
Получив послание Лоренца о его ссоре с Качиони, Гибс всем сердцем был на стороне капитана-аристократа. Потемкину Гибс отправил новую жалобу на неуживчивого и лживого Качиони: «…Греков разоряет и нейтральным судам, делая обиды, ежевременно умножает на себя жалобы, из коих получил я вторично уже, присланную при письме именем его величества неаполитанского. Жалоба сия заключает в себе, чтоб майор Ламбро возвратил отнятые суда, у некоторых греков, коих послал я с ордером, к нему рассмотрев прежде комиссиею правоту их жалобы, но майор Ламбро вместо удовлетворения высек двух из них нещадно и отпустил, сказав публично, вот, сколько я повинуюсь повелениям адмирала Гибса…Старался я соблюдать всевозможную подробность во всех моих наставлениях и повелениях, кои майор Ламбро не с пренебрежением, но с ругательством принимая, давал знать о том всем, называя себя начальником ни от кого не зависящим, выдавая приказы по многим островам архипелажским, угрожая через оные разорить до основания всех, кто без его ведома казенной флотилии сделает помощь».
Писал Гибс, что и говорить, очень убедительно, да вот беда, пока англичанин Гибс и мальтиец Лоренцо строчили кляузы, грек Качиони захватывал и захватывал все новые турецкие суда, помогая этим нашим как на Дунае, так и на Черном море. Несмотря на это Гибс потребовал, чтобы Качиони спустил Андреевские флаги. Тот, разумеется, это проигнорировал. Гибс потребовал старого корсара прибыть к нему в Сиракузы для надрания. Качиони проигнорировал и это.
Между тем флотилию Лоренца выследили турки, а затем и настигли между островами Зея и Сира. По донесению Лоренца, против его девяти судов турки бросили три 66-пушечных корабля, пять 20-пушечных кирлангичей и несколько галер. Два дня турки гнались за судами Лоренца, все больше прижимая их к берегу. Судьба незадачливого рыцаря была уже почти предрешена, но в самый решающий момент на горизонте появился вездесущий Качиони, и турки поспешили удалиться. Узнав о донесении мальтийца, Ламбро долго смеялся, так как на самом деле никаких линейных кораблей у турок здесь не было, а преследовали они рыцаря даже меньшими силами.
В конце августа Лоренцо привел свои суда в Сиракузы, заявив, что более выходить в море он не намерен. Гибс пребывал в полном недоумении.
– Господин подполковник, потрудитесь объясниться, почему вы самовольно прекратили крейсерство и укрылись в порту, – вопрошал он недавнего любимца. – ведь и провизии, и пороха у вас в достатке?
– Я не намерен подвергать флотилию в жертву неприятелю число и вооружение которого умножилось чрезвычайно!
– Но ведь Качиони подвергает! – с раздражением бросил Гибс, только что получивший известие, что Качиони потрошит турок уже перед самыми Дарданеллами.
– Качиони обычный разбойник, ничего не смыслящий в высокой стратегии, я же просвещенный мореплаватель и мыслю категориями высокими!
Махнув рукой, Гибс отправился писать очередную жалобу в Петербург, теперь уже на Лоренцо.
Тем временем флотилия Качиони имела серьезную баталию у острова Макронисос с флотилией алжирских пиратов. Алжирцы были побиты и бежали. Качиони же вернулся к себе на Кеа, где с пушечной пальбой отпраздновал новую победу. Туда на Кеа вскоре прибыл корсиканец лейтенант Анжело Франчески, просить Ламбро снова идти под руку мальтийского рыцаря.
Выслушав лейтенанта, Качиони молча налил в свой стакан вина:
– Ты видишь этот стакан и вино в нем? Быть может это не лучший стакан, и не самое лучшее в нем вино! Но я всегда пью только из своего стакана и только свое вино! Пить же из рук какого-то мальтийского недоумка пусть пробуют другие!
А вскоре Качиони пришла радостная весть – его недруга Зборовского за неспособностью отозвали в Петербург, взамен же прислали генерал-майора грека Томару. Качиони эту новость прокомментировал своим капитанам следующим образом:
– Одного генерала я уже выжил из здешних мест, и выгнать другого мне ничего не стоит!
Онемевшие от величия своего начальника, корсары внимали ему с полным благоговением.
А вскоре следом за Зборовским убрали с флотилии и ни к чему не способного рыцаря Лоренцо. Обиженно спрятав свой нос в кружевное жабо, тот отбыл в Петербург.
– Я еду защищать свою попранную честь и славное имя!
В Петербурге рыцарю объявили, что Россия в его услугах более не нуждается, и выставили вон. Больше Гульельм Лоренцо нам не интересен.
Что же касаемо его прозябающей без дела в Сиракузах флотилии, то ее начальником был определен старый друг Качиони посланник на Мальте капитан 1 ранга Антонио Псаро.
Именно в это время к Качиони на остров Зеа пришло письмо от драгомана турецкого флота Мавроениса. От имени султана драгоман предлагал Ламбро перейти под султанскую длань, за что он получал бы сразу россыпь щедрот: прощение за пролитую османскую кровь, наследственное правление на любом из выбранных им островов Архипелага и 200 тысяч золотых монет в придачу. В противном же случае ему было обещано, что «султан пошлет великую силу для того, чтобы усмирить Вас».
Читая это послание, и Качиони, и его капитаны вдосталь повеселились.
– Уже и не помню, когда так смеялся! – говорил старый корсар, вытирая выступившие слезы. – Это же надо, Качиони в прихвостнях у турок! Вот умора, так умора!
Ответом на султансоке послание был новый рейд и захват новых судов.
В сентябре Качиони закончил кампанию 1789 года и зазимовал на Ионических островах, принадлежавших Венеции, где отдыхал от трудов в объятьях молодой жены. Ближе к весне перебрался к себе на Зеа, готовиться к новым походам.
Как оказалось, угрозы драгомана Мавроениса не были пустыми словами. Пока флотилия Качиони крейсировала в морях, турки подготовили удар по Зеа. Решено было напасть врасплох на остров и уничтожить базу дерзкого корсара. Это почти удалось. Греческие наблюдательные посты обнаружили турецкую эскадру почти под самым берегом на рассвете в самый последний момент, когда к берегу уже плыли лодки с десантом. Однако корсарские суда, за исключением одного, успели выскочить из бухты и скрыться, прежде чем турки заблокировали выход из бухты. Одним из последних через кольцо вражеских судов прорвался Ламбро Качиони на «Северной Минерве», у которой турецким ядром была повреждена грот-мачта. Рядом со старым корсаром навзрыд плакала его молодая жена, не ожидавшая, что ее семейная жизнь начнется столь бурно.