нного патрицианского рода, втайне лелеял мечту о самой выгодной в империи партии для своей прекрасной приемной дочери. Поощряя дружбу Мессалины с Друзиллой, он надеялся, что сам император обратит внимание на девушку, но Калигула после смерти жены связывать себя новыми узами пока не торопился. Однако Корнелий Сулла продолжал внушать дочери, что лишь она одна в Риме достойна пурпурной мантии императрицы.
И умная Мессалина решила ускорить события. Зная, что Гай Цезарь прекрасно осведомлен об их дружбе с Друзиллой, она улучила момент и пожаловалась ему, что ее, девственницу, старшая подруга заставляет смотреть на оргии в доме гетеры Пираллиды и всячески уговаривает в них участвовать. Последней каплей стало ее заявление о том, что Друзилла не гнушается помогать гетере обслуживать клиентов за плату. Взбешенный Калигула уже готов был убить сестру, но ее спасло, что ночью с ней случился припадок. Тогда-то Гай и задумал это издевательство, ведь Мессалина к тому же, продолжая во время своего рассказа наивно хлопать ресницами, сообщила, что во время болезни императора и развода с мужем, у Друзиллы была связь с Ганимедом.
Домиция завела неторопливый разговор с бывшей невесткой о том, что ее старшая сестра, на чьем попечении находился в данное время мальчишка Луций, сейчас переживает крупный разлад с мужем Гаем Саллюстием Пассиеном Криспом. Агриппина, которой втайне нравился этот красивый и статный мужчина, вдруг оживилась и принялась выпытывать подробности.
Марк Виниций заскучал и отошел. Мессалине тоже стало неинтересно, к тому же торжество подходило к концу, и она отпросилась у матери уехать домой, хотя направила носилки к хорошо знакомому домику на Субуре.
IX
Довольный своей шуткой над зазнавшейся Друзиллой Гай даже не подозревал о том, что его сестре опять стало плохо. Болезнь, мучившая ее уже несколько месяцев, резко обострилась в эти дни, но Калигуле до этого не было дела. Когда в последний раз они занимались любовью, Друзилла, не сдержав кашель, обрызгала его кровью. После этого случая брезгливый Калигула велел поселить ее в другие покои. А сообщение Мессалины, разгневавшее его, лишь подтолкнуло императора быстрее избавиться от Друзиллы.
К нему подсел Луций Вителлий.
— Прими мои поздравления с удачным браком сестры, цезарь! Эмилий Лепид опередил моего сына, который тоже хотел свататься к прекрасной Друзилле.
— Я, смотрю, ты не очень огорчен этим опозданием, — ухмыльнулся Калигула. — У меня есть еще одна незамужняя сестра. Может, Авл возьмет ее в жены?
Опешивший Вителлий не сразу нашелся, что ответить.
— Нрав Агриппины крут и горяч, — наконец сказал он. — Но захочет ли она стать женой Авла?
— Мы можем спросить ее об этом, — ответил Калигула, но Вителлий поспешно удержал его за руку. — Я тут подумал, о цезарь, что мне пристало озаботиться твоим семейным счастьем, а лишь потом думать о своем сыне. Ты стоишь во главе империи, и мы все обеспокоены отсутствием наследника.
Лицо Калигулы помрачнело, и он наклонился к Луцию:
— Мой друг, скажи, разве я могу быть счастлив с другой? — в его зеленых глазах выступили слезы. — Ни одна женщина в мире не заменит мне ее. Ни одна! Тебе не понять этого, ведь ты не знал ее!
Вителлий отвел взгляд и вздохнул.
— Мой цезарь, я уверен, что твоя драгоценная Юния дождется тебя у врат Аида, — тихо сказал Луций. — Но империю должен наследовать твой сын, с твоей кровью, а не приемыш.
— Мальчишка Агенобарб мне племянник. Я смогу усыновить его, — возразил Гай.
— Но в нем течет плебейская кровь его отца. И удастся ли тебе счастливо дожить до глубокой старости, если твоим наследником станет сын бешеного Домиция? Ты не сможешь поручиться, что ребенок не унаследовал его нрав, и что рано или поздно мальчик не станет причиной твоей преждевременной кончины. Когда-нибудь маленький Агенобарб сочтет, что пора ему облачиться в пурпурную мантию императора, и тогда ничто его не остановит. Ты понимаешь, о чем я.
Удивленный Калигула откинулся на подушки.
— А ведь ты прав, мой дорогой друг! Став цезарем, я принял на себя обязательства, которые не могу игнорировать. Спасибо за совет! Надеюсь, ты оценишь этот подарок так же, как и я оценил твой.
С этими словами Калигула махнул руками, стряхивая с пальцев драгоценные перстни на колени Вителлия.
— Благодарю тебя, мой император, — Луций почтительно склонился перед Гаем.
— Благодарить ты будешь меня позже, когда найдешь мне в жены чрево, достойное выносить моего наследника, — улыбнулся Калигула.
Вителлий распростерся у ног повелителя, безмерно счастливый от порученной миссии. Его сын Авл приблизился с лирой в руке.
— Меня уговаривают спеть, мой господин. Хочешь ли ты послушать мое пение?
Калигула кивнул, и Авл с силой провел пальцами по струнам. Гаю вспомнилось, как Тиберий на Капри заставлял его петь до хрипоты, так что даже лира валилась из усталых рук. Каждый вечер Харикл смазывал Авлу пальцы целебными мазями, чтобы снять опухоли на суставах, а еще Авлу приходилось поглощать немереное количество сырых яиц для смягчения горла.
— Предлагаю завершить этот вечер в более приятной компании, — прошептал Луций на ухо императору. — Мнестер и Аппелес давно уже обсуждают слухи о прелестях молодой гетеры, которую взяла под свое крыло несравненная Пираллида.
Калигула поморщился. Имя Пираллиды будило в нем неприятные воспоминания, и ему не хотелось бередить старые раны. Он хотел было отказаться, но Вителлий продолжал уговаривать, обещая несказанные наслаждения. И Гай поддался на его увещевания, тем более, что он давно уже не посещал лупанары.
Знакомый домик на Субуре был ярко освещен и украшен цветами. Из окон лилась музыка и доносилось манящее пение сирен. Компания спешилась у ворот, и Гай послал вперед преторианца Лупа выгнать гостей, если таковые там находились. Мнестер и Аппелес тут же подхватили смолкнувшую песенку, в нетерпении меряя шагами мостовую.
Наконец сама Пираллида выбежала из ворот, чтобы поприветствовать новоприбывших.
— Добро пожаловать! О, цезарь! Я счастлива принять тебя и твоих друзей под сенью моей крыши. Проходите!
— Скажи, Пираллида, — спросил Аппелес, — где прославленная народом Рима Лициска? Наш император желает видеть ее.
Пираллида побледнела, и взгляд ее затравленно заметался по сторонам.
— Да простят меня почетные гости, но моя подруга сегодня покинула Рим, — она затрепетала, заметив, как недовольно нахмурил брови Калигула. — Я немедля пошлю в лупанар Лары Варус, она намедни приобрела отличных девушек, девственниц из Галлии, на невольничьих торгах.
Увлекаемый друзьями, Калигула, все еще хмурясь, переступил порог дома Пираллиды. Никто из вошедших не заметил, как из ворот выскользнула закутанная в темное тоненькая фигурка и прыгнула в ожидавшие ее носилки. Мессалине удалось сбежать. Покорять императора в образе Лициски не входило в ее планы.
Мессалина надеялась, что, как обычно, спокойно проберется в свои покои. Подкупленная служанка ожидала ее у двери каждую ночь и провожала в женскую половину дома. Вот и сегодня девушка, шелестя паллой по мраморным плитам пола, потихоньку шла к себе, как вдруг чьи-то сильные руки схватили ее, и она ощутила на щеке чужое дыхание. Сердце забилось в испуге с такой силой, что, казалось, вырвется из груди, но знакомый голос отчасти заглушил тревогу:
— Здравствуй, сестричка! Что-то ты сегодня рано.
— О, Феликс! Что ты тут делаешь?
— Жду, когда ты вернешься, — от младшего брата разило вином. Мальчишка был явно навеселе. — Я уже несколько ночей пытаюсь тебя дождаться здесь, но тщетно. А сегодня Фортуна наконец-то мне улыбнулась.
— Заткнись, цыпленок! Ты перебудишь весь дом. Что тебе надо?
— Поговорить. Ты же не откажешь мне в этой просьбе? Пойдем в твою кубикулу.
Разозленная Мессалина попыталась вырваться из его объятий, но юноша крепко держал ее.
— Постой, птичка, не пытайся упорхнуть на этот раз. Ты выслушаешь меня, иначе я позову отца.
— Ладно, — прошипела девушка, — следуй за мной.
Она еще раз попробовала от него сбежать, но руки брата с неожиданной силой уцепились за ее тунику, раздался треск ткани.
Феликс с силой кинул ее на кровать в кубикуле, сразу пресекая попытки к бегству.
— Что тебе надо, мелкое ничтожество? — сквозь зубы процедила Мессалина. Глаза ее метали молнии.
— У тебя появился любовник, сестричка? Я хочу знать, кто он. Если не сватается к отцу, значит, женат. Ты не боишься опозорить нашу семью?
— Нет, не боюсь! — с вызовом сказала Мессалина. — Не твоего ума дело, с кем я провожу ночи, несносный выродок!
— Ну, зачем так гневаться, сестра? И обзывать родного брата? Мы же дружили в детстве. Ты должна быть ласковой со мной и уступчивой.
Его рука будто невзначай коснулась груди девушки, соскользнула на округлое бедро, слегка сжала коленку. Мессалина не выдержала и вцепилась в руку брата когтями.
— Урод! Даже думать не смей! А еще мне лепетал о позоре семьи! Феликс отдернул руку.
— Ты такая смелая, сестра, — издевательски произнес он. — Но будешь ли ты так храбро держаться на семейном совете, когда я расскажу, что ты каждую ночь бегаешь на ложе к любовнику? Я думаю, отцу не составит труда выяснить, кто он.
Мессалина вздрогнула. Если б речь шла о любовнике, но дела-то обстояли намного хуже.
— А я расскажу отцу, что ты приставал ко мне, служанки подтвердят. А еще я пожалуюсь, что ты изнасиловал двух новых рабынь и воровал деньги у матери. Притон на Субуре стал твоим вторым домом, где ты бесконечно проигрываешься в пух и прах в кости. Так что лучше отсюда уходи, глупый петушок.
Феликс понял, что потерпел поражение и своего не добьется. Злые слезы навернулись у него на глазах, а Мессалина, издеваясь, стала медленно снимать тунику, выставив на обозрение налитые груди.
— Иди же, брат, иди вон! — с усмешкой она стала сталкивать его с кровати. — Мне надо принять ванну, натереть тело ароматным маслом, расчесать локоны и с наслаждением отдаться Морфею в стране грез.