Профессор попытался что-то сказать сухими слипшимися губами, но получилось лишь невнятное мычание.
– Ты лежи, лежи, не дергайся. Поболтать еще успеем, – зловеще произнес Степан, поправил пропитанную потом и кровью подушку Мещерского и вернулся к столу. Аккуратно свернул листок и убрал в рваный конверт.
– Вот, на той неделе с почты забрал. Результаты теста на отцовство. Чего только не придумают ученые эти, – Степан оскалился по-звериному. Протащил по комнате тяжелый стул и сел у ног Профессора. Какое-то время он разглядывал собственные руки, затем посмотрел Профессору в глаза и глухо произнес:
– Я знал, что ты мне сын. Чувствовал. Но лучше, чтоб наверняка.
Мещерского накрыло тяжелой волной. Он закрыл глаза и глубоко вдохнул. «Это сейчас не важно. НЕ ВАЖНО! Не включай эмоции… Анализируй, препарируй его психику, жди момента… Он всего лишь субъект, ты не его жертва… Ты не жертва…»
Вернув контроль над собственным разумом, Профессор холодно посмотрел на Степана, сосредоточился на анализе. «Итак… В голосе субъекта появилась не свойственные ему осторожность и забота. Движения стали мягче. Присутствует легкая дереализация. Его паранойяльный бред подвергся сомнениям. Сверхценная идея дала трещину…»
Словно ощутив невидимую угрозу, Степан резко встал, прервав размышления Профессора.
– Ты отдыхай, отдыхай пока. Скоро все кончится. У меня ведь теперь выхода нет. Надо заканчивать.
Степан снова скрылся в темном углу. Вынул из кармана яблоко, вытер о засаленную куртку, ржавым ножом отрезал дольку, отправил в рот. Медленно покрутил нож в руках, разглядывая каждую шероховатость.
– Никогда не думал, что смогу к кому-то из вас привязаться. Те, остальные, они ж махонькие совсем были. С ними и не поговоришь. В глазах ни одной мысли. Но и страха там нет, потому что не знают еще, не понимают, как отец родной может их голыми руками придушить. А ты другой, Виктор. Ты все понимаешь ведь. И боишься. Я это чувствую, – на секунду лицо Степана показалось из темноты.
– Одиннадцать детей по всему Союзу, мама дорогая! Похотливый был, зараза. Похоть – срам, Виктор. Вот чем кончилось. Всех убил. Всех, кроме тебя. Но я убил не потому, что не любил их, нет. А потому что так надо было. Понял? Они все, мы с тобой… Мы гнилое семя. Нам жить нельзя. Нельзя плодиться. Если б я тебя нашел тогда, если б успел. Я бы давно уже повесился, и дело с концом. Пришлось столько лет ждать.
Степан дожевал огрызок и подошел к окну. Начал ковырять подоконник кончиком складного ножа, собираясь с силами, чтобы продолжить.
– Ты лежал тут бледный весь… А я смотрел на тебя… Не смог. Старый стал, размяк, – грустно сказал Степан, ковыряя ножом ветхое дерево. – Жалею тебя. Люблю, может?
На секунду Мещерскому показалось, что внутренний демон Степана отступил и он стал самим собой, но его глаза снова стали холодными и на Профессора смотрел прежний Степан. Он понизил голос.
– Хочу, что б ты меня понял, Виктор. Но у меня слов нужных нет. Думаешь, я старик сумасшедший? Напридумывал себе чего-то, детей родных поубивал. Только ведь сумасшедший старик прав оказался, нельзя нам здесь. Мы всем только горе приносим.
Степан убрал нож в карман, поднял со стола газету и раздраженно швырнул на кровать. Газета приземлилась в ногах Профессора. Заголовок гласил: «Ужасное происшествие в частной психиатрической клинике Виктора Мещерского. В подвале обнаружено семь трупов. Убийца на свободе»!
– Все твои подопытные перемерли. Страшной смертью. Одна девчонка только выжила. Вот так.
Профессор выдавил из себя: «Кто?» – не узнав собственного голоса.
– Да пес его знает, не пишут.
Степан снова уселся в углу. Мерзкий скрип отдавался эхом в голове Профессора.
– Мне теперь ее от тебя защитить надо. Всех от тебя защитить.
Скрип стула приводил Профессора в ярость. Эмоции вышли из-под контроля. Мещерский прошипел:
– Ты болен! Тебя надо лечить! Это паранойяльный синдром! Бредовые идеи! Тебе нужна помощь, как же ты не понимаешь? Все из-за тебя, всегда все из-за тебя! Я НЕ ТАКОЙ, КАК ТЫ, понятно тебе?!
У Профессора закружилась голова, он застонал, в глазах потемнело. Степан спокойно раскачивался на стуле.
– Такой, сын, такой.
Профессор провалился в темноту. Последние слова долетели до него эхом. Они повторялись в его голове, смешиваясь с криками, детским смехом и успокаивающей мелодией, напоминавшей о детстве.
14 дней 8 часов с начала эксперимента
Низкие офисные потолки допросной Следственного комитета давили на Анвара. Уже час его опрашивали следователи.
Прораб держался, он решил, что будет говорить как можно меньше, чтобы защитить себя и своих людей. Эмигрант из ближней Азии – легкая добыча для полиции. Но Анвар считал себя неглупым человеком и делал все, чтобы не стать козлом отпущения.
Перед ним лежала папка с фотографиями с места преступления. Уставшие следователи сверлили прораба тяжелым взглядом; он делал вид, что спокоен.
– Анвар! – рявкнул Сергей. – Еще раз. Зачем вы приехали в клинику?
– Наш бригада нормальный, работа нормальный. Заказ нормальный, – как болванчик повторял Анвар.
– Кто бригаду вызвал?
– Я чуть-чуть русский говорить. Чуть-чуть совсем.
– Анвар, твою дивизию! Кто вас вызвал?! Кто? – наступал вспотевший Брындин.
Анвар сидел с видом дурачка. Не дождавшись ответа, Сергей откинулся на спинку стула, тяжело вздохнул.
У Димы завибрировал телефон, на экране высветился звонок от отца. Сбросил вызов. Здесь он мог его игнорировать. Дима размял затекшую шею и приготовился сменить выдохшегося напарника.
– Анвар, – спокойно сказал он, – я понимаю, ты нас боишься. Думаешь, все на вас, бедолаг, повесим, лишь бы дело закрыть. Но я не враг тебе. Мне крайние не нужны. Мне реальный убийца нужен. Посмотри на фото, посмотри. Если бы с твоей дочерью произошло такое, ты бы хотел, чтобы виновных нашли?
Дима выждал пару секунд и дожал:
– Вижу, ты меня понимаешь. Ответишь на вопросы и поедешь домой. Парней твоих мы не тронем, даю слово.
Анвар посмотрел на Диму, отодвинул страшные фотографии и заговорил почти без акцента:
– Этот заказ мне бригадир недели полторы назад назначил. Это – все, что я знаю, брат.
Брындин был готов взорваться, но многозначительный взгляд молодого напарника его осадил.
– Хорошо, – мягко продолжил Дима. – В этом заказе не было ничего необычного? Может, попросили что-то нестандартное сделать?
Анвар задумался:
– Мой телефон у вас?
Брындин хмыкнул, поднялся, вышел и вскоре вернулся с телефоном Анвара.
Прораб пролистал переписку с Мещерским и показал следователям.
– Мы с Виктором давно работаем, год уже. Виктор мне напрямую всегда писал.
– Но в этот раз тебе бригадир заказ передал, так получается? – спросил Сергей.
– Так. Бригадиру заказ в приложение пришел, от кого – не знаю. У нас приложение есть для заказчиков, но оно не всем удобно. Мне-то все равно, откуда работа приходит. Главное, чтобы заказы были.
Сергей и Дима шли по коридору Следственного комитета.
– Заварзин, ты теперь понимаешь, что это не Профессор бригаду позвал? Следы борьбы, разбитая камера, – на пальцах перечислил Сергей, – теперь и горе-строители эти. Их за десять дней заказали, чтобы они трупы нашли!
Дима дал напарнику выговориться.
– Человек, который рабочих вызвал, не знал, что у Виктора с этим Анваром был прямой контакт. Кто-то подставляет Профессора и подчищает концы. С этим-то ты спорить не будешь?
Дима остановился.
– Мне все равно, кого ловить. Но, если честно, все это вообще не доказывает, что ваш Профессор тут ни при чем.
По коридору навстречу следователям спешил круглолицый сотрудник отдела особо тяжких преступлений Скворцов:
– Записи с заправки привезли.
56 часов 20 минут с начала эксперимента
Некоторые лампы дневного света в коридоре перегорели, и в помещении эксперимента становилось все мрачнее.
У Платона снова начались лихорадка и бред. Остальные собрались в коридоре и ждали спасения. Рома сидел под дверью и бросал в стену мяч. Татьяна ходила из стороны в сторону, а Сергей Аркадьевич молча наблюдал. Андрей хлопнул себя по коленкам и поднялся со ступеней.
– Сколько прошло времени?
Татьяна посмотрела на часы:
– Два часа с копейками.
– Хорошо. Это значит, Катя смогла выбраться. Это ведь хорошо, так? Она позовет на помощь.
Ему никто не ответил. Татьяна забрала у Ромы мяч, подошла к стальной двери и приложила ухо: абсолютная тишина.
Платон громко застонал, Сергей Аркадьевич заволновался.
– Ему не пора перевязку сделать? Побелел весь, ей-богу…
Рома поднялся и пошел за чистыми простынями. Сейчас была его очередь.
Татьяна прикусила губу до крови, старик поболтал опустевший ингалятор и сделал короткий вдох. На сколько еще его хватит?
Кажется, все догадывались, что чудесного спасения не случится. Но верить в это никто не хотел.
Минуты превращались в часы, время словно замерло. Никто не проронил ни звука.
Запах разлагающегося тела Наташи постепенно начал проникать в спальню, а затем и в коридор. Андрей и Рома перенесли труп в туннель и аккуратно уложили в бывшей камере Кати рядом с телом Нурлана.
Татьяна решила сделать все, чтобы Платон продержался как можно дольше. Она каждый час промывала рану и обтирала тело ледяной водой, чтобы снять жар. Платон лишь изредка приходил в себя.
Сергей Аркадьевич дремал в инвалидном кресле, Рома собирал карточный домик, Андрей рвал простыни на тонкие полоски для перевязок.
Карточный домик Ромы рухнул, когда он ставил на вершину последнюю карту. Рома тяжело вздохнул и посмотрел на остальных.
– А чего кислые такие, как будто помер кто? – вдруг спросил он, нарочито улыбаясь.
Андрей терпеть не мог тупые шутки брата. Каждый раз, когда ему становилось страшно или некомфортно, он начинал нести полнейшую чушь. Рома резко встал, подошел к проигрывателю и поставил пластинку с мужчиной в блестящем пиджаке. Ту самую, под которую танцевала Наташа.