Дора(порывисто). Да… (Помолчав, тихо.) И все-таки мы собираемся убивать.
Каляев. Кто, мы?.. А, ты имеешь в виду… Это другое. Нет, это совсем другое! И потом, мы ведь убиваем, чтобы построить такой мир, где никто больше не будет убивать! Мы готовы стать преступниками, чтобы землю наконец заселили безвинные.
Дора. А если выйдет не так?
Каляев. Замолчи, ты же знаешь, что это невозможно. Тогда Степан оказался бы прав. И надо было бы плюнуть в лицо красоте.
Дора. Я в Организации дольше, чем ты. Я знаю, что все не так просто. Но у тебя есть вера… Вера нам всем нужна.
Каляев. Вера? Нет. Веру имел только один.
Дора. У тебя есть сила духа. Ты все отбросишь, чтобы дойти до цели. Почему ты попросился бросить бомбу первым?
Каляев. Разве можно говорить о терроре, не участвуя в нем?
Дора. Нет.
Каляев. Надо быть на передней линии.
Дора(задумавшись). Да. Есть передняя линия, и есть последний миг. Мы должны об этом думать. Там понадобятся и мужество, и пылкость, которые требуются от нас… от тебя.
Каляев. Вот уже год я ни о чем другом не думаю. Для этого мига я и жил до сих пор. Теперь я знаю, что хотел бы умереть на месте, рядом с великим князем. Пролить всю свою кровь до последней капли или вспыхнуть сразу в пламени взрыва и ничего не оставить позади себя. Ты понимаешь, почему я просился бросать бомбу? Умереть за идею – это единственный способ быть достойным ее. Это и есть оправдание.
Дора. Я тоже хочу такой смерти.
Каляев. Да, такому счастью можно позавидовать. Как положено лоточнику, я сплю на тюфяке. Иногда я ворочаюсь на нем по ночам. Меня терзает одна мысль: они сделали из нас убийц. Но я тут же вспоминаю, что и я умру, и сразу успокаиваюсь. Ты знаешь, я улыбаюсь и засыпаю как ребенок.
Дора. Это так, Янек. Убить и умереть. Но по-моему, есть еще большее счастье. (Пауза. Каляев смотрит на нее. Она опускает глаза.) Эшафот.
Каляев(с жаром). Я думал об этом. Умереть в самый миг покушения – тут есть что-то незавершенное. А между покушением и эшафотом целая вечность, может быть, единственная доступная человеку.
Дора(беря его за руки, убеждающим тоном). Пусть эта мысль тебя поддерживает. Мы платим больше, чем должны.
Каляев. Что ты хочешь сказать?
Дора. Мы обязаны казнить, правда? Мы сознательно приносим в жертву одну-единственную жизнь?
Каляев. Да.
Дора. Но идти на покушение, а потом на эшафот – значит отдавать свою жизнь дважды. Мы платим больше, чем должны.
Каляев. Да, это значит умирать дважды. Спасибо, Дора. Никто не может нас в чем-то упрекнуть. Теперь я уверен в себе. (Молчание.) Что с тобой, Дора? Ты не отвечаешь?
Дора. Я хотела бы тебе помочь. Только…
Каляев. Только?
Дора. Нет, это безумие.
Каляев. Ты мне не доверяешь?
Дора. Нет, мой дорогой, я себе не доверяю. С тех пор как погиб Швейцер, меня иногда посещают странные мысли. И потом, не мне говорить тебе, в чем самое трудное.
Каляев. Мне нравится самое трудное. Если ты уважаешь меня, говори.
Дора(глядя на него). Я знаю. Ты храбрый. Это меня и тревожит. Ты смеешься, воодушевляешься, идешь на самопожертвование, ты весь пылаешь. Но через несколько часов придется стряхнуть с себя грезы и действовать. Может быть, лучше сказать об этом заранее… Чтобы избежать шока, паралича…
Каляев. Я не впаду в паралич. Скажи, что думаешь.
Дора. Так вот, покушение, эшафот, умирать дважды – это легче всего. На это твоего мужества достанет. Но передняя линия… (Она умолкает, смотрит на него, как будто колеблясь.) С передней линии ты его увидишь…
Каляев. Кого?
Дора. Великого князя.
Каляев. Самое большее – на секунду.
Дора. Секунду ты будешь на него смотреть! О, Янек, ты должен знать, надо тебя предупредить! Человек есть человек. Может быть, у великого князя добрые глаза. Ты увидишь, как он потирает ухо или весело улыбается. Кто знает, на щеке у него может быть царапина от бритвы. И если он на тебя взглянет в эту минуту…
Каляев. Я не его убиваю. Я убиваю деспотизм.
Дора. Конечно, конечно. Надо убить деспотизм. Я буду делать бомбу и запечатывать трубку, и в этот момент – знаешь, самый опасный, когда все нервы напряжены, – я все же испытаю необъяснимое счастье. Но я не знаю великого князя. И сиди он в это время передо мной, это было бы не так просто. А ты его увидишь близко. Очень близко…
Каляев(яростно). Я его не увижу.
Дора. Как это? Ты закроешь глаза?
Каляев. Нет. Но, даст Бог, в нужный момент ненависть охватит меня и ослепит.
Звонят один раз. Они застывают на месте. Входят Степан и Воинов. Голоса в передней.
Входит Анненков.
Анненков. Это привратник. Великий князь поедет в театр завтра. (Смотрит на них.) Все должно быть готово, Дора.
Дора(глухо). Да.
Медленно уходит.
Каляев(смотрит ей вслед и, обернувшись к Степану, тихо говорит). Я его убью. С радостью!
Занавес
Действие второе
На следующий вечер, в той же комнате.
Анненков у окна, Дора сидит за столом.
Анненков. Они уже там. Степан закурил папироску.
Дора. Когда должен проехать великий князь?
Анненков. С минуты на минуту. Слышишь? Карета? Нет.
Дора. Сядь. Наберись терпения.
Анненков. А бомбы?
Дора. Сядь. Нам больше нечего делать.
Анненков. Только завидовать им.
Дора. Твое место здесь. Ты – командир.
Анненков. Я командир. Но Янек лучше меня, а его, может быть…
Дора. Риск для всех одинаков – для тех, кто бросает бомбу, и для тех, кто ее не бросает.
Анненков. В конечном счете риск одинаков. Но в эту минуту Янек и Воинов на линии огня. Я знаю, что не должен быть с ними. И все-таки я иногда боюсь, что слишком легко согласился на свою роль. В общем, это удобно, когда ты принужден не бросать бомбу.
Дора. А когда бросишь? Главное – ты делаешь то, что нужно, и до конца.
Анненков. Как ты спокойна!
Дора. Я не спокойна, мне страшно. Я с вами вот уже три года, два года как делаю бомбы. Я все исполняла и, хочу надеяться, не забывала ничего.
Анненков. Разумеется, Дора.
Дора. Так вот, все эти три года мне страшно. Такой страх почти не отпускает во сне, а утром охватывает с новой силой. Значит, мне нужно было привыкать. Я научилась быть спокойной в ту самую минуту, когда мне страшнее всего. Тут нечем гордиться.
Анненков. Наоборот, ты должна гордиться. А я ничего в себе не поборол. Знаешь, я тоскую по былой жизни, по веселью и роскоши, по женщинам… Да, я любил женщин, вино и эти бесконечные ночи…
Дора. Я догадывалась, Боря. За это я и люблю тебя. У тебя сердце не омертвело. Даже если оно порой жаждет наслаждения, это лучше, чем ужасная тишина, заглушающая крик.
Анненков. Что ты такое говоришь? Ты? Быть не может.
Дора. Слышишь?
Дора вскакивает. Доносится звук движущегося экипажа, потом стихает.
Нет. Это не он. У меня сердце бьется. Видишь, я еще ничему не научилась.
Анненков(подходит к окну). Внимание. Степан подает знак. Это он.
Действительно, доносится звук движущейся кареты, сначала издалека, потом все ближе и ближе. Она проезжает под окнами и снова удаляется. Долгое молчание.
Анненков. Через несколько секунд…
Прислушиваются.
Анненков. Как долго.
Дора жестом останавливает его. Долгое молчание. Где-то вдали слышен колокольный звон.
Анненков. Это невозможно. Янек уже должен был бросить бомбу… Карета сейчас уже подъехала к театру. А Алексей? Смотри! Степан возвращается назад и бежит к театру.
Дора(кидаясь к нему). Янека схватили. Конечно, его схватили. Надо что-то делать!
Анненков. Погоди. (Прислушивается.) Нет. Кончено.
Дора. Как это случилось? Янек арестован, ничего не успев сделать! Он был ко всему готов, я знаю, – к тюрьме, к суду. Но после того, как убьет великого князя! А не так, не так, нет!
Анненков(глядя на улицу). Воинов! Скорей!
Дора идет открывать. Входит Воинов. Лицо его искажено.
Анненков. Алексей, ну, говори же.
Воинов. Я ничего не знаю. Я ждал первой бомбы. Я видел, как карета завернула за угол, но ничего не случилось. Я совсем потерял голову. Я решил, что ты в последнюю минуту переменил наш план, подождал еще. А потом побежал сюда…
Анненков. А Янек?
Воинов. Я его не видел.
Дора. Его арестовали.
Анненков(по-прежнему глядя на улицу). Вот он! Дора снова идет открывать.
Входит Каляев. Лицо его залито слезами.
Каляев(совершенно потерянный). Братья, простите меня. Я не смог.
Дора подходит к нему и берет его за руку.
Дора. Ничего.
Анненков. Что случилось?
Дора(Каляеву). Ничего. Иногда в последний момент все рушится.
Анненков. Но это невозможно.
Дора. Оставь его. Это не с тобой одним, Янек. Швейцер в первый раз тоже не смог.
Анненков. Янек, ты испугался?
Каляев(вздрагивая). Испугался? Нет. Ты не имеешь права!
Звонят условным звонком. По знаку Анненкова Воинов выходит. Каляев садится в изнеможении. Молчание. Входит Степан.
Анненков. Ну?
Степан. В карете великого князя были дети.
Анненков