– Да вы сговорились, – растерянно улыбнулась Ольга Константиновна, но по ее лицу было видно, что она тоже уже согласна.
Винтовка у Бориса Семеныча оказалась суперская. И главное, он согласился поучить Артема из нее стрелять. А Артем рассказал ему про Стрелка. Борис Семеныч сказал, что правила стрелков, где «я целюсь не рукой, а глазами; я стреляю не рукой, а разумом» – вполне годные. Потому что перед выстрелом нужно обязательно успокоиться и выровнять дыхание. Но сперва Артем учился наработке устойчивости и равновесия, тренировался держать винтовку в разных позициях для стрельбы. Времени для уроков было достаточно, пока они вместе с Борисом Семенычем дежурили на снайперской вышке. Ключи от нее Грачевы тоже оставили Ольге Константиновне. На всякий случай.
Мелкий очень обрадовался, когда на балконе Грачевых появился желтый флажок.
– Зомби ай-пока-пока, – сказал он. – Да?
– Ага, – согласился Артем. Он хотел похвастаться, что сам поднимал этот флажок, а потом они вместе с Ольгой Константиновной дежурили на балконе, попивая между делом кофе с вафлями – и это было суперски. Но потом подумал – да ладно, как-то тухло хвалиться перед Мелким. Да и вдруг он чего сболтнет матери.
В общем, жизнь наладилась. И пещерный век закончился, по крайней мере, на пару часов утром и вечером. И в школе, после того, как Гусиныч присмирел, стало не то чтобы совсем суперски, но нормально. У Артема даже как-то незаметно стали улучшаться оценки, он даже не понял, с чего. Может, потому что он перестал дергаться на уроках, а просто теперь их слушал и спокойно записывал?
И Артем так привык к тому, что все теперь хорошо, что совсем забыл главное тухлое правило жизни. Что все хорошее заканчивается. Рано или поздно.
Ольга Константиновна позвонила прямо в школу. Сказала, Бориса Семеныча увезли в больницу. И что Тихий час отменяется, пусть они с Женей сразу едут по домам.
Оказалось, что у Бориса Семеныча инфаркт. И он в реанимации, в тяжелом состоянии. Туда не пускают. Надо просто ждать. Но прогноз неутешительный.
Потом они вместе пили чай. На этот раз без вафель и варенья. Ольга Константиновна забыла, а Артем с Женькой не стали ей напоминать.
– И что, все теперь? – глухо спросил Женька.
Ольга Константиновна не ответила. А Женька сказал:
– Он бы не хотел, чтобы все так закончилось. Он бы хотел, чтобы мы продолжали.
– Что ты понимаешь, – беспомощно и одновременно зло ответила Ольга Константиновна.
«Лучше бы она заплакала», – вдруг подумал Артем. У него мурашки бегали по спине от ее отсутствующего взгляда и белого напряженного лица.
Винтовку Артем забрал к себе домой. На всякий случай. Почему-то ему показалось, что Борис Семенович был бы не против.
На следующий день Женька зашел к Артему. Они думали, как идти к Ольге Константиновне – сразу или сначала позвонить? И не успели.
– Блин, – растерянно сказал Женька. – Откуда она взяла мегафон?
Как будто это имело какое-то значение. Мегафон оказался хороший, слышно было отлично даже с закрытыми окнами.
– Надо ее остановить, – неуверенно сказал Артем.
– Как? – спросил Женька. – И зачем? Пусть слушают. Она все верно говорит. Про пещерный век, и что они все как дикари. И только сами за себя. Слышь? А это про нас. Ну, что во всем квартале нашлось только четыре цивилизованных человека – два старика и два ребенка… чего это мы ребенки? …и что остальные трусы и эгоисты.
А потом Ольга Константиновна сказала про государство. Что оно давно перестало выполнять свои функции. И больше не защищает своих граждан. Ему на них наплевать. Оно теперь защищает себя от граждан. А граждане пусть сами, как хотят. Пусть сами отстреливаются от бандитов, грабителей, убийц и разных опасных уродов. Пусть живут в страхе. Тогда у них не останется времени и сил подумать, нужно ли им вообще такое государство.
– Блин, – сказал Женька. Теперь даже он понял, что все плохо. Потом неуверенно добавил: – Да, ладно, чего будет-то? Полиция вроде даже на перестрелки сейчас не выезжает.
– Ольга Константиновна про это как раз и сказала. Насчет того, чего сейчас они делают и чего не делают, – вздохнул Артем. – Ладно, может, и правда обойдется. Что уж теперь…
Она позвонила на рассвете, в самое сонное время. Артем даже сперва не понял, о чем она говорит.
Ключи под ковриком. Поливать цветы. У Грачевых тоже, если не сложно.
Потом он опомнился. Заорал в трубку:
– Ольга Константиновна, что случилось?!
А она сказала только:
– Прости меня, Темочка.
И отключилась.
Артем метнулся к окну.
Потом растолкал Мелкого. Пока тот мычал спросонья и тер глаза, распаковал винтовку.
– Вау! – восторженно сказал Мелкий, уставившись на оружие.
– Дверь закрой, – велел ему Артем. – И не пускай мать, понял?
– Это чего, опять зомби? – понимающе предположил Мелкий.
– Они, – согласился Артем и рванул на балкон.
– Ва-ау, – завистливо протянул Мелкий, провожая его взглядом, и послушно потащился закрывать дверь.
Ольгу Константиновну как раз выводили из подъезда.
Артем уложил винтовку на перила. Сердце колотилось, руки подрагивали. Он прикрыл глаза, поводил немного стволом в разные стороны, ловя равновесие и успокаивая дыхание, как учил Борис Семенович. И вдруг вспомнил, как пахла земляничным мылом жесткая кофта, теплые руки гладили по голове, а голос шептал успокаивающе: «Все пройдет. Все будет хорошо». «Так и будет», – ответил он ей теперь. И когда открыл глаза, уже был совершенно спокоен.
«Я убиваю не оружием, я убиваю сердцем», – сказал он и поймал в прицел первую цель.
Сергей Чекмаев«Все позволено»
Андрей Романович гневался так, что в первые минуты планерки Женя даже опасался, как бы шеф не сорвался. Лицо его покраснело, пальцы левой руки вцепились в какую-то очередную канцелярскую погремушку – подарок от партнеров на стол руководителю. Подставка для ручек, которыми давно уже никто не пользуется. Правая ладонь регулярно пыталась ослабить галстук, но справиться с новомодным самозатягивающимся узлом – не так и просто. Андрей Романович терзал его как подушку для релакса, бросал дело на полпути и опускал пухлую ручищу на матовую поверхность стола.
Аккуратно опускал, а ведь явно хотел вмазать со всей дури.
– …Показатели работы отдела в целом удовлетворительные. Очень вам за это благодарен. Но если мы собираемся сохранить наше конкурентное преимущество – этого недостаточно. Рынок сейчас крайне неустойчив, пока мейджоров лихорадит, мы можем расширить свое участие. Для чего нужна, извините за прямоту, творческая, креативная работа, а не простое выполнение профессиональных обязанностей!
Тут он все-таки не выдержал и рванул галстук так, что затрещала ткань. Женя на всякий случай повел плечами – и тяжесть под мышкой сразу отозвалась: я здесь. Уф, не забыл!
– …Поэтому я очень сильно НАДЕЮСЬ, – последнее слово шеф выделил голосом, – что вы все приложите максимум усилий. Руководителей групп прошу обеспечить необходимый контроль. Только не нужно забрасывать меня отчетами! Пожалуйста, старайтесь работать сами. Мне нужны не показатели, а результаты!
Он очень старался сохранять вежливость. Матерый руководящий волк, не придерешься.
Никто ведь не забыл прихватить в переговорную защитника. Мужчины прятали под пиджаками, а девушки и дамы традиционно – в сумочках. Даже бухгалтер, жухлая мегера Вострякова, притащила старомодный клатч и демонстративно бухнула его на стол перед собой.
Но Романыч ни разу не сбился. Извинялся где нужно, тщательно подбирал слова.
Формально – повода нет.
А то вот был случай, недавно по всем новостным лентам гремело: чиновник один в Алтайском крае вызвал подчиненных на ковер и – давай распекать. Как привык, с крикам, с матом. То ли в анабиозе пролежал последний год, то ли посчитал, что в их медвежий угол новомодные столичные штучки еще не добрались.
Ну и получил… в упор. Сразу от трех подчиненных.
Был бы один, может, еще и оклемался бы. Но два попадания из трех оказались смертельными. Как в протоколах пишут: «несовместимые с жизнью».
Конечно, в последнее время таких сообщений стало сильно поменьше, вот СМИ и раструбили на всю страну. Народ попривык к новым реалиям, научился следить за словами и контролировать эмоции.
Ведь виновного, конечно, за превышение посадят или за неоправданную агрессию, да только тебе уже все равно будет. Мертвому-то.
В магазине, на заправке… даже в транспорте – все такими вежливыми стали, ужас. «Пожалуйста, подвиньтесь, мне надо выйти!», «Будьте добры уступить место, я занимал». Только что «сударями» и «сударынями» друг друга не зовут. Вообще никак не зовут. Потому что «гражданин!» или там «мужчина!» – могут посчитать за оскорбление. А «женщина» – вообще беда. Домогательство со всеми вытекающими.
Так что шеф у нас молодец, держит планку. Видно, что кипит, как забытый на плите чайник, но ни одного повода не дает.
Совещание бодро докатилось до финала, и к концу щеки и шея Андрея Романовича все больше напоминали свекольный салат.
«Как бы его удар не хватил, – мельком подумал Женя. – Поднимет еще статистику инсультов в районе».
– …Постарайтесь действовать именно в таком ключе. Вопросы есть? Очень хорошо. Тогда предлагаю всем вернуться к работе. Спасибо за ваше внимание.
В комнате как будто разом посветлело: тучи прошли стороной, ураган миновал, можно уходить. Скрипнули ножки нескольких стульев, Женя дернулся на звук и почти сразу заметил, что так отреагировал не он один. Вадик из дизайнерского отдела даже специально оттолкнулся от стола, чтобы проскрипеть в отместку, вымещая раздражение. Кто-то походя пнул стул, добавляя в комнату суеты и шума.
– Евгений, я вас прошу – останьтесь, пожалуйста.
Упс. Почему шеф назвал именно его? Прямо как Мюллер в старом фильме: «…А вас, Штирлиц, я попрошу остаться».
Женя беспомощно оглянулся по сторонам, но коллеги, опустив головы, быстро разбегались из переговорной. Не дай бог встретиться взглядом. Там ведь не только торжество, сочувствие и мимолетная радость, что выбрали не тебя. А вдруг этот невротик разглядит издевку? Уничижение?