– С Виктором Анатольевичем мы последний раз в две тысячи восьмом виделись, на мой суд приходил. Человек с большой буквы. Храни его Господь…
Прокофьев поставил на стол кастрюлю, в мутном бульоне дрейфовали куски мяса и луковица.
– Мне его ненавидеть не за что, только благодарить.
– Благодарить? – спросила Тома. – Он же вас на зону отправил. Чего же тут хорошего?
– Это с какой стороны посмотреть…
Прокофьев зачерпнул бульон большим половником и разлил по мискам.
– Я тогда в Якутии работал, лес валил. Мы втроем с мужиками остались на пересменку. Решили охотой подкалымить, пошли в тундру. Пурга тропу занесла, ну и заблудились. Сорок шесть дней ходили. Ни оленя, ни песца, ни совы. Потом морозы пришли. Нам тогда уже совсем хана была. Юрка Батрак, друг мой, Царствие ему Небесное, в капкан попал. Ногу в лоскуты…
Прокофьева прервал приступ тика.
– В общем, Генка (это второй, кто с нами был) три дня меня уговаривал Батрака добить и съесть. Мол, все равно мучается. Я отказывался. Батрак, наверное, услышал. Я ночью проснулся от выстрела… Батрак сам и застрелился. Спас нас, получается…
Тома взяла ложку и посмотрела в свою тарелку. Пробовать не хотелось.
– Кушайте, не стесняйтесь! Все свое…
Прокофьев поставил на стол хлеб и уселся напротив.
– Если бы не Батрак, мы бы померли… с голодухи… А так до весны протянули. Как снег сошел, тропу нашли, в поселок вернулись… Ну а там нас с Генкой даже слушать не стали. Убийство повесили и надругательство над телом.
– Профессор-то тут при чем? – не выдержал Антон.
Тома из вежливости окунула ложку в бульон. К ее радости, засвистел чайник, и Прокофьев поспешил к плите. Тома быстро слила половину содержимого обратно в кастрюлю.
Прокофьев вернулся с чаем.
– А при том. Генка почти сразу в дурку уехал. Радовался, что за шизика сошел. А я на экспертизу к Виктору Анатольевичу попал. У меня диагноз есть, по матери. Эпилептик я. Мне в дурку самый путь. Но он про это в заключении ни слова. Написал «вменяемый». И сказал: «Потом спасибо скажешь». У меня десять лет ушло, чтобы понять, за что спасибо.
Прокофьев погрустнел.
– Я Генку в больничке навещал потом, как откинулся. Он меня не узнал даже. В больничке смрад и отчаяние… Ни имени, ни вещей своих, ничего. А я свой срок отмотал и теперь живу с чистого листа. Работу нашел, хозяйство поднял. Вот так.
– Выходит, он вам второй шанс подарил… – тихо сказала Тома.
– Выходит, так.
Тома встала и потянула Антона за собой.
– Вы уж извините, если напугали. Нам пора, – Тома обняла Прокофьева. – Пусть у вас все будет хорошо!
Прокофьев растерянно посмотрел на гостью:
– Надеюсь, вы найдете Мещерского… Может, все-таки чаю? Или добавки?
– Нет! Спасибо, – хором ответили они.
16 дней 7 часов с начала эксперимента
Брындин выжимал газ, не замечая, что превышает скорость.
Он был страшно зол на бестолкового напарника. Теперь Сергею предстоит пройти административный ад, чтобы добиться повторного разговора с выжившей.
– Ну, Заварзин, ты чего там устроил?
– Ничего.
– Ты мне не дерзи, понял?! Ты зачем на девчонку полез? Мы неизвестного ищем! Она что ли Профессора похитила?
– Нет. Но я думаю, она врет.
– А я думаю, что ты мне обосрал единственную возможность выйти на след Мещерского!
Дима не обращал внимания на тон Брындина.
– В шахте ее телефона не было… – рассуждал он.
– Во-первых, это еще проверить надо. Во-вторых, такие вещи можно со мной согласовывать?
– Можно. Извини.
Сергей взглянул на фото жены и дочки, выдохнул. Заметил, что почти летит по центру города и отпустил газ.
– Телефон мог в щель завалиться.
– Можно договорить? – спокойно спросил Дима.
– Говори, кто тебе мешает?
– Вода была только у Кати в кладовке. Почему? Она отрицает, что Профессор ее запирал, но при этом не скрывает, что жила у него! Разве не видишь, она что-то недоговаривает.
Брындин припарковался у здания СК.
– А к отбитому мужику с обрезом, который там людей заживо похоронил, это как относится? Может, если бы ты с девчонкой поаккуратней был, она бы что-то и рассказала?
Дима не ответил. Они вошли в оперативный штаб, и Сергей направился прямиком к Скворцову.
– Если ты сейчас скажешь, что записи еще не восстановлены, клянусь, Скворцов…
– Восстановлены! Я как раз…
– Так веди меня, радость моя!
– Я уже все подготовил, – торопливо рассказывал Скворцов, пока они шли к столу с мониторами, – только там, Сергей Михалыч, там еще…
Сергей прервал его жестом и сел за стол. Вокруг стола собралась опергруппа.
Скворцов запустил видео, включил перемотку. Кадры быстро сменяли друг друга: смерть Наташи, паника участников, ссоры, попытки сломать дверь в кладовой. Участники в спальне разбирают кровати, на Рому нападает Нурлан, в спальню приходят остальные, о чем-то говорят.
– Погоди, погоди. Останови, – попросил Дима. – О чем они говорят?
Сергей запустил фрагмент в нормальной скорости. На экране появился Андрей. Он говорил о связи участников с Кирсановым.
Собравшиеся увидели, как Катя признается, что Кирсанов – ее отец, после ее запирают в туннеле, срывают камеры. На этом видео обрывалось. В комнате повисла тишина, все ждали, что скажет Брындин. Он пялился в экран и наконец тихо произнес:
– Скворцов, срочно готовь документы на арест Кирсановой. У нас появился новый подозреваемый, – Сергей посмотрел на сотрудников. – Чего встали? Разбирайте записи, готовьте расшифровки. Записать каждое слово! Через два часа ко мне с отчетом.
Он медленно встал.
– Сергей Михалыч! Да погодите вы, – Скворцов остановил Брындина.
– Чего еще?
– Я контакты из мессенджеров Профессора проверил. Оказалось, что человек, с которым он чаще всего общался, это наш бывший сотрудник Антон Градов.
– Антон?!
– Тут такое дело… Вы просили улики повторно перебрать. Мы в хранилище вещдоков пошли, ну и…
– Твою мать! Обоих срочно в розыск! Какой же я мудак!
Дима подошел к доске с оперативной информацией, снял фотографию Кати из столбика «Жертвы» и перевесил в столбец «Подозреваемые», рядом с фото Профессора и карточкой со знаком вопроса.
16 дней 7 часов с начала эксперимента
Тома вела машину, пока Антон без особой надежды снова перебирал данные пациентов Профессора.
– Налажали мы, Антошка. Придется с нуля начинать. Есть мысли?
Антон сунул дела пациентов в рюкзак.
– Мысли удручающие! Нет тут ни хрена. Про меня уже наверняка знают и скоро начнут искать. Время уходит.
Он с досадой ударил кулаком о бардачок.
– Спокойно, спокойно. Мы с тобой ребята толковые, разберемся. Итак, Рихтер уверен, что Профессора похитил его сумасшедший пациент, так? А если он ошибается? Если не пациент, то кто?
Антон пожал плечами.
– Давай, давай. Разгоняем. Кто-то обставляет все так, будто Мещерский замучил людей до смерти и сбежал. Чтобы что?
– Чтобы скрыть свое собственное преступление.
– Тогда он бы убил его, и дело с концом. Но он оставил Профессора в живых и таскает с собой по всей области.
– Тогда по личному мотиву. Чтобы причинить Профессору вред. Сломать жизнь, унизить, посадить в тюрьму, искалечить, не знаю…
– Возможно. Но желание сломать человеку жизнь на пустом месте не возникает.
Антон мало знал Профессора с личной стороны и не мог придумать ни одной версии.
Томины глаза свернули:
– Ну-ка, что нам говорит психология здравого смысла? Обида возникает только там, где есть крепкая связь. А если тебя обидел кто-то важный и значимый, ты выбираешь, как с этим справиться. Можешь простить…
– А можешь отомстить… – закончил мысль Антон.
Тома победно застучала по рулю:
– Никто не сможет обидеть человека сильнее, чем его близкие! Надо искать в семье Профессора.
Антон принялся вспоминать:
– Так… Мать умерла, отчим тоже. Женат никогда не был, детей нет… Черт, да я даже не рассматривал вариант семьи, там ведь такое…
– Отец?
– Он никогда о нем не упоминал.
Антон достал ноутбук Мещерского из рюкзака. Поискал в компьютере документы по ключевым словам «папа», «отец» и father, но ничего не всплыло.
– Попробуй рater. Это «отец» на латыни.
Антон вбил рater и нашел запароленную папку. Тома съехала на обочину, взяла у Антона ноутбук, начала подбирать пароли, папка не открылась.
Антон вдруг оживился. Быстро построил маршрут в навигаторе.
– Что там?
– Что-то вроде семейного склепа.
16 дней 8 часов с начала эксперимента
В печке трещали дрова. Степан уложил спящего Мещерского на кровать поверх тулупа, привязал его руки к спинке, ноги связал. Выпил чаю, немного прибрался: подмел полы, снял с заколоченного окна старые доски и соорудил себе спальное место у печки. Ему хотелось, чтобы здесь стало как раньше, хотя бы на некоторое время…
Степан достал из чулана лопату, и прежде, чем выйти на улицу, посмотрел на спящего сына. Он понимал, что полиция рано или поздно найдет это место. Нужно торопиться.
Голова гудела, глаза щипало от недосыпа. Он тяжело дышал, подавляя желание прижать сына к груди. Больше всего на свете он хотел бы просто поговорить с ним, рассказать ему все о своей жизни и спросить о его матери. Но голос в голове тут же объяснил, что это большая ошибка. У него была миссия, на нем лежала ответственность, он не мог подвести людей. Он обязан защитить невинных.
За маяком высилась куча мусора: битая черепица, гнилые доски, ржавые бочки, разбухшие листы фанеры. Это место определенно подходило. Степан воткнул лопату в землю.
16 дней 8 часов 20 минут с начала эксперимента
Антон припарковался на территории центра хранения, и они направились искать администратора. Тома съежилась от холода, Антон накинул на нее свою куртку.