Дора. Он все повторял, что счастлив.
Каляев. Да, но еще он мне сказал, что для него нет счастья вне нашего братства. Он говорил, «есть мы, Организация. А больше нет ничего. Это рыцарский орден». Как жалко, Дора!
Дора. Он вернется.
Каляев. Нет. Я представляю себе, что бы я испытывал на его месте. Я был бы в отчаянии.
Дора. А сейчас ты не в отчаянии?
Каляев(с грустью). Сейчас? Я с вами и счастлив, как и он был недавно.
Дора(медленно). Это большое счастье.
Каляев. Это очень большое счастье. Или ты думаешь иначе?
Дора. Я думаю так же. Тогда почему тебе грустно? Два дня назад твое лицо светилось. Ты как будто собирался на большой праздник. А сегодня…
Каляев(встает в сильном волнении). Сегодня я знаю то, чего не знал раньше. Ты была права, это не так просто. Я думал, что убивать легко, что достаточно веры в идею и храбрости. Но я не так силен духом, и теперь я знаю, что в ненависти нет счастья. Сколько зла, сколько зла во мне и в других. Убийство, трусость, несправедливость… Да, я должен, должен его убить… Но я пойду до конца! Дальше ненависти!
Дора. Дальше? Там ничего нет.
Каляев. Там есть любовь.
Дора. Любовь? Нет, ее не нужно.
Каляев. О, Дора, как ты можешь так говорить. Я же знаю тебя…
Дора. Слишком много крови, слишком много жестокости. Те, кто действительно любят справедливость, не имеют права на любовь. Они застывают, как я, с поднятой головой и неподвижным взглядом. К чему любовь таким суровым сердцам? Любовь клонит голову кротко, Янек. А мы жестоковыйны.
Каляев. Мы любим наш народ.
Дора. Да, это правда. Мы его любим любовью безбрежной и безответной. Мы живем далеко от него, мы заперты в наших комнатах, погружены в наши мысли. А любит ли народ нас? Знает ли он, что мы его любим? Народ молчит. О, какая тишина вокруг…
Каляев. Но это и есть любовь – все отдать, всем пожертвовать и не ждать ничего взамен.
Дора. Наверно. Это любовь совершенная, чистая и одинокая, она и вправду меня сжигает. И все же я иногда спрашиваю себя: может быть, любовь – это другое? Не только монолог, бывает порой и ответ? Ты знаешь, я представляю себе – светит солнце, головы кротко клонятся, суровость уходит из сердца, и руки раскрываются для объятий. Ах, Янек, разве нельзя хоть на один час забыть о страшных бедах этого мира и дать себе волю? Один мимолетный час эгоизма – ты можешь это вообразить?
Каляев. Да, Дора. Это называется нежность.
Дора. Ты все понимаешь, мой дорогой, это называется нежность. Но тебе она знакома? Нежно ли ты любишь справедливость? (Каляев молчит.) А твоя любовь к нашему народу – кроткая и тихая или, наоборот, пылает местью и возмущением? (Каляев по-прежнему молчит.) Вот видишь. (Она подходит к нему и спрашивает очень тихо.) А я? Меня ты любишь с нежностью?
Каляев смотрит на нее.
Каляев(помолчав). Ни один человек на свете не будет тебя любить так, как я люблю.
Дора. Я знаю. Но не лучше ли любить, как все люди на свете?
Каляев. Я не один из всех. Я люблю тебя, как дышу.
Дора. Ты любишь меня больше, чем Организацию, больше, чем справедливость?
Каляев. Я вас не разделяю – тебя, Организацию и справедливость.
Дора. Да. Но ответь мне, прошу тебя, ответь. Ты любишь меня в одиночестве, с нежностью, с эгоизмом? Ты любил бы меня, если б я была против справедливости?
Каляев. Если бы ты была против справедливости, а я мог бы тебя любить, значит, я любил бы не тебя.
Дора. Ты не отвечаешь. Скажи только, ты любил бы меня, если б я не была в Организации?
Каляев. Где бы ты была тогда?
Дора. Я помню те времена, когда была курсисткой. Я смеялась. Я была красивой. Я гуляла и мечтала целыми часами. Ты любил бы меня, если б я была легкомысленной и беззаботной?
Каляев(помедлив, очень тихо). Я отчаянно хочу сказать тебе – да.
Дора(кричит). Так скажи да, мой дорогой, если ты это думаешь и если это правда. Да, хотя существуют справедливость, нищета и угнетенный народ. Да, да, прошу тебя, – хотя погибают дети, и людей вешают, и забивают кнутом до смерти…
Каляев. Замолчи, Дора.
Дора. Нет, раз в жизни сердце должно высказаться. Я жду, чтобы ты позвал меня, меня, Дору, позвал через весь этот мир, зараженный несправедливостью…
Каляев(резко). Замолчи. Сердце мое говорит о тебе одной. Но через минуту я должен быть тверд.
Дора(в смятении). Через минуту? Да, я забыла… (Смеется, словно рыдает.) Нет, все хорошо, мой дорогой. Не сердись, я была глупа. Это от усталости. Я тоже не могла бы этого сказать. Я тебя люблю такой же неподвижной любовью, пахнущей справедливостью и тюрьмой. Лето – помнишь, Янек? Нет, вечная зима. Мы не от мира сего, мы праведники. Тепло не для нас. (Отворачиваясь.) О, сжальтесь над праведниками!
Каляев(глядя на нее с отчаянием). Да, таков наш удел, любовь для нас невозможна. Но я убью великого князя, и тогда наступит мир для тебя и для меня.
Дора. Мир! Когда мы его обретем?
Каляев(с жаром). Завтра.
Входят Анненков и Степан. Дора и Каляев отстраняются друг от друга.
Анненков. Янек!
Каляев. Иду. (Глубоко вздохнув). Наконец, наконец-то…
Степан(подходя к нему). Прощай, брат. Я с тобой.
Каляев. Прощай, Степан. (Поворачиваясь к Доре.) Прощай, Дора.
Дора подходит к нему. Они совсем рядом, но не касаются друг друга.
Дора. Нет, не прощай. До свиданья. До свиданья, мой дорогой. Мы встретимся снова.
Он смотрит на нее. Молчание.
Каляев. До свиданья. Я… Россия будет прекрасна.
Дора(со слезами). Россия будет прекрасна.
Каляев крестится на икону.
Они с Анненковым уходят.
Степан идет к окну. Дора не двигается и не сводит глаз с двери.
Степан. Какой у него твердый шаг. Знаешь, я был неправ, что не доверял Янеку. Мне не нравилась его восторженность. Он перекрестился, ты видела? Он верующий?
Дора. Он не ходит в церковь.
Степан. Но вера у него в душе. Это нас и разделяет. Я беспощадней, чем он, я знаю. Нам, тем, кто не верит в Бога, нужна справедливость вся сполна, иначе – отчаяние.
Дора. А ему сулит отчаяние и сама справедливость.
Степан. Да, слабая душа. Но рука сильная, а это важнее. Он его убьет, я уверен. Это хорошо, очень хорошо. Разрушение – вот что нам нужно. Ты молчишь? (Смотрит на нее внимательно.) Ты его любишь?
Дора. Для любви нужно время. А у нас его едва хватает для справедливости.
Степан. Это правда. Слишком много надо сделать; надо уничтожить этот мир дотла… И тогда… (Глядя в окно.) Я их уже не вижу, значит, они на месте.
Дора. И тогда…
Степан. Мы будем любить друг друга.
Дора. Если доживем.
Степан. Тогда будут любить другие. Это одно и то же.
Дора. Степан, скажи «ненависть».
Степан. Что?
Дора. Произнеси это слово – «ненависть».
Степан. Ненависть.
Дора. Хорошо. Янек его произносил очень плохо.
Степан(помолчав, идет к ней). Понимаю: ты меня презираешь. А ты уверена в своей правоте? (Опять помолчав, с нарастающей яростью.) Вы тут все торгуете своими подвигами во имя вашей мерзкой любви. А я ничего не люблю, я ненавижу, да, да, ненавижу себе подобных! На что мне их любовь? Я ее испытал три года назад, на каторге. Три года она со мной. Ты хочешь, чтобы я умягчился и носил бомбу как крест? Нет! Нет! Я слишком далеко зашел, я слишком много знаю… Смотри… (Разрывает на себе рубашку. Дора делает шаг к нему и отшатывается, увидев рубцы от кнута.) Вот знаки, знаки их любви! Теперь ты меня презираешь?
Она подходит к нему и порывисто обнимает.
Дора. Как можно презирать страдание? Я тебя тоже люблю.
Степан(смотрит на нее и говорит глухо). Прости меня, Дора. (Пауза. Он отворачивается.) Наверно, это от усталости. Годы борьбы, тревоги, шпики, каторга… И это (показывает рубцы). Откуда мне взять силы на любовь? Но по крайней мере мне их хватает на ненависть. Это лучше, чем бесчувствие.
Дора. Да, это лучше.
Он смотрит на нее. Часы бьют семь.
Степан(резко оборачиваясь). Сейчас проедет великий князь.
Дора идет к окну и прилипает к стеклам. Тишина. Потом издалека слышится карета. Она приближается и проезжает мимо.
Степан. Если он один…
Карета удаляется. Страшный взрыв. Дора вздрагивает и прячет лицо в ладони. Долгое молчание.
Степан. Боря не бросил бомбу! Янеку удалось. Удалось! О наш народ! О радость!
Дора(кидаясь к нему в слезах). Это мы его убили! Это мы его убили! Это я!
Степан(кричит). Кого мы убили? Янека?
Дора. Великого князя.
Занавес.
Действие четвертое
Камера в Пугачевской башне Бутырской тюрьмы. Утро.
Когда поднимается занавес, в камере Каляев. Он смотрит на дверь. Входят надзиратель и заключенный с ведром.
Надзиратель. Прибери тут. И поживее.
Он становится у окна.
Фока моет пол, не глядя на Каляева. Молчание.
Каляев. Как тебя зовут, брат?
Фока. Фока.
Каляев. Ты арестант?
Фока. Видно, так.
Каляев. Что ты сделал?
Фока. Убил.
Каляев. Тебе хотелось есть?
Надзиратель