– Девчонке седативку поставила, до утра точно проспит, – медсестра улыбнулась дежурному полицейскому.
– Схожу за кофе, ты будешь? – спросил полицейский.
– Можно.
Полицейский двинулся к лифту, Профессор скрылся в первой попавшейся палате. На его счастье, пациенты давно спали. Мещерский прислушался – мимо прошел полицейский, открылись и закрылись двери лифта.
Мещерский соображал так быстро, как только мог. Он вышел из палаты, нажал кнопку лифта. Когда двери открылись, Профессор разулся, поставил ботинки на порог, чтобы лифт не закрылся, и направился к посту. Медсестра уже успела задремать. Мещерский осторожно взял со стола журнал назначений и скрылся за углом.
Убедившись, что остался незамеченным, вошел в палату Кати.
В холле первого этажа дежурный полицейский с двумя стаканчиками горячего кофе в обеих руках не мог дождаться лифта. Он громко выругался. Придется подняться на седьмой этаж по пожарной лестнице и постараться не пролить кипяток на себя.
Профессор проверил записи о препаратах, введенных Кате, и приготовил шприц. Ей нельзя просыпаться, но и перебарщивать со снотворным не стоило.
Мещерский ввел препарат, она тихонько застонала во сне. Затем вынул из кармана пиджака канцелярскую скрепку и открыл наручники. Оставалось вынести Катю. Идти мимо сестринского поста с пациенткой на руках рискованно. Но Мещерский умел ждать.
Через пару минут из дальней палаты послышались стоны. Медсестра ушла проверить пациента. Не теряя времени, направился к лифту с Катей на руках. Адреналин гасил боль в ногах.
– Стоять!
У выхода на пожарную лестницу с кофейными стаканами возник дежурный полицейский.
Мещерский пинком задвинул свои ботинки в кабину лифта и вошел внутрь. Стаканы с кофе полетели в стороны, полицейский со всех ног побежал к лифту. Двери закрылись перед его лицом.
– Твою мать! Охране звони! – крикнул полицейский медсестре.
Лифт остановился на верхнем этаже больницы. Мещерский ногой подвинул ботинок к открытым дверям и вышел в темный коридор.
Профессор усадил Катю в инвалидное кресло, стоящее в углу, и выглянул на пожарную лестницу. Снизу слышались крики охранников и дежурного полицейского.
– Внизу его нет!
– Наверх! Бегом!
Мещерский секунду подумал, вернулся в коридор и сорвал рычаг пожарной тревоги. Под вой сирены из палат начали выходить заспанные пациенты, поднялась паника.
Мещерский закатил Катю в лифт, скинул халат, обулся и приготовился к следующему шагу.
В холле первого этажа царила суета, пациенты и персонал неорганизованной толпой шли к выходу.
Двери лифта открылись, Профессор выкатил в коридор инвалидное кресло и смешался с толпой.
– Вот он! А ну стой!
Охранник приближался, расталкивая пациентов. Мещерский резко свернул в прачечную. Охранник рванул дверь на себя, но она не поддалась. Профессор что есть мочи удерживал дверь изнутри, но надо было уходить. Мещерский схватил из корзины пару халатов, связал коляску с ручкой двери и стеллажом. Несколько минут блокировка выдержит. Мещерский положил Катю на плечо и двинулся к выходу, но запнулся за ведра, потерял равновесие и упал, уронив Катю в кучу белья. С трудом встав на ноги, поднял девушку и на подгибающихся ногах устремился к выходу.
В прачечную с грохотом ввалились дежурный полицейский и пара охранников.
Мещерский уже добрался до машины, уложил Катю на заднее сиденье. Со всех сторон к нему бежали охранники.
Машина рванула с места, волоча за собой вцепившегося в ручку охранника. Через пару метров он отвалился. Дежурный полицейский целился вслед уносящейся машине, но так и не сделал ни одного выстрела, опасаясь задеть прохожих.
– Твою мать!
17 дней 13 часов с начала эксперимента
Дима посмотрел на доску с фотографиями участников эксперимента.
– Я тут подумал… Даже если мы не найдем телефон Кирсановой, у нас все равно остается несовпадение по времени. Это лжесвидетельство, и мы можем попытаться…
Дима глянул на Брындина. Сергей, не отрываясь, листал толстую папку. Дима подошел ближе. Брындин вставил флешку в компьютер, и на экране появилась видеозапись.
Следователи увидели, как их подозреваемая бродит по клинике Мещерского и громит комнату для наблюдений.
Дверь в кабинет распахнулась, и на пороге появился запыхавшийся дежурный.
– Сергей Михалыч, у нас ЧП…
Машина Брындина летела по ночному городу к третьей городской больнице. Напарники говорили одновременно, перекрикивая друг друга.
– На какой машине скрылся?! В розыск срочно!
– Городская больница № 3! Отправляйте людей! Всех, кто рядом!
У входа в больницу оперативники опрашивали охранников и дежурного полицейского.
Разъяренный Брындин пошел на дежурного полицейского, забыв закрыть машину.
– Из тебя мент – как из говна пуля! У тебя была одна задача – за девчонкой смотреть! В каком направлении уехали, сколько их было?!
– Мещерский один был. Я уже передал патрулям, не уйдут, даю слово!
– Иди с глаз моих!
Дежурный в секунду исчез.
– Номера отследили. Машина прокатная, «Рено». До хозяина фирмы пока не дозвонились, – доложил Дима, – зато аэропорт ответил, что их засекла камера на съезде с трассы.
– Мимо аэропорта проехали? А там у нас что? Там у нас одна дорога, на косу, – Брындин почернел от злости. – Звони погранцам. Хрена им лысого, а не Литва!
Сергей дал по газам.
17 дней 15 часов с начала эксперимента
Машина Профессора спокойно двигалась по трассе. Сзади зашевелилась Катя.
– Проснулась?
Катя потерла глаза.
– Что… что случилось? – просипела она и с трудом села.
Мещерский протянул ей бутылку воды, и девушка осушила ее залпом. В голове словно что-то распухло, руки и ноги были свинцовыми, а к горлу подступала тошнота. Она не понимала, где находится.
– Все хорошо, – успокоил ее Мещерский, словно прочитав ее мысли, – у меня для тебя две отличные новости.
Катя настороженно улыбнулась:
– Какие?
– С тебя сняли все обвинения. Следователи доказали, что воду в подвале перекрыл Степан.
Катя выдохнула. Впервые с того самого дня, когда начался этот треклятый эксперимент.
Девушка ощутила, как зажим в районе лопаток расходится, словно с нее только что сняли тяжелую сбрую. Но легкость сменила тревога:
– А вторая? Какая вторая новость?
– Мы уедем отсюда подальше. Начнем все сначала. Нам обоим нужно хорошенько отдохнуть. Как думаешь?
Катя еле заметно кивнула и снова легла, укутавшись в пальто Мещерского.
Профессор включил мелодию калимбы. Катя накрылась с головой и медленно засыпала.
Машина съехала с трассы на проселочную дорогу. На горизонте за деревьями показалось предрассветное зарево.
17 дней 15 часов 30 минут с начала эксперимента
Антон сидел на песке и смотрел на море. На пляже в это время суток ни души.
Он глотнул вина из изрядно опустевшей бутылки. С моря подул ветер, и Антон поплотнее укутался в куртку.
– Чего трубку не берешь? – Тома подошла ближе и неуклюже приземлилась рядом, придерживая живот. Взяла бутылку Антона, сделала небольшой глоток.
– Да ладно тебе, я чуть-чуть, – Тома ответила на молчаливый упрек.
Они помолчали, глядя на горизонт в ожидании восхода.
– Ну что, всё?
– Ага, дальше сами разберутся. Я в отпуске, в конце концов, – устало ответила Тома. Сделала еще один глоток и вернула бутылку.
– Тебя Леня ждет, – проговорил Антон.
Тома почувствовала, как по телу мгновенно разлилось тепло. Она всегда быстро пьянела.
– Тебе будет неприятно это слышать, – улыбаясь, парировала она, – но Леня, вообще-то, лучший муж на свете, и он все поймет.
– Везет ему. Потому что я ничего не понимаю.
Антон натянул воротник куртки до подбородка. Тома сняла с себя большой шарф и накрыла его и себя.
– Знала, что найду тебя тут. Ты такой сентиментальный.
– Ага. Где-то там, между консервной банкой и собачьими какашками, ты меня и бросила.
Тома засмеялась, легонько толкнула Антона локтем. Они снова помолчали.
– Что решил?
Антон не ответил.
– Слушай, тебе пора дальше двигаться.
– Ты не понимаешь.
– Да все я понимаю, Антон: я лучшее, что было в твоей жизни, а ты такой дурак и все просрал, и как жить дальше, если второй такой, как я, не найти во всей Вселенной… Так?
Антон усмехнулся.
– Мы слишком много времени провели вдвоем, и ты опять окунулся в прошлое. Не надо было.
Антон воткнул пустую бутылку в песок. Тома положила голову ему на плечо, кутаясь в шарф, и Антон по-дружески ее приобнял.
– Такая ты, Тома, умная. Аж бесит, – Тома улыбнулась. – Если серьезно… Я решил, пока виза открыта, надо ехать. У меня знакомые в Берлине, говорят, им кайф. У них поживу сначала, пока работу не найду.
Тома растерялась. Она привыкла не верить его планам и целям, они менялись семь раз на дню. Но сейчас он говорил серьезно.
– А знаешь, может, и правильно. Начнешь все с нуля, – сказала она вовсе не то, что думала. – …До презентации Кирилла Леонидовича всего пара недель осталась. Может, дождешься?
Ему давно стоило это сказать.
– Не дождусь. Том, давай начистоту: не только мне надо дальше двигаться. Тебе тоже, – Тома посмотрела на море, не выдержав его взгляда. – Я знаю, ты Леню любишь. И есть за что, правда. Но я же вижу, как ты на меня смотришь, я знаю этот взгляд. И все время думаю: почему? Ты же все про меня знаешь, а я про тебя. Мы адекватные люди и знаем, что не изменимся. Тогда зачем мы эту резину тянем столько лет? Почему не отпустить?
Тома промолчала, ответить ей было нечего. Стыдно признаться, но неосознанно она привязывала его к себе. Как мать ребенка, который давно стал взрослым. Ей вдруг стало обидно и больно, потому что первым это понял Антон, а не она. Тома почувствовала к нему уважение, возможно, впервые за долгое время.