– Смотри, карманы не испачкай, а то стирать нечем, – спокойно сказала Татьяна не оборачиваясь.
Рома хотел отшутиться, но не смог. Вытер со лба пот грязной рукой и, усмехнувшись, вернул печенье в пачку.
Когда вернулся Андрей, его никто ни о чем не спрашивал. Он молча съел свою порцию, запил глотком аквариумной воды. Татьяна вернулась с нетронутой едой. И есть, и пить Сергей Аркадьевич отказался. По всей видимости, старик решил довести дело до конца и заморить себя голодом.
Платон поел, но через пару минут вся еда вернулась наружу. Он закашлялся кровью. Татьяна перевязала почерневшую рану, мысленно считая оставшиеся ему часы.
Время словно замерло. Все много спали и старались поменьше двигаться, надеялись как можно дольше сохранить жидкость в организме. Вода кончалась. Распределили на три приема, по сто пятьдесят миллилитров на человека. По расчетам, у них оставалось не больше суток.
Андрей с тарелкой руках подошел к двери в спальню Преступников, тихонько постучал. У входа на полу валялся ингалятор. Андрей поднял его и хорошенько встряхнул. Пусто.
Сергей Аркадьевич лежал лицом к стене, Андрей присел рядом, коснулся его плеча. Старик не шелохнулся.
– Чего добиваетесь, Сергей Аркадьевич? Татьяна сколько раз приходила… Нехорошо…
– Не хочу… – промычал старик.
– Будете саботировать, врачей не дождетесь, понимаете?
– Не придет никто…
Андрей вздохнул.
– Пожалуйста, поешьте… – Андрей поднес ко рту старика кусочек яичницы. Тот не сразу открыл рот, медленно прожевал.
Андрей помог ему привстать и напоил. Это нехитрое занятие отняло у обоих немало сил. Помолчали.
– Как думаете, почему мы здесь? – спросил Андрей. – Я, вы, они? Так тупо, так… – Андрей не смог закончить мысль, настолько тяжелой она ему показалась.
– Андрей, я тогда не все рассказал, когда… про Кирсанова говорили…
Андрей отставил тарелку в сторону и напрягся. Сергей Аркадьевич не решался продолжить.
– Что не рассказали?
– Меня… меня попросили…
– О чем?
– Я тогда только в должность вступил, положение шаткое. Нужно было связи нарабатывать. Понимаешь, этот Кирсанов… Человек он был не последний, а преступление было громкое, просто чудовищное…
– Что вы сделали?
– Он детей насиловал, Андрюша, понимаешь? Мальчишку своего убил! Он не заслуживал снисхождения…
Пазл начал наконец собираться в единую картину.
– Очень серьезные люди… Они меня заверили, что так будет лучше. По его статьям могли быть разные исходы, но я не мог им отказать. Не мог, Андрюша… Это политическое решение, понимаешь?
Сергей Аркадьевич заплакал, но Андрею было не до сантиментов.
– Что вы сделали?!
– Я дал ему пожизненный срок. Хотя мог…
Андрей поднялся:
– …Могли не давать…
Андрей схватил старика за грудки:
– Они вам заплатили? Отвечайте!
Тот бормотал что-то невнятное. Андрей ушел в гостиную.
– Кто еще? – зарычал с порога так, что Татьяна вздрогнула. – Кто еще недоговаривает?! Старику дали взятку, чтобы закатал Кирсанова! Меня не должно было быть у его дома в тот вечер, если бы не задание! Под него серьезно копали! Признавайтесь!
Татьяна и Рома переглянулись.
– Хватит молчать, мы уже и так в жопе! По-моему, самое время «очистить душу»!
Рома откашлялся и подошел к брату:
– Ты, это, не ори. Остынь. Я расскажу, – Рома помялся, не зная, с чего начать. – Короче, я свидетелем проходил, по детским домам. Только я, по правде, сам ничего не видел. Ребята, кого он… ну… их запугали, в общем. Все боялись говорить. И меня попросили сказать, типа, я Кирсанова видел, как он их забирал из детдома…
– Серьезно?!
– Не ори, блин! Я пацанам помочь хотел! Вот и сказал все, как просили. Потому что такие гондоны, как Кирсанов, должны в яме помойной гнить!
Андрей посмотрел на Татьяну:
– А ты чего молчишь? Ну?! Выкладывай!
Татьяна поморщилась, помассировала виски. После того как синдром отмены закончился, к ней вернулось спокойствие.
– Я не хотела скрывать. Я сама не знала, ясно? А когда поняла, уже поздно было.
– Что поняла?
– Когда дело Кирсанова шло, я в кризисном центре работала. Не спала сутками… Ну и на таблетках сидела плотно.
– Ближе к делу.
– Я обдолбалась… и на акцию протеста пришла… с кислотой. Хотела в лицо ему плеснуть, Кирсанову. Но не попала. Испугалась и… убежала.
– Я не понимаю…
Ком подступил к горлу Татьяны:
– Я в его ребенка попала, ясно? С ним рядом его семья шла. Я его дочери кислотой лицо сожгла!
У Андрея и Ромы округлились глаза.
– То есть Кате?.. Ты плеснула в Катю кислотой и забыла об этом?!
– Вот только не надо тут праведника включать, ладно? Ты же сам употреблял! Прям все-все помнишь из того периода?
Андрей не нашелся, что ответить.
– Вот именно! Ей тогда лет двенадцать, наверное, было! А сейчас ни следа на лице! Как я понять должна была?
Андрей взялся за голову и заходил по комнате:
– Вашу мать! Мы тут бьемся, понять пытаемся, а вы! Ты! Ты же потом вспомнила, почему сразу не сказала? Мы могли…
– Что могли!? Угрожать? Пытать? Убить?! Пробовали, Андрей! Не помогло!
– Один в тюрьму сажает, второй показания липовые дает, третья кислотой плещет!
Андрей посмотрел туда, где раньше висели камеры наблюдения:
– Вы что доказать пытаетесь?! Что мы сами моральные уроды и преступники? В этом ваш замысел? Но ведь не он детей насиловал! – указал на Рому Андрей. – Не она сына убила! А Кирсанов! Кирсанов! Я сам видел! Вот этими глазами! Я, по-вашему, сдохнуть за это должен?!
16 дней 6 часов с начала эксперимента
Антон припарковался неподалеку от обшарпанного дома в центре небольшой деревушки, слушая, как Тома болтает с мужем по телефону.
– Не волнуйся, Лень, – нежно щебетала она, – витамины я выпила. Сейчас мужика опросим, и я сразу домой! Лучший муж на свете!
Тома чмокнула мужа через динамик и отключилась. Антон не удержался, хмыкнул.
– Что?
– Ничего.
Антон проверил пистолет и убрал в кобуру.
– В машине посиди, – наказал он и вышел, не дожидаясь ее ответа. На то, что Тома послушается, надежды было мало. Тома в ту же секунду вышла следом.
– Тома, не беси, – процедил Антон, стараясь не привлекать внимания, – сядь в машину. Если не вернусь через пятнадцать минут, звони в СК.
– Ага, сейчас.
Тома направилась к дому каннибала, Антон поспешил за ней.
– Меня Леня твой на бусы разберет, если с тобой что-нибудь случится!
– Тогда постарайся, чтобы со мной ничего не случилось, потому что одного я тебя к Прокофьеву не пущу, не надейся…
– Стой!
Тома замерла.
Антон быстро вернулся к машине, достал из багажника потасканный бронежилет и надел на Тому. Из-за большого живота, жилет сел плохо, оставил незащищенные зоны на боках.
Когда они подошли к дому, Антон жестом приказал Томе спрятаться за ржавым трактором, осторожно открыл калитку, осмотрелся. В саду никого не было. Прошел к дому, заглянул в окно. В комнате показался силуэт мужчины.
Несмотря на указания Антона, Тома уже стояла за его спиной. Но было не до споров. Антон достал пистолет, тихо открыл дверь и вошел внутрь: в прихожей старая советская мебель, а на стене иконы и вязанка чеснока в старом чулке.
Из комнаты доносился звук работающего телевизора и методичный стук. Антон заглянул внутрь и увидел мужчину, разделывающего тесаком мясо на столе. Тихо подошел, но старая половица предательски скрипнула. Мужчина услышал, повернул голову.
– Замер! Руки за голову, медленно!
Мужчина отложил тесак и поднял руки.
– Повернись, без резких движений! – приказала Тома.
Он медленно повернулся, держа руки за головой. Перед ними стоял лопоухий мужчина сорока пяти лет с бородой и уставшими глазами.
16 дней 6 часов 15 минут с начала эксперимента
Степан в это время был уже далеко. «Девятка» остановилась на краю обрыва у старого заброшенного маяка. Он вышел из машины и посмотрел на бьющиеся о берег волны. Морской ветер сбивал с ног, но солнце приятно обжигало лицо. Степан с упоением втянул холодный воздух, довольно оскалился.
Туристы сюда добирались нечасто из-за труднодоступности. Степан узнал о нем от матери Профессора: Галя хорошо знала историю этих мест. Маяк был их укрытием, символом, свидетелем любви.
Степан подошел к тяжелой амбарной двери, открыл проржавевший замок своим ключом.
Внутри было пыльно и темно. На первом этаже он разглядел старую кровать без матраса и печь. Наверх вела винтовая лестница. Степан обошел небольшую комнату, внимательно осмотрел стены. Вот он, этот камень. Степан вынул кирпич, за ним открылась маленькая ниша, вынул музыкальную шкатулку. Сдул с нее пыль, повернул ручку и мягко улыбнулся. Помещение наполнилось тихой приятной музыкой. Из-за старости мелодия фальшивила, но Степана это не смутило.
Он вынул из кармана пожелтевшую фотографию. На снимке молодой Степан обнимал юную Галю на фоне маяка.
– Чего улыбаешься? – нежно обратился он к девушке с фотографии. – Думаешь, не смогу?
Мелодия шкатулки вдруг оборвалась; по щеке Степана текла слеза.
16 дней 6 часов 30 минут с начала эксперимента
В алюминиевой кастрюле кипела вода с большими кусками мяса на кости. Антон и Тома сидели за круглым столом, застеленным скатертью, хозяин дома радушно хлопотал. Расставил перед гостями глубокие миски и налил в кружки липкий кисель.
Они быстро выяснили, что перед ними не тот, кого они ищут, и хотели быстро ретироваться. Но Прокофьев не позволил. Он ужасно обрадовался гостям, знакомым с Мещерским.
Тома понимала, что отсидевший за каннибализм Прокофьев вряд ли станет кормить гостей из Следственного комитета человечиной, но кипящее в кастрюле мясо вызвало у нее приступ тошноты.
Гостеприимный хозяин суетился, параллельно рассказывая свою историю, время от времени заикаясь.