– Моя Дунька не чета твоей Таньке! – уже отбивался и тот, что из задиристых.
Матросы увлеченно катали на палубах крашеные яйца и устраивали яичные бои. Перед обедом испили по двойной чарке, потом был сытный праздничный обед с традиционным овсяным киселем и отдых: кто спал, кто в игры играл, а кто и разговоры вел степенные о политике высокой. Рассуждали матросы российские при этом весьма здраво:
– Ежели австрияки не испужаются и у султана пардону не попросят, то вместе мы турку бритого, как пить дать, одолеем!
– А ежели, как струхнут?
– Все одно одолеем, но кровушки прольем поболе!
16 мая во исполнение приказа светлейшего контр-адмирал Ушаков поднял флаг на «Александре Невском» и вышел в море, имея под началом: три линейных корабля, четыре фрегата и с десяток мелких судов. Передовым резал волну «Святой Георгий Победоносец», за ним «Апостол Андрей» и «Александр Невский», далее «Иоанн Воинственник», «Святой Амвросий Медиоланский», «Святой Иероним» и, наконец, концевым «Преподобный Нестор». На траверзе «Александра Невского» держался репетичный «Полоцк» для передачи сигналов концевым судам. На палубах кораблей помимо команд сидели воинственные балаклавские греки во главе с другом Качиони подполковником Чапони для десанта. Курс был начертан к анатолийским берегам.
Спустя пять дней эскадра подошла к Синопу. Разделив крейсерские суда на три отряда, Ушаков разослал их во все стороны для разведки. Сам же с кораблями и фрегатами остался в позиции перед турецким портом. С берега по нашим палили, но без всякого успеха, однако и нам зайти на рейд из-за сильного огня не удалось. С наступлением темноты, Ушаков приблизился к берегу, чтобы не дать улизнуть из Синопа, стоявшим там судам. Для устрашения на кораблях и фрегатах всю ночь жгли фальшфейеры и палили из пушек.
С восходом солнца эскадра вошла на рейд. С салингов впередсмотрящие уже кричали:
– Два фрегата, кирлангич со шхуной, да галеры с лансонами!
Ушаков хмуро посматривал на вымпел, который извивался у него над головой, показывая, что ветер все время меняется.
– Пошли, Господи попутного ветра и малую волну! – вопрошал в небо новый флаг-капитан Данилов.
Наконец, ветер установился, вымпела вытянулись, но в сторону, препятствующую атаке. При порывистом отжимном остовом ветре и сильных береговых батареях, Ушаков счел атаку излишне рискованной. Однако, чтобы не уходить просто так, контр-адмирал «разными движениями эскадры и перепалкою с кораблей, всем синопским жителям и судам, там находящимся, наносил беспрестанно великий страх». Помимо этого, он обстрелял крепость и город. Впереди прочих действовал «Святой Георгий Победоносец», отбуксированный шлюпками вглубь бухты. Взаимная пальба продолжалась до полудня, а потом понемногу стихла. Оставив Синопскую бухту, Ушаков взял курс на Самсун, захватывая и сжигая попадавшиеся ему на пути турецкие суда. Особенно много было призов с пшеницей, на которые тут же пересаживали призовые команды и отправляли в Севастополь.
– У нас война сама себя кормит! – смеялся никогда не унывающий Петр Данилов.
Пройдя вдоль всего анатолийского берега и устроив там настоящий погром, Ушаков повернул на север к Анапе, где должен был стоять со своим корпусом генерал-поручик Бибиков. Но к этому времени его корпус уже отступил от крепости. А потому, подойдя к Анапе, Ушаков Бибикова там уже не застал. Зато на рейде крепости качался турецкий линкор с фрегатом. Пользуясь темнотой, контр-адмирал хотел, было, их атаковать, но помешал штиль. Течение начало сносить корабли и пришлось бросить якоря. На следующий день ветер был отжимной и снова препятствовал атаке. Обнаружив нашу эскадру, турки начали выбрасывать за борт припасы, и даже часть пушек, чтобы подойти вплотную под защиту крепости. Достать их там было уже сложно.
– Абдулка, постой-ка! Будет попойка! – кричали убегавшим турецким судам матросы. – Почем труса празднуете, вылезайте на драку честную!
Но турки вылезать на драку не собирались.
31 мая, лавируя на ветре, наши снова попытались приблизиться к неприятелю и открыть огонь. Однако ядра не долетали до противника.
Произведя несколько залпов брандскугелями, Ушаков прекратил огонь. На шканцах «Святого Александра» совещались.
– Армия наша от стен анапских уже удалилась, а одни мы ближе подойти к неприятелю не можем. Бомбардирских же судов и брандеров у нас с собой нет! – констатировал Ушаков.
– Что касательно запасов воды то она тоже на исходе! – проинформировал командующего капитан 2 ранга Данилов, предусмотрительно собравший с командиров эскадры рапортички.
– Как это ни прискорбно, но пора возвращаться домой! – решили на совете.
Увидев, что наши уходят, турки от радости, что есть силы, лупили в свои барабаны-тулумбасы.
– Ладно-ладно, гололобые, ишо не вечер, посчитаемся! – кричали им с наших кораблей.
Ушаков отошел от Анапы и спустя неделю благополучно прибыл в Севастополь.
Едва бросили якоря в бухте, как перед контр-адмиралов вывалили груду указов, предписаний и промеморий, все надлежало прочесть, осознать и исполнять.
В сердцах Ушаков взгрустнул. В те дни он признавался в одном из писем: «Я только весело время проводил в походе, а возвратясь сюда, принужден опять заняться за скучные письменные дела». Офицерам и командам, однако, было велено не расслабляться!
– Прошедшее крейсерство есть только начало настоящих дел, а потому запасы пополнять и к новому плаванию готовиться! – велел командующий.
Теперь уже к выходу в море на поиск турецкого флота готовилась вся Севастопольская эскадра.
Глава четвертаяКерченская дуэль
Почти одновременно с выходом нашей эскадры к Синопу, из Константинополя отправился турецкий флот под флагом самого капудан-паши Хуссейна. Полтора десятка линейных кораблей, всего более сорока вымпелов, вел с собой друг детства и отрочества султана Селима. Трюмы кораблей и судов были забиты янычарами и татарами, жаждавшими как можно скорее вступить на крымский берег.
В конце мая турецкий флот появился у Ялты, но вскоре скрылся в неизвестном направлении. От высадки десанта Хуссейн отказался в последний момент, узнавши о том, что Ушаков уже вовсю громит Синоп.
– Московиты глупы и выбрались из своей норы с малыми силами! – потирал Хуссейн, унизанные золотыми перстнями руки, – Но я опытный охотник! Удача сама идет в мои силки, стоит только их вовремя расставить!
Турецкий флот на всех парусах устремился к Синопу, чтобы уничтожить нашу крейсерскую эскадру. Но к этому времени Ушаков уже покинул Синопский рейд и с попутным ветром мчался к Анапе. Противники на сей раз разминулись.
Не застав Ушакова у Синопа, Хуссейн-паша снова вернулся к Крыму. Вначале он появился у Евпатории, затем, обойдя мористее Севастополь, подошел к Феодосии, после чего, так и не высадив десанта, ушел к Анапе.
Перед самым выходом в море Хуссейн прилюдно поклялся на Коране, что непременно изловит русского адмирала и лично в клетке привезет его в столицу, где падишах вселенной сможет лицезреть казнь зловредного гяура. В ответ на обещания капудан-паши, султан велел подарить ему клетку, куда Хуссейн должен будет посадить захваченного московита. О хуссейновской клятве севастопольскому флагману было уже известно, и Ушаков жаждал личной встречи.
– Обманщик Хуссейн. – ругался он то и дело. – Я покажу тебе, как лгать своему повелителю! Посмотрим, кто из нас будет сидеть в клетке!
Свои команды контр-адмирал безвылазно держал на судах, подвозя с берега продовольствие и воду. Ушаков не желал терять драгоценного времени, желая быть в готовности, и при первом же известии об обнаружении неприятеля, выйти в море. Одновременно во все концы Эвксинского Понта были посланы им крейсера со строжайшим наставлением – сыскать турок, где бы те не прятались. Однако, несмотря на все усилия, флот Хуссейн-паши как в воду канул.
В томительном ожидании прошел июнь. Офицеры и матросы, не таясь, выказывали недовольство:
– Чего качаемся, на солнце глядючи. Пора б уже и за дело браться! Но Ушаков ропот сей игнорировал, а чтоб чинам нижним роптать недосуг было, велел капитанам производить ежедневно ученья пушечные и парусные. Но вот, наконец, настал долгожданный час, когда с влетевшей в бухту крейсерской шебеки доложили:
– Флот неприятельский во множестве вымпелов усмотрен невдалеке от Ялты! Путь же свой он держит на румбы остовые!
– Слава, те, Господи! – широко перекрестился Ушаков. – Дождались, кажется, вестей радостных! Теперича, помолясь, пора выбираться на хляби морские и нам, сердешным!
Объехав катером все суда, контр-адмирал самолично поднялся на каждый, и, обойдя орудийные палубы, окурил их кадилом. Изгнавши, таким образом, злые силы и отслуживши молебен на дарование победы, велел он выводить эскадру в море.
Узнав о выходе Ушакова в море, Потемкин собрал всех свитских и велел:
– Молитесь Богу! Он нам поможет!
Вовсю слепило жаркое солнце. У бортов линейных кораблей плескала зеленая волна. В вышине бездонного неба парили чайки. На душе русских моряков было радостно и покойно. В успехе нового похода были уверены все.
Корабли один за другим вытягивались в море и, выстраиваясь в длинную кильватерную колонну, ложились курсом на остовые румбы. Командир «Рождества Христова» Матвей Елчанинов разложил перед Ушаковым морскую карту, щедро испещренную румбовыми линиями. Тот ткнул в нее отточенным карандашиком:
– Вот тут видели крейсера турок. Как думаешь, Матвей Матвеич, куда путь держит наш супротивник?
– Никак к Анапе подались! – немного помолчав, высказался Елчанинов.
– И мне так видится, – кивнул головой Ушаков. – Двинемся и мы туда! Будет дружку моему Хуссейну подарок приятственный. Вели подымать сигнал: «Держать курс зюйд-вест».
Контр-адмирал поднялся на шканцы и оглядел растянувшуюся на добрых две мили эскадру. Впервые Россия собрала на черноморских водах столь грозную морскую силу: десять линейн