– Подохла, что ли? Новую не дали? Гильдия отказала?
– Не… Зачем не дали? Дали. Да я с-сам уже не захотел. Подал добровольную заявку в КБН на клеймо. Лабаз приобрел у одного ковбоя. Барсетку завёл, чтоб не с-скучно. Так и живу сам по себе. Гостей, сама понимаешь, принимаю редко.
– Как это добровольно? – Герда поперхнулась от удивления. – Добровольно вот этот позор? Как?
– А вот так. Были причины. Я ж тебя не с-спрашиваю, чего ты к-клеймо себе на лоб залепила. Чего овечить не пошла. Тебе жить-то осталось лет пять-десять, так и дотянула бы потихоньку в т-терпилах.
– Не твое дело! – Жилка на виске набухла и затрепетала. Волноваться и злиться Герде было вредно, но как тут не психануть. – Не захотела подмахивать, вот и не пошла.
– П-подмааахивать она не захотела. Ладно врать-то. Т-тест на т-терпимость не сдала. Как будто не видно. – Игорь долил коньяку в свою рюмку. – Пошли в т-тир. Подберем тебе с-ствол, с-старуха. Стрелять хоть умеешь?
Стреляла Герда терпимо. Натаскалась за год. Трени КБН проводил раз в две недели. С утра новобранцы шли на уроки ОВ, потом на полигон, как положено. Полигоном никто не пренебрегал, хотя всех от него мутило. Каждый, конечно же, рассчитывал без проблем сдаться на ОВ и никогда больше не унизиться до огнестрела. Ведь, по статистике, только три процента бойцов сливают ОВ-тесты.
Об этом и о том, какой будет их жизнь, если они попадут в три клятых процента бездарных слабаков, не способных даже отболтаться, говорить было не принято. Разговаривали вообще мало. В основном в раздевалках и только «передайте, будьте добры, полотенце» и «позвольте пройти в душевую». Свою лицензионку каждый оставлял в боксе, еще до раздевалки, но какие-нибудь опознавательные мелочи вроде цеховых браслетов или шарфов всё равно брали с собой. Хотя и без маркеров было ясно, кто есть кто. Отличить арбалетчика от лучника нетрудно. Тело, с детства привыкшее к тому или иному оружию, выдает бойца сразу. Кто как стоит, как идет, куда смотрит, как дышит. Даже «кислотниц» видно по разъеденным подушечкам больших и указательных пальцев.
Группы периодически перетасовывались. Считалось, что так минимизируется вероятность стабильных альянсов, но все равно рано или поздно приходилось сталкиваться с уже знакомыми. Герде нравилась одна парочка – муж с женой. Оба «гольфисты». Крепкие спины, накачанные руки, правое плечо сильно ниже левого. Они почти не смотрели друг на друга, но понятно было, что вместе уже долго и не просто по привычке. Пару раз Герда встретила их в итальянском ресторанчике у ратуши. Они ужинали, молча, каждый уткнулся в свой планшет, клюшки прислонены к креслам. У него длинная, с тяжелой свинцовой головой. У нее короткая, из углеродистой стали, остро наточенная. Он пил холодный чай, она – пиво.
Герда с Ником сидела на веранде (внутрь кинологов не пускали) и следила за гольфистами сквозь прозрачную стену кабачка. За час они не обменялись ни словечком.
После «зеленой метки» семейным парам рекомендовался развод. Герда надеялась, что «гольфистам» повезет, что они сдадутся на ОВ и останутся вместе. В себе-то она была уверена.
– Получим значок ОВ, поедем куда-нибудь на юг. Там, говорят, поспокойнее. Бойцов мало, в основном овцы. Так что поживём еще. Ясно тебе, глухая тетеря? А… Эй, Нико!!! Слышишь меня?
Пес дремал рядом, положив треугольную башку Герде на колени, когда она открыла официальное письмо, ничуть не сомневаясь в его содержимом. И тыкался носом ей в щеку, когда она сидела окаменевшая и белая, уставившись в планшет и в сотый раз перечитывая «…явиться в ближайший отдел КБН для возрастного клеймения».
– Чего думаешь? Не думай. Шмаляй. Локоть держи, с-старуха! Локоть… Давай! Вот так хорошо.
– Игорь… – Герда отстреляла последнюю обойму, сняла наушники. – Вопрос есть.
– Неплохо. К-кучненько.
– Угу. Но я не про это. Я про… Ну, как оно, когда ты в человека… вот это? Ну… Стреляешь? Как оно? Это же страшно. Это же можно насовсем.
Игорь развернул коляску и поехал прочь. Барсетка семенила следом.
– Погоди… Да стой ты, – догнала с трудом, облокотилась на спинку коляски. Тяжело задышала.
В живот ей ткнулось холодное дуло.
– Вот т-так. Могу сейчас шмальнуть, и всё. На поражение. Насмерть. Это моё право И-инвалида. Твое право С-старухи шмальнуть в ответ, хоть в ногу, хоть в глаз. Нам – с-слабакам все можно. С-скажи за это с-спасибо с-системе. Она заботится о нашей безопасности. Да, Барсетка?
Пудель, услыхав имя, бойко заколотил некупированным хвостом.
– Безумие какое-то. Мерзость, дрянь и безумие. Как можно ЭТО называть оружием? Фу. Нет. Не смогу я. Я его даже трогать до сих пор брезгую.
– С-сможешь. П-привыкнешь. Т-только одному т-тяжко. С-семья у тебя есть?
– Нет. – Герда покачивала кольт в руке, пытаясь привыкнуть к развесовке. – Собака была, вот. По кличке Никогда. А теперь нет. Теперь я одна.
– Смешная кличка, – Игорь зевнул, демонстрируя нарочитую скуку. – Ну что? Оформляю твой к-кольт, с-страруха?
Герда верила в систему, как и все бойцы. С детства ей твердили, что нужно быть сильной, ловкой, усердной и вежливой. С чужими особенно. В незнакомом районе еще вежливее. В чужом городе совсем вежливой. Сто раз отмерь, один отрежь. Слово серебро, молчание золото. Вылетело… не поймаешь. Не нарывайся и не провоцируй. Будь уверенной, спокойной, ходи прямо, всегда будь готова зайти в бой. В бою контролируй себя, не превышай степень самозащиты, уважай соперника. Дерись!
Вежливость, сила, безопасность – три столпа системы.
О твоей безопасности заботится государство, Комитет и ты сама. И, конечно же, твое оружие. Лицензированное, закодированное в твоем профиле, указанное в твоём полисе, обозначенное на одежде цеховым значком или маркером. У кинологов на значке морда веселого питбуля. У мечников – бастард. У кислотников – мензурка. У рукопашников – кулак. Ничего вычурного. Кто чем бьётся, тот тем и гордится.
Если ты не боец – ты овца. По статистике, овец – тридцать пять процентов населения. Самая многочисленная гильдия. И единственная, принимающая новобранцев любого возраста. Быть овцой не стыдно. Так говорят. Но еще говорят «овечить – свою жизнь калечить» или «всякая овца живет без чести и лица», «кто не щупает овец, у того обвис…». Ну, много про овец кричалок, одна другой тупее.
Похоже, сами овцы так не считают, но кому из бойцов интересно что там считают овцы. У бойцов своя жизнь. Жизнь про вежливость, силу и безопасность. И про бой.
Ту девятилеточку звали Лина. Лина из юго-восточного цеха рукопашников. На переменке в школе Лина с разбегу врезалась в мальчика из старшего класса. И вместо того чтобы отскочить, замереть и немедленно извиниться, со всей силы ударила мальчишку коленом в пах. Тогда она впервые услышала код-слово, сказанное лично ей.
– Прецедент. – Мальчик разогнулся. Белый, спокойный. С холодным ясным взглядом. Повернулся лицом к камере. – Прецедент.
Еще можно было отозвать. Собственно, все (и ученики, и учителя) ждали, что Лина заявит отзыв, что пострадавший его примет, и дело обойдется незначительным штрафом. Но, может, тот мальчик нравился Лине или, наоборот, был какой-то между ними давний спор.
– Есть прецедент! – голосок у Лины был звонкий, дерзкий.
Дротик попал девчонке в коленку. За удар в пах – равнозначный ответ. Крови почти не было. Но Линка вдруг сломалась, опустилась на пол, задохнулась от боли. «Прецедент исчерпан. Денежной компенсации не требуется», – слов Линка не слышала, но поняла сказанное по губам. Кивнула, соглашаясь. Тут же подбежали школьные врачи, забрали ее в палату. Дальше перевязки, уколы – не больно, не обидно. КБН назначил рассмотрение прецедента на следующий же день. Записи отсмотрели, ситуацию запротоколировали, делу присвоили порядковый номер. Мальчик был безоговорочно в своем праве. Превышения самообороны не обнаружено. А то, что после дротика Линкино колено перестало гнуться – допустимая погрешность.
Тогда Лине, точнее, ее родителям – она еще находилась официально под их опекой, предлагали оформить инвалидность. И сразу перевести ребенка в ОВ. Но, разумеется, никто на это не согласился.
– Чтобы моя дочь – и овца? Я против! – заявила мать. Отец согласно кивнул.
– А может, ей метку шлепнуть в лоб, а? Было бы круто. Представляешь, Линка, заходишь ты в пиццерию со стволом… и все такие по углам, по скамейкам и потихоньку отползают. – Это уже Марик – старший брат издевался за ужином, когда семейный совет решал, в какой бы цех пристроить больше не пригодную для рукопашки дочь.
– Марк. Пожалуйста, не говори гадостей за столом. У Лины отличный выбор. Кислоты, газ или вот… собаки.
– Овцы еще, – заржал Марк, но под тяжелым взглядом матери примолк. До шестнадцати лет родители были вправе навалять неразумным чадам без всякого прецедента.
В общем, про любимую семейную рукопашку пришлось забыть, а первую свою бойцовую собаку Лина, точнее, Герда (имя она поменяла в шестнадцать) получила через сутки после того ужина. Поздно для кинолога экстра-класса. Нормально, чтобы жить как полноценный боец, чувствовать себя уверенно, безопасно, а главное, регулярно радовать себя хорошей вежливой драчкой.
К шестнадцати с родными пришлось разбежаться, слишком непохожими они стали. Разные гильдии – разные интересы. Хотя собачники Герду так и не приняли до конца – для них она осталась чужачкой. Может, поэтому и не сложилось у нее с собственной семьей (обычно браки заключались внутри гильдии). Герда, однако, не огорчалась. Ей нравилось одиночество, самостоятельность и… собаки. Почти все потомственные кинологи считали, что привязываться к собакам глупо. Пёс, каким бы умным он ни был – всего лишь оружие. Любимое, ценное, подогнанное идеально под владельца, но не более того. У Герды так не получалось.
– Вам никогда не стать кинологом экстра-класса. Слишком привязываетесь к животным. А жаль. Жаль. Вы весьма талантливы. – Она слышала это от старейшин гильдии, наверное, миллион раз. Но поделать с собой ничего не могла. Да и не хотела.