Герда могла бы выстрелить. Но вместо этого откинулась в кресле, сглотнула вязкую слюну и процедила сквозь зубы:
– И что же вы хотите за собаку? Я ведь верно поняла, вы предлагаете вывести из псарни мою собаку, чтобы взамен я воспользовалась правом «С» и… и…. и … – Слово «убить» Герда произнести не смогла.
– Именно так. Взгляните. Вы, кстати, в каком-то смысле знакомы.
Фотография скользнула Герде в ладонь. Маленькая, с сигаретную пачку размером. Надо было стрелять, но вместо этого Герда посмотрела на снимок. Это были «гольфисты», те самые. Муж и жена.
– … обычно ужинают в кафе у ратуши. Нас интересует мужчина. Подумайте до завтра, Герда Иосифовна. И еще. В псарню пришел запрос на животных. «Кислота» с понедельника устраивает цеховые учения. Им нужно много собак.
Овца выпрыгнула наружу так резво и ловко, словно тренировалась в зале каждый день по несколько часов. Пошла прочь, размахивая мешком с овечьим гнилым хабром. Надо было стрелять. В спину. Но вместо этого Герда врубила на полную мощность рок-волну, чтобы оттуда орало, вопило, визжало и громыхало. Чтобы не думать.
«Всякая овца – тварь без чести и лица».
Давненько Герда не пила на ночь больше одной банки «Гиннеса». Но в этот вечер банки ей не хватило, не хватило и трех. А еще, впервые в жизни, ей нужен был совет. Не дружеская рекомендация цехового старейшины, не осторожное одобрение другого бойца, а именно совет. Герде нужен был совет. Или даже хуже… (Герда открыла четвертую банку) ей был нужен друг.
Семьдесят с лишним лет рядом с ней всегда был друг. Ну и что, что друг этот был с хвостом и лапами. Зато он умел когда надо – слушать, когда надо – молчать, когда надо – он вставал на ее защиту… Всегда вставал. Всегда! Никогдааа…
– Никогда! Никогда… Глупая кличка, правда? Я еще в питомнике это поняла. Глупейшая. Как могут собаку звать Никогда. У тебя как звали собаку? Анжи? А эта твоя нынешняя, она не настоящая собака. Она кошка какая-то.
– Т-тебе нельзя мне звонить, с-старуха. В курсе?
– Дааа! Именно поэтому ты мне в кобуру записку с номером сунул? Чтоб не звонила? Вот я и не звоню. Видишь. Не звоню я. – Герда пыталась говорить спокойно, только голос у нее дрожал. И язык заплетался.
– П-понравилась ты мне. На с-свидание позвать хотел, – хохотнул Игорь. – С-случилось что?
– Мне… Предложили. Ну… Вернуть собаку. Ника. Никогду. Понимаешь? А взамен я должна, ну… Одного человека. Ну, по праву «С». Понимаешь?
– Да, – Молчание. Звук открывающейся бутылки. – П-понимаю. И что?
– Собаку обещают вернуть. Понимаешь? Собаку мою. Ника. Никогду. Никогдашку… А я тут… – голос совсем сорвался, горло сцепило, словно Герда махом хлопнула стакан табаско. – Я одна. А это мой. Друг. Никогда. И я могу его спасти. Понимаешь?
– Ну и? Что же ты надумала, с-старуха!
– Ничего.
– Ничего, никого, никогда… – рассмеялся Игорь. – А ты п-ротрезвей, п-подумай. И не п-пей больше. А то п-прицел собьешь.
Короткие гудки.
За грудиной неприятно тянуло. Герда, шатаясь, подошла к окну, распахнула его, попыталась продышаться. Вода в кране была теплой, но чтобы запить горсть антипохмелина – сойдет. Кобуру с кольтом под мышку. Сверху ветровку с отпоротым вчера цеховым значком на рукаве. Кепку она выбросила еще утром, так что пришлось вязать на голову косынку, сперва по-старушачьи, спустив ее совсем на лоб. Потом передумав и сдвинув назад, чтобы обнажить метку. Трость. Не забыть трость с кликером. Спуститься на стоянку к машине.
Духота, пыль, стрекот дронов в ночном небе. Грузовичок, обустроенный так, чтоб собаке было удобно и сидеть на пассажирском сиденье рядом с хозяйкой, и спать в кузове. Иногда они устраивали себе выходные далеко за городом. Останавливались где-нибудь на лесной опушке, выгружали наружу мангал, гоняли кроликов по траве, сидели потом рядом, ели сосиски, смотрели на небо. Ночью спали в кузове рядышком, периодически просыпаясь от храпа друг друга.
Включив зажигание, Герда достала навигатор, набила «Псарня КБН. Северо-запад». «Маршрут построен. Ориентировочное время прибытия: два ноль пять». К псарне она подъехала ровно в два ноль пять. В два десять она стояла над двумя лежащими лицом вниз ночными охранниками в жилетках «рукопашников» и очень вежливо повторяла:
– Я не хочу боя. Я не хочу драки. Я не хочу прецедента. Я просто хочу забрать свою собаку. Это очень старая собака. Доберман. По кличке «Никогда». Пожалуйста, будьте так любезны, господа, не вступайте со мной в пререкания и скажите, откуда я могу ее забрать? Прошу вас, лежите спокойно, не вынуждайте меня применить по отношению к вам мое средство самообороны. Мать вашу… Просто не дергайтесь и дайте ключи от вольеров… Ключи! Живо!
– На стойке ключи, – промычал один из охранников. Тот, что постарше. – Бойцовые списанки в шестом блоке. Там и ищите. Мэм. Мы с удовольствием окажем вам любую любезность, мэм.
– Лежать. Не двигаться, пока я не заберу своего пса и не разрешу вам подняться. И помните, что я в любой момент могу вас… Могу вас… – Слово «убить» она так и не смогла произнести.
– Разумеется, мэм. Мы в вашем распоряжении, мэм. Вам через стеклянные двери и налево.
А дальше она шла быстрым шагом по полутемному коридору, щелкая кликером и пристально вглядываясь в вольеры.
– Ник. Нико. Никогда… Голос. Голос, глухая ты скотина! Слышишь меня? Голос! Ну что ж ты там оглох-то совсем!
Он оказался в самом конце коридора. Сытый, спокойный, даже довольный. Все врала овца о том, что они плачут. Никогда не плакал. Он просто ждал, когда за ним придут. Сидел на коврике под кондиционером и ждал. Увидев хозяйку, тяжело встал, шагнул навстречу. И ключи подошли к замку сразу, и обратно они шли уже медленно, потому что обоим было уже по многу лет, так что взять собаку на руки Герда не могла.
– Спасибо вам. – Ключи она вернула на место. – Спасибо, что не стали драться.
На пассажирское сиденье пса пришлось все же затаскивать, но Герда справилась. Погладила Ника по голове, улыбнулась. Зажигание, сцепление, газ… Кольт Герда бросила в бардачок. Туда же, скомкав, сунула косынку.
– А теперь мы поедем прямо на юг, Ник.
На лбу Герды сияло и переливалось клеймо. С – свобода.
Послесловие
– Видите? Вы видите, что происходит? П-понимаете, о чем наше лобби твердит уже который год? П-понимаете, почему мы настаиваем на запрете всех боевых гильдий и легализации огнестрела? Никто не с-станет просто так пользоваться п-правом «С». Это п-против человеческой п-природы… – Кореец в инвалидной коляске с шевроном КБН на груди в который раз просматривал свежую запись из северо-западной псарни. На коленях у него спал серенький пудель.
– Шутите? Будет же анархия! – Коренастая лучница поморщилась. Наверное, хотела чихнуть, но никак не могла.
– Дааа? А у нас сейчас порядочек, конечно же. – Носатая некрасивая женщина подняла голову от своего планшета и поправила очки. – От дома до остановки пока дойдешь, три прецедента минимум. ОВэшники… ну, овцы как-то еще отбалтываются. А стоит нацепить значок боевой гильдии – и всё. Без махача не обходится. Я-то уж знаю. А эти ваши дуэльные бульвары? Это же средневековье.
– «В день один бой – респекты с тобой»! «Выиграл прец – крутой боец»! – Свежий пластырь на щеке лучницы сполз, обнажив неглубокий, но противный порез.
– О господи. Бросьте вы эти ваши кричалки… – застонали одновременно кореец и очкастая с вышивкой «ОВ» на блузке.
– Простите. Привычка.
– Ну что. Готовим п-плацдарм? Начинаем реабилитацию к-короткостволов? П-предлагаю для начала вирусные ролики и, может быть, минисериальчик. Что-нибудь про п-пожилую женщину. С-собачку тоже введем, люди любят про с-собачек. Чтоб со с-слезой. Собачка по кличке Барсетка. К-как вам? – Пудель отчаянно завилял некупированным хвостом.
– Хорошо. Я распишу план действий. А что нам, кстати, со старухой делать?
– Ничего… – кореец помолчал и добавил. – Никогда.
Дмитрий ГрадинарИзбыточная сила
Последний квартал Мегаполиса. Дальше – спальные районы. Фиджи, Юрадзаки, Шеноа, Кастель. Парни всё ещё улыбаются, но уже запахло оружейной смазкой, и технари из группы поддержки откинули борта тускло-зеленых грузовичков. За щёлканьем замков на ящиках цвета хаки и хищным лязгом затворов всё тише смех и перченые байки лучших балагуров. Манипула развертывалась перед выходом в рейд.
– Не копайтесь. Давайте по-быстрому. И чтобы всё подчистили! Не так, как в прошлый раз! – ворчит Лендер, старший центурион. Ему и проще, и одновременно сложнее. Потому что всё, что произойдет дальше, будет делаться от его имени. Правда, нашими руками, но таков обычай, не нам менять. – Меня подберете там, – он ткнул обгрызенным пальцем через плечо в кафе на углу, позади штабной машины. – Я буду валяться пьяным возле крайнего столика, подальше от окон. Надеюсь, всем повезет, и я не стану буянить. Не забудьте заплатить бармену. Двадцать фунтов, это уже с чаевыми. Как всё прошло – расскажете завтра, понятно? Тогда – ползите, змеи, очищать землю от скверны, пока не настал великий потоп! А я схожу, пообщаюсь с бутылкой виски.
По-быстрому, и всё подчистить – это вроде чтобы и Луна и Солнце светили разом. Чтобы и горячо и холодно. Взаимоисключающие вещи. Прошлый раз мы целой когортой пытались навести порядок в лабиринтах Даструма – одного из пригородов, где рядом с общежитиями работяг из сборочных цехов цвела и пахла нелегальная торговля алкоголем. Пабы, имевшие разрешение на разливное пиво, вовсю накачивали посетителей кое-чем покрепче. Мы закрывали глаза на подобные вещи, тем более что в самом Мегаполисе выпивки было хоть залейся, тут нет никаких запретов. А окраины… Ну, не всем везет родиться в семье богатых клерков. А глотки везде и всегда одинаковые. Но тут сверху кто-то рявкнул как следует, и пришлось напомнить, что для окраин вот уже второй год как введен сухой закон. А заодно куча других ограничений. Как и положено, вначале мы попросили сдать запасы спиртного добровольно, хотя отлично понимали, что это не сработает. Оно и не сработало.