Валерия отчаянно искала выход из положения, но не могла ничего придумать. Как же она жалела о прежних временах в доме Пираллиды! Вернуть брата из ссылки она и помыслить не могла, уверенная, что Феликс затаил на нее зло из-за подлого предательства. Мессалина боялась встретиться с Феликсом и посмотреть ему в глаза, а еще она знала, что он хоть и труслив, но способен на любую низость. Посвященный во многие ее тайны, он найдет способ поквитаться. Поэтому-то она и продолжала раздувать в отце огонь негодования и нежелание видеть сына, а сама терзалась страхами, что будет, когда Феликс рано или поздно переступит порог этого дома.
Неожиданно звон медного гонга отвлек ее от мрачных раздумий. Служанка принесла неожиданное приглашение во дворец. Агриппина намеревалась устроить в Палатинском саду пирушку для избранных римских матрон в честь дня своего рождения. Мессалина завизжала от восторга и понеслась к отцу спрашивать разрешения и денег на подарок.
Под раскидистым платаном был разбит роскошный шатер. Агриппина задумала удивить своих гостий азиатской роскошью. Сам Ирод Агриппа, по ее просьбе, занимался организацией праздника. Яркие парчовые ткани обвивали мраморные колонны, установленные на лужайке. Тяжелые ковры, в мягком ворсе которых утопала нога, закрыли траву. Невесомые прозрачные балдахины нависали над ложами, щедро усыпанными лепестками роз, настолько чтимых на востоке, что их красоту сравнивают с самыми изысканными красавицами. Танцовщицы с пышными бедрами в звенящих юбках переминались в ожидании под арабскую музыку. Смуглые длинноносые арабы готовились подавать диковинные блюда.
Хозяйка праздника Агриппина была вне себя от ярости. Она придиралась к любому пустяку, хлестала по щекам слуг, а с одной из танцовщиц сорвала юбку из-за слишком громкого звона бубенчиков. Ливилла и Ирод Агриппа ходили за ней следом, уговаривали успокоиться и убеждали, что пиршество удастся и о нем будут судачить по всему Риму. Но Агриппина злилась по другому поводу. День рождения казался ей безнадежно испорчен из-за того, что Эмилий Лепид даже не потрудился зайти к ней и поздравить, лишь прислал со своим рабом тонкий золотой браслет. Такого пренебрежения она не ожидала.
В конце концов разозлилась и Ливилла, потребовав или отменить праздник, или встречать гостий с улыбкой, к тому же на мраморной дорожке уже показались Эмилия Лепида и Энния Невия.
Энния, осчастливленная приглашением, разве что ноги не кидалась целовать своим прежде близким подругам. Но прибывшие следом дочери консулов и сенаторов оттеснили ее от виновницы торжества. Изысканные подарки приподняли настроение Агриппины, и ее улыбка стала искренней и радостной. Номенклаторы, красивые юноши в красных тюрбанах, провожали каждую гостью к предназначенному для нее ложу, и в конце концов Энния Невия очутилась в самом дальнем углу. Глотая слезы обиды, она через силу продолжала улыбаться соседкам.
Наконец, когда обед уже начался, в шатер ступила Мессалина в роскошном, даже вызывающем, наряде. Ее буйные черные кудри были уложены в замысловатую прическу и переливались искусно вкрапленными драгоценностями. Высокие разрезы на золотистой тунике, приоткрывающие стройные ноги, заставили некоторых добропорядочных матрон поморщиться. Сама Агриппина сощурила свои зеленые глаза, оценивая красоту и смелость опоздавшей гостьи, но Ливилла успокаивающе погладила ее по руке и прошептала, что Валерии не дано сегодня затмить ее. Эта неправда успокоила хозяйку, ведь каждая красавица в надменном ослеплении считает себя самой прекрасной.
Мессалина почтительно склонилась перед сестрами и протянула Агриппине свой дар: изящный золотой кубок. Агриппина тут же велела налить в него вина и призвала всех совершить с ней возлияние Венере, покровительнице их семьи.
Валерия, разочарованная отсутствием на обеде мужчин, прилегла на отведенное ей ложе и заулыбалась соседкам, расхваливающим ее прическу, а сама с досадой думала, что ей, наверное, стоит ходить в Большой цирк на скачки, где Гай Цезарь проводит все свободное время.
Место на маленькой сцене заняли танцовщицы, зазвенели бубенчики, завертелись в изящном танце их гибкие тела. Мессалина с изумлением наблюдала за невиданным прежде зрелищем, пораженная, насколько волнующи их сладострастные движения. Пожалуй, стоит взять у них несколько уроков, пригодится для любовных игр. Едва девушки упорхнули, окончив танец, как она соскользнула со своего ложа и вышла вслед за ними в сад.
В воздухе пахло приближающимся дождем, над платанами нависли свинцовые тучи, и где-то вдали громыхал гром. Мессалина зябко повела плечами и приникла к стволу дерева, наблюдая за танцовщицами, те весело переговаривались на непонятном языке и повторяли свои движения, готовясь к новому выступлению. Валерия попробовала воспроизвести чувственные покачивания бедер, но, рискуя быть застигнутой кем-нибудь из римлянок, решилась на другой шаг. Она быстрым шагом подошла к группе танцовщиц и попросила их об услуге. Арабские девушки, вопреки ее ожиданиям, оказались скромницами, но после долгих уговоров одна из них согласилась давать уроки танца в доме Валерии. Мессалина пообещала осыпать ее серебром и, радостная, поспешила вернуться. Однако внезапно хлынувший дождь заставил ее спрятаться под сень плакучей ивы, свесившей до земли свои ветви. Сверкнула молния, громовой удар сотряс землю, и Мессалина засмеялась, услышав, как завизжали девушки неподалеку в шатре. Танцовщицы бросились врассыпную, и поляна быстро опустела. Лишь Мессалина осталась одна в своем укрытии.
Струи дождя хлестали по веткам, гром гремел не переставая, яркие молнии прорезали сгустившуюся тьму, и девушка уже жалела, что не решилась добежать до шатра. Она замерзла, под порывами ветра гибкие ветви ивы больно хлестали ее открытые плечи. Мессалина готова была расплакаться, как вдруг листва зашевелилась, и в темноте она поняла, что в своем укрытии она не одна.
— Здесь кто-то есть? — спросил мужской голос, и вспышка молнии выхватила из тьмы чей-то силуэт. — Не бойся, я не причиню тебе вреда, кто бы ты ни был. Я также здесь, чтобы переждать непогоду.
— А я и не боюсь, — ответила Мессалина. — Но тебе лучше назвать себя. Интонации мужского голоса заставили ее всю завибрировать, неужели, это и есть то приключение, о котором она так долго мечтала. А дождь все льет и, похоже, только усиливается.
— Я — Фабий Астурик.
— Ну и что? — с вызовом ответила Валерия. — Никогда не слышала твоего имени. Ты, вероятно, не знатен и, скорее всего, простой вольноотпущенник.
— А ты настолько знатна, что не можешь вытерпеть мое присутствие? — надменно ответил ей юноша. — Я близкий друг цезаря. Мой дядя Павел Фабий Персик, консул, правда, он умер недавно.
Мессалина недоуменно пожала плечами. Ей и это имя ни о чем не говорило, что ей за дело до тех, кто умер. Мальчишка заносчив не в меру, да и какой он друг императора? Девушка знала все окружение Калигулы, а вот Фабия Астурика не видела ни разу. Должно быть, Гай Цезарь когда-то и за что-то похвалил его, а тот возомнил о себе невесть что.
Мессалина решила молчать и зябко обхватила плечи руками. Она еле сдерживалась, чтобы не стучать зубами от холода. Легкая туника не спасала ее от леденящих порывов ветра.
— Да ты сама, видно, дешевая арабская танцовщица, раз прячешься тут от дождя. Все гостьи в шатре наслаждаются теплом от жаровень и пируют. Агриппина устроила грандиозный праздник, — решил поддеть ее юноша.
— Ну вот еще! — разъярилась Мессалина. — Я тоже гостья, просто непогода застигла меня далеко от шатра.
— А что же ты делала далеко от шатра? Переодевалась для очередного танца? — съязвил Астурик.
Мессалина испустила негодующий возглас:
— Моя семья познатней многих, собравшихся здесь! И не тебе судить обо мне, грязный плебей!
— Ой! Ну надо же! Тогда ты рискуешь опоздать на смотрины!
— Какие смотрины?
— А ты и не знала! — рассмеялся юноша. — Агриппина по просьбе брата собрала на своем празднике всех знатных римских красоток на выданье и с огромным приданым. Сам Калигула намерен присмотреть себе невесту.
— Скажи, что соврал, — хрипло проговорила Мессалина.
— Тебе-то какое дело до моих слов, арабская танцовщица? — надменно ответил юноша.
— Не смей так называть меня, наглец! Ты поплатишься за свои оскорбления! Валерия занесла руку для удара, но юноша перехватил ее и крепко стиснул локоть. Девушка охнула от боли, и он сразу же отпустил ее.
— Прости, я не хотел ни обидеть тебя, ни причинить боль, — вдруг смиренно попросил он. — Если ты одна из девушек, приглашенных Агриппиной, то можешь не беспокоиться. Гроза спутала все планы цезаря. Ему пришлось остаться во дворце, а я послан предупредить сестру, что не придет. Но непогода и меня застигла врасплох, заставив искать укрытия в этих густых ветвях.
Мессалина с облегчением рассмеялась.
— Я не сержусь на тебя, Фабий Астурик, — ответила она, потирая локоть. — Значит, у меня еще есть шанс стать императрицей.
— Но почему ты так уверена, что была бы избрана цезарем? — насмешливо спросил Фабий.
Мессалина весело рассмеялась.
— Да потому что нет в Риме никого прекраснее меня! — с вызовом произнесла она. — Мое имя Валерия Мессалина. И мой отчим дает за мной самое большое приданое!
Ее собеседник замолчал, девушка лишь слышала в темноте его частое взволнованное дыхание.
— Ты что? Так напуган тем, что делишь со мной укрытие? — спросила она, усмехаясь. — Ты же недавно называл меня арабской танцовщицей. Куда делась твоя наглость? Теперь и слова сказать не можешь в ответ.
Она вдруг почувствовала, как он коснулся ее ладони, и по шелесту листвы догадалась, что он встал перед ней на колени.
— Простишь ли ты меня? — спросил Фабий, и Мессалина услышала, как от волнения дрожит его голос.
— Прощу, — ответила она. — Но при одном условии…
— Я выполню любой твой приказ! — горячо воскликнул он.
— Если ты сказал правду о своей дружбе с цезарем, то должен указать ему мою кандидатуру на роль невесты.