– Я… это… мультики взял смотреть, а оно там случайно попало, – пробормотал он и посмотрел на Артема честными глазами.
– Матери эту фигню рассказывай, – фыркнул Артем, – а кино обратно верни, понял? Мелкий ты еще такую тухлятину смотреть.
– Тема, опоздаешь! – крикнула из кухни мать, и ее голос уже был сердитым.
– Уже иду! – заорал в ответ Артем. И быстро зашептал, наклонившись к Мелкому: – Короче, Мелкий, ты уже большой, поэтому следи за флажком. Мать тоже на улицу не пускай, если нельзя. Скажи, что у тебя живот болит, тебе страшно одному оставаться, короче, придумай что-нибудь.
– А она, че, не знает? – тоже шепотом спросил Мелкий, восторженно блестя глазами.
– Не надо ее парить, ей и так нервяка с папашей хватает. В общем, давай, ты уже большой, справишься. Если че, мне звони.
– Ага, сейчас большой, – хитро прищурился братец, – а как кино смотреть – опять мелкий?
– Про кино потом обсудим, – зловеще пообещал Артем, – шантажист малолетний.
– А когда желтый флажок – это че?
– Не «че». Это Тихий час. Типа, все зомбаки под прицелом, можно идти спокойно. Ну, все, давай, Мелкий, не чекай и будь за главного. Пока!
– Эй, Тем! Там сейчас флажка нету.
– Ну да.
– А как ты тогда пойдешь?
Мелкий задал, конечно, дельный вопрос. Но ответа на него у Артема не было. Поэтому он сказал:
– Как-нибудь.
И пошел. Деваться-то некуда.
К счастью, обошлось. Хотя живот от страха подводило, особенно когда Артем вспоминал, что отморозки Патлатого сделали с Аркашей, которому взбрело в голову не вовремя вернуться из музыкальной школы. Хорошо, мать редко общалась с соседями и была не в курсе последних событий.
По дворам Артем передвигался перебежками, делая паузы в укромных местах, чтобы оглядеться. В принципе, утро – довольно безопасное время, обычно все уроды еще отсыпаются после вчерашнего. Но придется ведь еще возвращаться после школы. Ладно, может, к тому времени Грачевы появятся. Не могли же они все надолго уехать? Или могли? В любом случае, до вечера еще надо дожить. А с этим наметились проблемы – как только Артем вошел в класс. Конечно, он опоздал, и Гусиныч почему-то воспринял это на свой счет. Поймал взгляд Артема, скорчил страшную рожу – Гусинычу для этого и стараться особо не нужно, рожа у него и так страшная – и многозначительно чиркнул большим пальцем по горлу. И только когда математичка прошла по рядам, собирая тетрадки, Артем вспомнил – блин, домашка же! Гусиныч его реально убьет. На перемене Артем сразу дунул в туалет, надеясь хотя бы ненадолго отсрочить расправу. И зря. Именно там его нагнал Гусиныч. Артем дернулся было к выходу, но не успел – холодное дуло пистолета ткнулось ему в щеку, а Гусиныч яростно зашипел, брызгаясь слюной:
– Ты че, падла, меня кинуть решил?
– Слава, да в чем дело, я ничего такого… – забормотал Артем, осторожно пятясь к двери.
– Стоять! – рявкнул Гусиныч, щелкая предохранителем. Артем дернулся, Гусиныч визгливо хохотнул. – Щас тебе мозги по кафелю размажу, – зловеще пообещал он.
– Слава, да за что, я ничего такого… – заныл Артем, ненавидя сам себя. Горло сводило от страха. Глаза у Гусиныча были бешеные, рука с пистолетом подрагивала.
– Я из-за тебя, падла, домашку не сдал! Тебе сказано – за десять минут до урока приходить, чтоб я успел все списать?
– Я на автобус опоздал, правда! Бежал всю дорогу, не успел… извини…
Скрипнула дверь, Артем с надеждой покосился в ее сторону – но, конечно, зря – кто-то невидимый сказал «ой!» и снова ее захлопнул. Дураков связываться с Гусинычем не было.
– Не, извинениями ты не отделаешься, Клоп, – протянул Гусиныч, ухмыляясь. – Давай, на колени.
– Не надо, – беспомощно сказал Артем, зная, что это ничего не изменит, – не надо…
– Давно в унитазе башку не мыл? Давай, ныряй. Ты кто? Клоп-вонючка. Повтори – «я – клоп-вонючка»…
Дуло пистолета больно ткнулось в затылок. Только бы никто не увидел – тоскливо подумал Артем. И услышал, как опять открывается дверь.
– Ой, а что это вы тут делаете? – раздался незнакомый и очень звонкий голос.
Пистолет отодвинулся от головы Артема.
– Исчезни отсюда, жирдяй, – спокойно и чуть удивленно сказал Гусиныч.
– А мне говорили, что в школе оружие запрещено, – еще громче заявил голос.
– Ты меня не понял?! – рявкнул Гусиныч.
Совсем тухло – тоскливо подумал Артем, осторожно покосившись в сторону двери. И правда, жирдяй. Неместный. Сейчас он уйдет, и взбешенный Гусиныч отыграется на Артеме. Но толстый мальчик и не подумал уходить. Он распахнул дверь еще шире и громко сказал в коридор:
– А мне говорили, что эта школа высокой культуры общения! Так интере-есно!
– Так, что тут происходит? – раздался недовольный голос завуча, Семена Михайловича. Если бы не жирдяй, оравший на весь этаж, он, конечно, прошел бы мимо – а так пришлось изобразить заинтересованность.
– Ничего, – ответил Гусиныч и быстро спрятал пистолет за спину. А Семен Михалыч, конечно, сделал вид, что этого не заметил. Он тоже был не дурак – разбираться с папашей Гусиныча.
Артем воспользовался заминкой – вскочил на ноги и по стеночке, за широкой спиной завуча, протиснулся к выходу. Незнакомый Жирдяй по-прежнему стоял у двери, щекастый и румяный, сиял довольной улыбкой от уха до уха.
– Исчезни, – тихо сказал ему Артем, проходя мимо, – и не попадайся ему больше.
– А «спасибо»? – удивился Жирдяй.
– Это и было «спасибо».
Но этот придурок и не подумал исчезать. В столовке он подошел к Артему, улыбаясь так, будто сегодня был самый счастливый день, и громко спросил:
– Можно?
Артем вздрогнул и быстро огляделся. Гусиныча и его шестерок было не видно. Конечно, надо было все равно послать Жирдяя подальше, но это было как-то тухло – после того, как он помог Артему.
– Можно, – недовольно буркнул Артем. Вообще в столовке было полно других свободных мест, что его принесло сюда?
– Я – Женя, – сообщил Жирдяй, – учусь теперь у вас, с сегодняшнего дня. Хочешь пирожков? Ма пекла. С ветчиной особенно вкусные.
Артем, конечно, собирался отказаться. Но осклизлая лепеха из макарон – на котлету денег не хватило – была уж очень противная, даже кетчуп не спасал, а из свертка, который развернул Жирдяй, пахло так, что Артем чуть не захлебнулся слюной. С ветчиной и правда были самые вкусные. Еще с сыром, с капустой, с повидлом… Артем опомнился, когда умял почти все.
– Наворачивай, – махнул рукой Жирдяй на его смущенный взгляд, – мне вообще-то худеть надо бы. Но Ма так вкусно готовит… Слушай, а у вас что, правда, вот так можно пистолеты в школу проносить?
– Как везде, – пожал плечами Артем. – Учителям можно. Старшеклассники на входе сдают.
– А этот, рыжий?
– Гусиныч? Ему как бы вообще пока оружие нельзя носить – четырнадцати-то нет. Или у отца стащил, или у брательника. У него тут старший брат, кстати, учится, так что ты в два раза чаще сейчас оглядывайся. Ты его взбесил, а Гусиныч этого не прощает, понял?
– Да ну его, – небрежно махнул пирожком Жирдяй, – было бы о чем говорить.
– Ну, – Артем пожал плечами, – дело хозяйское, я предупредил.
– Слушай, а учителям-то оружие зачем?
– Ну как, – Артем усмехнулся. – Всякое бывает. Литераторша, например, в потолок палит, когда ее достанут жеваной бумагой кидаться. Еще орет: «Я вас научу любить русскую литературу!»
– Да ну! – Жирдяй даже перестал жевать.
– Химоза – вообще зверь. Я как-то шпору забыл в тетрадке на контрольной, а когда сдавал, шпора из нее белой птичкой – пыш-ш – прямо под ноги химозе.
– И?
– А химоза мне сразу пистолет к виску и шипит: «Ты чего творишь, падла, а ну давай наизусть таблицу Менделеева шпарь! Одна ошибка – спускаю курок!»
– Вау! – Жирдяй выпучил глаза.
Насчет химички Артем, правда чуток преувеличил. Она тогда просто посмотрела на него поверх очков и холодно сказала: «Вы меня разочаровали, Артемий», но от ее вгляда у Артема желудок к позвоночнику примерз. Бывают такие люди, которым для авторитета огнестрел – даже лишнее.
– И чего? – возбужденно поторопил Жирдяй. – Ну, с таблицей Менделеева?
– Ну, видишь, я живой, значит, и… – заторможенно пробормотал Артем, глядя, как в столовку заходит Гусиныч. Пока он их не видел, но когда подойдет к буфету… По-хорошему, надо было тихо свалить и сделать вид, что они с Жирдяем вообще незнакомы. Но Артем почему-то остался сидеть. Наверное, в пирожках Жирдяевой Ма был какой-то парализатор. Или порошок бешенства. Потому что внезапно при взгляде на Гусиныча Артем почувствовал злость. Нет, страх, конечно, тоже, как обычно. Но и злость. А еще почему-то стыд – когда вспомнил, как он стоял на коленях перед унитазом и трясся от ужаса под пистолетом Гусиныча, как последнее чмо. А Жирдяй это все видел. Это было еще хуже, чем шпора, вылетевшая под ноги химозе. «Вы меня разочаровали, Артемий»…
– А хочешь после уроков у нас кино посмотреть? – вдруг предложил Жирдяй. – Ма купила проектор, он на всю стену фильмы показывает, круче, чем в кино. И три-д очки есть. Еще Ма сама поп-корн делает. Вкусно. Она за мной заедет после уроков – можем сразу и поехать. А?
Гусиныч повернулся и посмотрел на Артема с Жирдяем и на разложенные перед ними пирожки. Кажется, в его взгляде было удивление.
– Это вариант, – задумчиво сказал Артем. – Она прямо к школе подъедет?
– Ну да.
– Давай тогда. В два часа у главного входа. Не задерживайся нигде, понял?
Конечно, потом еще надо будет как-то добраться обратно – от Жирдяя до дома, но будем решать проблемы по мере их поступления.
Проектор и правда оказался суперской вещью. Круче, чем в кино. Правда, в кино Артем уже сто лет не был, поэтому не очень хорошо помнил, как оно там.
– Может, тебя проводить? – спросила Ма Жирдяя, то есть Жени, когда Артем собрался уходить. Она тоже оказалась суперской. Не только потому, что делала вкусный поп-корн, пирожки, запеченное мясо и блинчики с яблоками. Она не доставала Жир… Женю, что он не туда поставил ботинки и бросил куртку, что таращится в тупой фильм, а не делает уроки и не моет посуду, что приводит в дом тупых друзей, которые все пачкают, а ей убирать. Она его вообще не доставала. Кажется, она его любила. Потому что улыбалась, когда смотрела на него. И иногда дотрагивалась – то погладит мимоходом по голове, то обнимет, не стесняясь посторонних, то есть, Артема. Артем сперва подумал, что его тошнит смотреть на эти телячьи нежности, но потом ему даже стало немного завидно.