Тома показала флешку из сейфа.
– Мы знаем, что ваш опасный пациент – Катя Кирсанова. Знаем, что это она убила людей в том подвале. А вы ее покрывали.
Антон стремительно подлетел к Мещерскому и ткнул ему пальцем в грудь:
– Вы меня использовали! А я, мудак наивный, вообще ничего не просек! Вы ее натаскали! А я помог!
– Вам придется объясниться, прямо сейчас, – спокойно добавила Тома.
Профессор легко выдержал ярость Антона, не спеша обошел его и улыбнулся Томе.
– Ты нисколько не изменилась, Тома. Все тот же твердый характер. Мне всегда в тебе это нравилось. Ты же в любом случае передашь материалы в Следственный комитет. Честно говоря, я не понимаю, почему ты до сих пор этого не сделала.
– Потому что Антон имеет право узнать лично от вас, а не в суде, во что вы его втянули.
– Справедливо. Но ведь это не единственная причина? Вижу, ты сомневаешься. Что-то не сходится, да?
Тома смутилась. Мещерский понимал, что время поджимало, но деваться ему было некуда.
– Хорошо, – наконец произнес он. – Вы не будете против, если я поставлю чайник? Разговор будет долгим.
Все трое прошли на кухню. Мещерский поставил на плиту чайник, повернулся к гостям.
– Правда в том, что Катя никого не убивала. Это сделала Агата.
Антон взорвался:
– Ну конечно! А чего не папа римский? На камерах – Кирсанова, и, если вы и дальше продолжите врать, я прямо сейчас…
– Агата – субличность Кати, – перебил Профессор. – Злобное и мстительное существо, результат диссоциации. Это ее вы видели на записях.
– Что? – не понял его Антон.
Тома вздохнула и объяснила:
– У Кати диссоциативное расстройство идентичности. Раздвоение личности, если по-простому. Так?
Профессор кивнул и насыпал в прозрачный чайник листовой улун.
– И мы должны в это поверить?
Мещерский пожал плечами. Тома засыпала его вопросами.
– Почему люди погибли? Зачем вы их с ней заперли? Вы знали о ее состоянии, когда начинали эксперимент?
– Знал. Но позвольте обо всем по порядку.
Профессор почувствовал, как картинка перед глазами потускнела и расплылась. Он замер, попытался вспомнить, что нужно сделать дальше. Засвистевший чайник вернул Мещерского к реальности. Он увидел, что держит в руках чашки. Подавил смущение и разлил гостям чай.
– Я узнал о ее болезни около года назад, когда Катя впервые попыталась покончить с собой.
Профессор вспомнил отчаянные слова девушки, когда он пришел навестить ее в больнице и упомянул о звонке Агаты: «Не нужно! Не говорите про нее… Не говорите о ней!»
Спустя время он винил себя за то, что не понял, что с просьбой о помощи ему звонила вовсе не подруга Кати. Мещерский поджал губы и попытался оправдаться.
– Мы с ней мало общались после того, как она уехала в Лондон. И когда она вернулась назад, тоже. Она жила своей жизнью, а я своей. Я не хотел ей мешать.
Профессор почувствовал, что ноги его не держат, и присел за стол.
– Ее слова и поведение в больнице насторожили меня, и я решил разобраться. После возвращения она жила в доме своего отца. Я до последнего надеялся, что Агата окажется настоящей, кем-то из ее окружения. Увы…
Он перевел дух и продолжил:
– Агата была совсем не похожа на Катю. В доме Кирсанова у нее была своя спальня, своя одежда и отдельная зубная щетка. Даже еда разная. На тот момент Катя не осознавала свою болезнь.
Антона распирало от обиды и злости. Он не мог поверить, что человек, которому он так доверял, утаил от него такое.
Мещерский считал его эмоции и сосредоточился на Томе как на более адекватном собеседнике.
– Ты читала о том, что Катя пережила, когда была ребенком, но даже близко не представляешь себе масштаб трагедии. Из-за детской травмы депрессия и тревожность были ее вечными спутниками. Я сам назначал ей препараты и думал, что этого достаточно. Но я ошибался.
Руки Мещерского задрожали, он тяжело сглотнул.
– В комнате Агаты я нашел фотографии неизвестных мне людей и вырезки из газет. Все стены были исписаны бредовыми надписями, близкими по содержанию к тяжелой форме паранойи: «Подстрекатель», «Убийца Артема», «Заслуживает смерти», «Пробрались в дом, убили Артема», «Они могли следить за нами», «Они все спланировали». Агата пыталась понять, что произошло в ее семье.
Мещерский взглянул на Тому и понял, что она с трудом улавливает суть. Ему пришлось приложить усилие, чтобы разъяснить, что он имел в виду.
– Поймите, наша психика пытается примириться с травмирующими событиями и эмоциями. Но когда человек сам не может справиться, его разум создает помощника, который будет справляться за него – выражать запрещенные эмоции, разрешать конфликты, защищать от агрессии. Это причина, по которой рождается субличность. В глазах Агаты Катя – ребенок, который не может за себя постоять. А значит, этим займется Агата… Восприятие реальности субличностью сильно искажено. Поэтому простой защиты своих границ со временем оказалось мало. Она захотела наказать всех, кто причинил вред Катиной семье.
Тома нахмурилась:
– Я читала дело Кирсанова. То, что он сделал, отвратительно. Как можно наказывать тех, кто его посадил?
Антон подскочил к Мещерскому:
– Так все это из-за мести?! Вы заперли психически больную девчонку с живыми людьми, чтобы она отомстила за свои детские обиды?! – Профессор позволил ему выплеснуть эмоции. – У меня есть обиды, у Томы есть обиды! Но мы же не идем никого убивать!
Профессор словно уменьшился. Тома покачала головой:
– Вы знали, что она больна. И заперли людей с больным человеком. Что же вы наделали!
17 дней 9 часов 20 минут с начала эксперимента
Катя резко проснулась. Она свесила босые ноги с постели, громыхнув тяжелыми наручниками. До нее долетел звук ссыпающегося песка. Из розеток и трещин в потолке струился грифельный магнитный песок, стелился по полу, окутывал стены и потолок. Коснувшись ее ног, бесформенная масса превратилась в зеленый мох. Катя осторожно опустила ноги, позволив массе окутать ее ступни.
Комната преобразилась. Серая масса вокруг превратилась в живописную поляну, окруженную лесом. В центре поляны возник сосновый пень. На пне из живой грифельной массы выросли стеклянные песочные часы. Катя легко поднялась, пошла к часам, проваливаясь в мягкий мох. Сейчас ей снова было двенадцать, а ее любимый брат пускал мыльные пузыри неподалеку. Девочка обрадовалась и закричала:
– Давай поиграем в прятки!
Она перевернула песочные часы, и тонкая струйка серой магнитной массы потекла вниз…
– Раз… два… три…
17 дней 9 часов 30 минут с начала эксперимента
Во рту Мещерского пересохло. Он сделал глоток остывшего чая и продолжил рассказ:
– Я взялся за ее лечение. Для меня это был профессиональный вызов. Снял дом за городом, перевез Катю к себе и посвятил ей все свое время. За год я перепробовал все известные подходы, но подавить субличность не получалось. Единственное, чего я добился, – научил Катю на время закрывать Агату в подвале своего подсознания. Агата не раз пыталась сбежать и не однажды покушалась на мою жизнь. Она боролась со мной за Катю. Поэтому мне пришлось запереть ее, в буквальном смысле посадить на цепь. Она стала опасна не только для меня, но и для самой Кати. Она резала ее бритвой, морила голодом и всячески истязала.
Томе было тяжело это слушать. Она прокашлялась:
– Вы показывали Катю другим специалистам? С чего вы взяли, что имеете право держать человека на цепи?
– Да его самого на цепь посадить надо! Возомнил себя Богом и решил, что справится в одиночку как всегда! – горячился Антон.
– Вы оба правы. В тот момент я думал о Кате как ученый. Это сложно понять. Но все, чего я хотел, – помочь ей.
– Вы хотели еще один диплом на стену! Вам же насрать на всех, кроме себя! И на Катю всю жизнь насрать было, и на людей в том подвале! И на меня тоже!
Часы Мещерского просигналили. Он принял таблетку и холодно посмотрел на Антона:
– Ты прав. Я был уверен в своих силах, и что с того? Я бы нашел ключ к ее выздоровлению. Но оказалось, что у меня больше нет на это времени. Полгода назад мне поставили диагноз. Хорея Гентингтона, нейродегенеративное заболевание. Через год я потеряю контроль над своим телом, а затем и над разумом.
Антон впервые за все время сел.
– Поймите, спусковой крючок к диссоциации всегда кроется в травме. Но когда процесс уже запущен – причина становится не так важна. После всего, что случилось с семьей Кати, Агата решила, что ее миссия – защитить девочку любой ценой. Она поверила, что имеет право наказать виновных в трагедии семьи. И на этом она не остановится. Паранойяльный бред будет прогрессировать, и вскоре причина, чтобы убивать, будет ей не нужна.
Антон снова встал.
– Я был в отчаянии, и когда Рихтер рассказал мне про эксперимент, в моей голове сложилось… Я понял, что смогу помочь Кате, если докажу ей, что она больше не нуждается в такой защите.
Мещерский промокнул взмокший лоб платком. После короткой паузы продолжил:
– Результат нужен был быстро, я торопился. Поэтому сознательно повысил уровень стресса участников, изолировав их от внешнего мира. Но безопасность людей, конечно, была в приоритете. Настоящей цели эксперимента Агата, разумеется, не знала. Мне пришлось обмануть ее, чтобы выиграть время. Она должна была оставить Катю в покое на время терапии и не выходить из «комнаты». За это я пообещал ей, что отпущу их с Катей навсегда и перестану вмешиваться. Но я не мог доверять Агате на сто процентов. В качестве сдерживающего механизма я использовал музыку, которая не позволяла субличности вырваться наружу в стрессовых ситуациях. Таким образом, она не могла никому навредить.
– Так вы отправили меня искать этих людей, чтобы скормить их Кате? – прорычал Антон, но Профессор спокойно продолжил:
– Мне предстояло найти людей, которые навредили Катиной семье, но которых она не знала в лицо. Одному мне было не справиться, и да – я обратился за помощью к Антону. О чем, конечно, теперь жалею. Терапия должна была помочь Кате увидеть, что Андрей, Сергей Аркадьевич и Татьяна – такие же, как она сама. С ними в жизни тоже поступали несправедливо, они переживали потери, были сломлены. Она должна была научиться сострадать своим обидчикам и отделять их личности от их поступков.