33 часа 5 минут с начала эксперимента
В помещении эксперимента горел приглушенный свет, тихо звучала успокаивающая мелодия.
Татьяна открыла глаза. Снова ночной кошмар. Каждую ночь, все эти двадцать лет.
Катя и Сергей Аркадьевич спали, кровать Андрея пустовала. Татьяна встала, прошла в ванную, стараясь не шуметь. Ее била мелкая дрожь. Обычно Таня принимала по одной таблетке в день, но здесь уровень ее тревоги зашкаливал. Поэтому она утроила дозу, игнорируя побочку.
Татьяна зашла в кабинку, высыпала в ладошку горстку таблеток. Ее спокойствие, настроение и продуктивность зависели от сертралина[1] многие годы. Она не раз пыталась от него отказаться, снижала дозировку до одной восьмой таблетки, но каждый раз срывалась. Принимать начала не ради себя, а ради своих подопечных в кризисном центре. Потому что была нужна им.
13 лет до начала эксперимента
Последние пару недель Татьяна возглавляла протестное движение против Виталия Кирсанова, местного чиновника и детского омбудсмена. Его обвиняли в убийстве собственного сына и растлении воспитанников подшефного детского дома. Судебный процесс был громким и широко освещался в СМИ. Прошел слух, что благодаря статусу и связям Кирсанову могут дать всего восемь лет, и город накрыло волной возмущения.
Поэтому, когда к Татьяне обратилось местное издание за комментариями, она со свойственной ей прямотой обвинила в преступлениях не только Кирсанова, но и нескольких местных чиновников. Она была уверена, что в области действовала целая сеть влиятельных педофилов, и жаждала расправы. Директрисе кризисного центра инициатива подчиненной не понравилась.
– Таня, мать твою! – кричала начальница. – Это дело одного Кирсанова, одного! И его вина доказана. Теперь ты всю мэрию на уши поднимаешь? У меня сегодня с утра звонки из департамента, меня чихвостят в хвост и в гриву!
– Сядет он один, а остальные? Он не один детей трахал!
– Нельзя обвинять людей на основании догадок! Причем таких людей! Наш центр – дотационный. Нам мэрия помогает, если ты забыла!
– Понятно… – многозначительно протянула Татьяна.
– Что тебе понятно?!
Татьяну душил гнев. Она презирала эти подковерные игры и унизительное чинопочитание, поэтому намеревалась идти до конца.
– Таня, ты знаешь, тебя здесь очень ценят. Я закрывала глаза на многое. Но это – перебор. Ты всех нас подставляешь.
– Кирсанов сядет, и о нем забудут все через полгода. А остальные как? Так и будут развлекаться! Ты что, не понимаешь? Нужно орать, кричать, что-то делать! Сейчас, сегодня!
Начальница присмотрелась к Татьяне: челюсть непроизвольно двигалась, как на шарнирах, плечи подергивались.
– Ты что, опять на таблетках?
– При чем тут это?
– При том, что я тебя уже предупреждала…
Татьяна заходила по кабинету:
– Значит, пока нужно было людей на митинги собирать, по трое суток без сна в типографии торчать – никого мои таблетки не смущали. А теперь, значит, смущают. Знаешь, что? Иди ты на хер, Лена!
Начальница вздохнула. Как она устала от этих борцов за справедливость…
– Значит, так, Николаева. С этого дня ты в неоплачиваемом отпуске. И чтобы ни на митинги, ни на пресс-конференции не совалась, поняла меня? Придешь в себя – поговорим.
Татьяна злобно смотрела на директрису:
– Попользовались и выкинули, значит? А дети как же?
Начальница села за стол, уткнулась в папку с документами, демонстрируя, что разговор окончен. Татьяна скинула со стола стопку агитационных листовок и выпалила:
– Ну и целуй дальше жопы своей мэрии!
Татьяна вышла, хлопнув дверью. Со стены упала почетная грамота за вклад в развитие социальной сферы города с подписью мэра.
33 часа 10 минут с начала эксперимента
От удара в дверь Татьяна вздрогнула и уронила в унитаз весь запас сертралина. Таблетки таяли на глазах. В дверь заколотили.
– Таня, открой! – похоже, у Кати опять истерика.
Татьяна преодолела брезгливость, облизала с ладоней остатки растворившегося препарата и поспешила на крики.
– Я пытался ее разбудить… – горько объяснился Андрей перед всеми в гостиной.
Катя опустилась на колени перед Наташей и закрыла рот рукой. Золотая рыбка выпрыгнула из своего аквариума, сделала в воздухе сальто и нырнула обратно. Когда она вошла в воду, прозрачная жидкость всего на секунду окрасилась в серый грифельный цвет. Никто этого не заметил…
– Может, она просто в отключке? – Платон растерянно смотрел на остальных. – Или вообще разыгрывает нас!
Татьяна окинула Платона презрительным взглядом и обратилась к Андрею:
– Рассказывай.
– Мы поговорили… – растерянно вспоминал Андрей. – Когда шел обратно, она…
– Она не дышит?! – словно очнувшись, спросил Рома.
– Она мертва, – тихо сказал Андрей.
Рома направился к выходу.
Кате вдруг стало очень холодно.
– Ей, наверное, нужен врач? Нужно позвать врача, – Катя пыталась растереть онемевшие пальцы.
Татьяна посмотрела ближайшую камеру наблюдения:
– Спустится к нам кто-нибудь или нет?!
Катя протянула руку с полотенцем ко рту Наташи, чтобы убрать пену.
– Не трогай! – одернул ее Нурлан.
– Отойди, девочка… – Татьяна отодвинула Катю, но на всякий случай проверила пульс Наташи.
Из коридора доносились удары в дверь.
– Суки, – кричал Рома, – открывайте! Нужна помощь, срочно!
Катя бормотала себе под нос:
– Нужно что-то делать… Что нам делать?..
– Нужно вызывать Профессора. Эксперимент закончился, – подытожил Андрей.
Татьяна дотронулась до склизкой пены на подушке.
– Похоже, передоз.
– Чтобы так передознуться, надо героин ложками жрать! – проорал Рома из коридора, продолжая тарабанить в дверь. – Профессор! Я тебе на хуй глотку вырву, слышишь меня!?
Платон терял самообладание – к такому жизнь его не готовила. Андрей заметил под диваном фляжку, осторожно поднял ее рукавом пижамы. Понюхал горлышко, поморщился.
– Мне надо наверх, – повторял Платон, как в бреду, – мне надо наверх!
Сергей Аркадьевич дрожал.
– Да что же это делается! – закричал он. – Почему не открывают дверь? Эй! – Старик смотрел в камеру. – Если вы нас не выпустите, я вам такое устрою! Проверками задушат вашу гнилую контору! Слышите?
– Они-то слышат, – спокойно заметил Нурлан, – камеры пишут. Но прошло уже минут пятнадцать. Значит, не хотят открывать.
Рома вернулся в гостиную.
– Ну что, суки, доигрались?! Кто?! Кто это сделал, мрази?!
Рома обвел взглядом присутствующих.
– Она только тебе дорогу перешла, старый козел! – Рома двинулся на старика.
– Да как ты смеешь! – старик дал креслом заднюю. – Я уважаемый… Я инвалид…!
– Тихо, на хуй! – крикнул Рома, схватив его за грудки. – Выворачивай карманы, паралитик!
Рома принялся обыскивать сопротивляющегося старика.
– Убери свои ручонки, нарколыга!
Андрей подошел к Роме сзади и попытался оттащить его от Сергея Аркадьевича. Рома с размаху ударил Андрея локтем в лицо, тот упал. Катя вскрикнула, Татьяна увела ее подальше от драки.
Рома бешено колотил Андрея по лицу. Бил он, а больно было ему.
Рома почувствовал, как его подняла сильная рука. Нурлан крепко взял Рому в захват, тот и дернуться не мог.
– Пусти меня! Откройте ебаную дверь!
33 часа 45 минут с начала эксперимента
Профессор пытался освободиться. Дергал руками и ногами, но узлы на веревках держались крепко. С потолка на голову Мещерского сыпалась опилки. Наверху мерял шагами комнату Охотник. Часы Мещерского пикнули.
– Мне нужно принять лекарство! – крикнул Профессор. – Пожалуйста! Я ведь нужен вам живым!
Шаги наверху стихли. Крышка люка открылась.
– Во внутреннем кармане пиджака. Одну таблетку.
Охотник проверил карманы Профессора, вынул старую музыкальную шкатулку и таблетницу. Повернул ручку шкатулки – подвал заполнила приятная мелодия.
Мещерский молчал. Охотник сунул находку в свой карман.
Профессор почувствовал, как грубая мужская рука открыла ему рот и закинула таблетку. Профессор судорожно сглотнул. Лязгнуло железо.
– Постойте! Не уходите. Я вас обидел? Я постараюсь это исправить, если вы расскаже…
Тяжелый люк закрылся.
Профессор дотянулся плечом до повязки на глазах. Через несколько минут ему удалось освободить один глаз: тусклая лампочка под потолком, бочка с водой. Все.
«Нужно взять себя в руки и найти способ выбраться. Нужно перестать быть жертвой… Нужно вернуть себе контроль над ситуацией…»
33 часа 50 минут с начала эксперимента
Платон в панике бился во все двери в поисках выхода наверх. Одну из дверей выбил плечом и ввалился в подсобку уборщика, запнулся за ведро и рухнул на пол, схватился за правое запястье, застонал.
В гостиной Нурлан все еще держал обезумевшего Рому крепкой хваткой.
– Как бы я ее убил, если я спал, пустая твоя башка! – Сергей Аркадьевич срывался на крик.
– Больше некому! – зарычал Рома.
– Заткнись! – крикнула Татьяна. – Заткнитесь все! Дайте подумать.
В гостиную вернулся Платон, с повязкой из чьего-то шарфа на руке.
– Дверь надо ломать. Они уже почти час молчат. И браслеты не сработали, когда он на меня набросился, – Андрей холодно взглянул на Рому и вытер кровь под носом.
– Если бы это сделал кто-то из нас, – размышляла вслух Татьяна, – тут бы уже была полиция. Значит, это сами эксперты.
– Нет! Этого не может быть! – крикнула Катя. – Профессор бы не допустил! С ними что-то случилось! Поэтому они молчат.
Рома, похоже, успокоился:
– Да хорош! Отпусти, Нурлан!
– Не смей! – завизжал Сергей Аркадьевич, для верности погрозил кулаком Нурлану.
– Пусти, я все, спокоен.
Нурлан глянул на Андрея, тот кивнул, Нурлан отпустил хват.