Однажды все изменилось. Утром Артур, заместитель главного редактора, вызвал к себе. Артур еще никогда не говорил с ним один на один, это интриговало.
– Мне нравится, как ты работаешь. Не подводишь, не бухаешь, пишешь неплохо. Короче, потенциал есть.
Андрей улыбнулся. Похвала действовала безотказно.
– Спасибо, я стараюсь.
– Возьмешься за расследование?
– Конечно! – Андрей был готов выпрыгнуть из штанов.
– Звездный час твой. Надо последить за Виталием Кирсановым.
– За детским омбудсменом? В какую сторону копать? Коррупция, бордели, наркотики?
– Кто у нас репортер? Сам разберешься. Три недели на разработку, и статью мне на стол. Ни с кем не обсуждай. Если что – пишешь про фестиваль меда.
Андрей почувствовал подвох:
– Заказуха? Я тебя правильно понял?
Артур рассердился:
– Тебе статья громкая нужна? Вот тебе возможность. Пассажир этот явно не без греха. Не хочешь, не берись.
– Я возьмусь. Но, если пойму, что на него ничего нет, – врать не буду.
– Вот и молодец.
Стоял пасмурный вечер. Андрей припарковался на холме, откуда открывался вид на коттеджный поселок. Дом Кирсанова хорошо просматривался. Уже неделю Андрей таскался за ним буквально по пятам, ничего подозрительного не заметил и почти отчаялся.
Андрей устроился поудобнее и направил длиннофокусный объектив фотоаппарата на дом Кирсанова. Во дворе играли дети, в доме горел свет.
Зазвонил телефон, Андрей включил громкую связь.
– Как дела, Шерлок? – спросил приятный женский голос.
– Никак. Лизка, я так соскучился! Ты знала, что на Суворова открылся зал для сквоша?
– Твой Мистер Икс туда ходит?
– Ага, трижды в неделю. Зожник, блин. Может, сходим в субботу, попробуем?
– Давай! Только кроссы надо купить новые, а то мои Элвис пожевал…
Элвис – французский бульдог Лизы. Вот бы сейчас обнять их обоих и завалиться смотреть сериал, а не вот это все.
В окне второго этажа мелькнула яркая вспышка, послышался хлопок.
Андрей приподнялся на сиденье. На первом этаже началась суета.
– Перезвоню!
Он открыл дверь машины, понесся к дому Кирсанова, перемахнул через забор соседнего недостроенного дома и вбежал на второй этаж по бетонным закладным для лестницы. Только бы не опоздать!
Андрей взглянул в объектив и ахнул. В кабинете испачканный в крови Кирсанов держал на руках мертвого мальчика. Андрей включил режим серийной съемки. Кирсанов положил тело ребенка в большую картонную коробку, вынес улицу и положил в багажник джипа. Все делал четко и без суеты.
Из дома доносились крики и плач женщины. Нужно бежать к машине.
Андрей ехал за Кирсановым по лесной дороге, держась на приличном расстоянии с выключенными фарами. Машина чиновника свернула в глубь леса. Андрей проехал мимо и, как только машина Кирсанова скрылась, вернулся.
Дальше Андрей добирался пешком. В горле жгло, пальцы онемели от холода, начался дождь. Но Андрей не обращал на это внимания. Все, о чем он думал, – сделать как можно больше снимков.
Наконец он увидел припаркованную машину Кирсанова. Подходить ближе было опасно. Он присел и, на свой страх и риск, подполз ближе.
Андрей выкрутил экспозицию на полную и поднял фотоаппарат. В объективе увидел Кирсанова с лопатой. Руки Андрея тряслись, но он старался удержать фокус. Есть!
Рано утром грязный и промокший до нитки Андрей положил перед Артуром папку только что напечатанных снимков.
По дороге домой он думал, что следует вызвать полицию, но передумал – у него задание. И доказательства. Кирсанов получит свое.
Артур открыл папку:
– Садись за статью, у тебя есть час. Я распоряжусь, чтобы освободили первую полосу. Ты понимаешь, что это значит? Завтра твоя жизнь изменится.
Андрей был счастлив.
40 часов с начала эксперимента
Андрей и Рома скручивали ножки с кроватей. Толстые саморезы, как они и предполагали, находились внутри. Нурлан загибал острые концы саморезов об пол, чтобы было удобнее ковырять стену. Платон без интереса наблюдал за остальными: его рука все еще болела, для работы он был бесполезен.
– Короче, часов за пять-шесть мы ее расковыряем, – бодро планировал Рома.
– Повезло, что не кирпич, – добавил Андрей.
Платону было тошно в этой компании, и он вышел из спальни.
Катя ела бутерброд в кухне. Винтажные часы на стене показывали 5:20 утра, но спать не хотелось.
Татьяна намочила полотенце холодной водой и приложила ко лбу. Лихорадка усиливалась.
Явился Платон. Татьяна бросила на него презрительный взгляд и уселась в кресло в ТВ-зоне, положив мокрое полотенце на голову.
Платон шагнул к Кате. Она попыталась уйти.
– Подожди. Я извиниться хотел. Я запаниковал, ясно? Не хотел тебе навредить.
Он сделал еще один шаг, напугав Катю до чертиков.
– Я закричу!
Платон сделал шаг назад. Катя осмелилась заглянуть Платону в глаза:
– Как я вообще могла тебе верить? У тебя же на лице написано, что ты эгоист, обманщик и трус!
– Я просто хотел выбраться!
Кате стало противно. Перед ней стоял жалкий мужчина, которого она когда-то любила и уважала.
– Не хочу говорить с тобой, никогда вообще. Видеть тебя не могу.
Катя ушла. Платон стоял, опустив голову. Сейчас ему очень нужен был кто-то, на кого можно опереться. Сердце Платона сжалось от жалости к себе. Обессиленный, он опустился в кресло.
Татьяна не смогла сдержать ликования:
– Кажется, наша Жертва отрастила яйца. Браво, Профессор!
Платон натянул надменную улыбку:
– Позлится немного и отойдет. Не злопамятная. Всегда всех прощает.
Татьяна убрала со лба полотенце и посерьезнела:
– Вот увидишь, она еще себя покажет. Доверять никому нельзя… – словно мантру, произнесла Татьяна.
– Хоть бы сработало, – сказал раскрасневшийся Рома. – Если дальше тупик, придется подкоп делать.
Он снял кофту, бросил на кровать, но промахнулся.
– Тут фундамент метров десять, мы год будем подкапывать, – засомневался Андрей.
– Значит, будем копать вверх. Какие проблемы? – отшутился Рома. Он был настроен выбраться любой ценой.
Сергей Аркадьевич поднял с пола Ромину кофту, из кармана выпало портмоне. Старик открыл кошелек и увидел фотографию, на которой позировали молодой Мещерский и неизвестный мужчина. Сергей Аркадьевич подъехал к Нурлану и показал ему снимок.
Рома взял в руки готовый инструмент и отрепетировал удар по стене, замахнувшись, как клюшкой для гольфа. Внезапно Нурлан скрутил его руки за спиной.
– Откуда у тебя это? – Сергей Аркадьевич показал фото.
Андрей хотел подойти к брату, но Сергей Аркадьевич преградил ему путь.
– Смотри, Андрюша, это же Профессор! У него его фотокарточка!
– Вы чего?! Какая, в жопу, карточка?! – не понимал Рома. – Это не мой бумажник. Я его нашел. Профессор, видимо, выронил. Я же не дебил под камерами воровать!
Андрей достал из портмоне водительское удостоверение:
– Тут права Мещерского и визитки.
Нурлан отпустил Рому.
Андрей, вглядевшись в фото, изменился в лице:
– Я знаю его, человека рядом с Профессором.
40 часов 30 минут с начала эксперимента
Охотник грелся у печки. Глаза слипались, он широко зевнул. На часах было почти шесть. Он поставил на плиту чайник, надел телогрейку и вышел из дома. Нужно набрать питьевой воды из колодца и принести немного дров.
Мещерский услышал, как хлопнула входная дверь. Стянул плечом повязку. Попытался ослабить узел на запястьях, не вышло. Ощупал стул – торчащая шляпка гвоздя под сиденьем.
Мещерский ухватился за гвоздь и начал его расшатывать, миллиметр за миллиметром. Металл врезался под ногти.
Кажется, за этим занятием он провел целую вечность. Мещерский стер пальцы в кровь, и гвоздь наконец вышел. Профессор начал царапать острым концом гвоздя веревку, ему удалось сделать небольшой надрыв. Изо всех сил потянул руки в стороны и порвал веревку.
Прислушался: в доме ни звука. Мещерский выпил таблетку. Освободил ноги и направился к люку. Наверху хлопнула входная дверь. Профессор спрятался за лестницу, сжав гвоздь в кулаке. Если напасть со спины и воткнуть гвоздь в шею…
Однако, судя по звукам, похититель занимался своими делами.
Профессор восстановил дыхание и осмотрел помещение. Прогнившая доска в стене, примыкающая к земляному полу, отошла. Мещерский подошел, потянул на себя доску. Гнилое дерево легко поддалось.
41 час с начала эксперимента
Участники эксперимента собрались в гостиной. Андрей ходил по комнате, вглядываясь в фотографию человека рядом с Профессором.
– Это Виталий Кирсанов, – наконец произнес Андрей, – бывший чиновник. Тринадцать лет назад я делал про него расследование. Был большой скандал.
– Я, кажется, его тоже знаю, – отозвался Рома.
– Откуда?
Рома взял фотографию, внимательно посмотрел на мужчину:
– Да, это он. Меня, типа, менты опрашивали.
– «Типа»?
– Как свидетеля.
Татьяна взяла у Ромы снимок:
– И я его помню. Его арестовали, а я митинги собирала у суда и прокуратуры.
Андрей следил за участниками, изучая их реакции.
– Впервые его вижу, – сказал Платон и отдал снимок Нурлану.
Тот покачал головой и передал фото взволнованному Сергею Аркадьевичу. Старик затянулся ингалятором, силясь что-то вспомнить.
– Кирсанов, Кирсанов… – бормотал он. – Я вспомнил. Я выносил ему приговор. Срок был внушительный. Кажется, пожизненное, если память меня не подводит…
– Объяснит кто-нибудь, что он натворил? – не выдержал Платон.
– Он убил своего сына и насиловал детдомовских детей. Десятки детей, – заявил Андрей.
Из динамиков зазвучала мелодия. Тонкие струйки магнитного грифельного песка начали просачиваться сквозь сетку динамиков. Мелодия исказилась, потеряв гармонию, захрипела.