Фридрих, оказавшись во враждебном окружении, понимал, что вскоре придется обороняться. Он совершил то, что позднее историки прозвали «дипломатической революцией», – сделал ставку на Англию в качестве главного партнера. Король прусский рассчитывал тем самым обезопасить себя от России, с которой Англия заключила в 1755 г. союзную конвенцию.
◾ Карета, подаренная Елизавете прусским королем Фридрихом II
Но англо-прусское сближение заставило Россию пересмотреть эту конвенцию. Нападение Пруссии на Саксонию, чей курфюрст был королем Польши, затрагивало российские интересы. В январе 1757 г. Россия заключила союзный договор с Австрией и, оговорив свое неучастие в войне против Великобритании, присоединилась к австро-французскому альянсу. Весной 1757 г. российская армия по просьбе польского короля и саксонского курфюрста Августа III двинулась в Восточную Пруссию и вступила в Семилетнюю войну, чтобы «сократить силы скоропостижного короля прусского».
Россия рассчитывала в союзе с Австрией овладеть Восточной Пруссией. Ее планировалось отдать Речи Посполитой в обмен на Курляндию. Императрица хотела, чтобы после возвращения Силезии Вена перенесла дипломатические усилия с европейских дел на восток, на Оттоманскую Порту.
Эти цели были прозрачно сформулированы в постановлении конференции при дворе Елизаветы Петровны от 10 апреля 1756 г.: «Ослабя короля Прусского, сделать его для здешней страны нестрашным и незаботным; Венскому двору, усиля возвращение ему Шлезни (Силезии), сделать союз против турок более важным и действительным; одолжа Польшу доставлением ей Королевской Пруссии, во взаимство получить не токмо Курляндию, но и также с польской стороны такое границ округление, которым бы не только нынешние непрестанные от них хлопоты и беспокойство пресеклись, но может быть и способ достался бы коммерцию Балтийского моря с Черным соединить, и через то почти всю Левантийскую коммерцию в здешних руках иметь»[7].
«Мария-Терезия старалась и вне империи приобрести верных друзей и надежную подпору. Переписка ее с Елизаветой Петровной скрепила их дружбу, и обе монархини задумали план, как общими силами отомстить непримиримому врагу своему, Фридриху. Министры их, граф Кауниц и Бестужев-Рюмин, вполне разделяли ненависть своих государынь к прусскому королю. Главным поводом к недоброжелательству русского двора служили насмешки и остроты Фридриха, которые услужливые дипломатические сплетники торопились передавать императрице и ее первому министру со всеми прикрасами плодовитого придворного воображения. Женщины не выносят насмешки; в их глазах
Нам злое дело с рук сойдет,
Но мстят за злые эпиграммы…
Вражда Елизаветы к Фридриху сделалась непримиримой. В 1753 году между Австрией и Россией был заключен тайный трактат, по которому обе державы обязывались защищать друг друга, а при первом движении Фридриха против соседей напасть на него соединенными силами и возвратить Силезию Австрии».
У дочери Петра I императрицы Елизаветы был и личный мотив для противостояния Фридриху. Прусский король был известным женоненавистником и терпеть не мог находящихся на престоле женщин – тех самых «трех баб». А российская императрица Елизавета отвечала ему взаимной неприязнью. Однако середина XVIII столетия – это закат елизаветинской эпохи. Императрица уже начала тяжело болеть, вокруг нее суетились русские вельможи и иностранные послы, чтобы склонить ее на ту или иную сторону.
Фридрих II к предстоящей войне готовился. После завоевания Силезии он принялся активно укреплять Восточную Пруссию – в 1749 г. была налажена бесперебойная перевозка военных грузов и провианта по Балтике. «Король прусский великое вооружение в Силезии и Пруссии чинит и много войска своего в Кёнигсберг неприметно посылает», – сообщал служебный журнал российского вице-канцлера М. И. Воронцова[8]. Все запасы хлеба в Померании были «описаны для заготовления» и дальнейшей отправки в Восточную Пруссию.
В результате этих приготовлений Восточная Пруссия в 50-х гг. XVIII в. стала напоминать военный лагерь. Один из очевидцев этих событий, русский путешественник Ф. Д. Бехтев[9] свидетельствовал, что в Восточной Пруссии имелось около 35 тысяч вооруженных солдат или 7 пехотных полков и 1 гренадерский батальон, которые стояли у Кёнигсберга; 12 пехотных, 1 кирасирский и несколько драгунских и гусарских «около Тилжи (Тильзита) и Велова (Велау)… и два полка гарнизонных в Мемеле и Пилаве».
«Прочих приготовлений, – писал он адресату – вице-канцлеру Михаилу Илларионовичу Воронцову – не видно, да и приметить их нельзя, понеже у его величества прусского всё в готовности».
Однако, как сообщал очевидец, «сколько ни есть мещан, все солдаты, обученные военному делу». Местные жители вынуждены содержать действующую армию «к несносной тягости и к крайнему разорению всей земли». Все старинные замки «наполнены хлебом с собственных королевских волостей и купленным у обывателей, у которых, сказывают, прошлой зимой приказал король весь хлеб, оставшийся от третьего года, за установленную цену взять в свои магазины». Крестьянские лошади, пригодные для артиллерии, были «приписаны», и хозяева не могли их не только продать, «но и в тяжелую работу употреблять» без личного разрешения короля.
Интересны впечатления того же автора о самой Восточной Пруссии: «На 18-ти милях от Мемеля до Кёнигсберга по мысу Курляндского Гафа» – одни пустые места. Только за пять миль до Кёнигсберга «пойдет жило (жилища) и покажутся трава и леса». От Кёнигсберга до Пиллау «на семи милях так же жило». «Потом от сей крепости до самых границ Польши по мысу Фриш Гафа опять нет ни села, ни травы, ни какого жила, кроме хижин рыбачьих, и то редко; да и невозможно жилу быть, ибо не токмо хворостья на шалаши доставать негде, но и землянок сделать нельзя: всё голой, наносной и зыблющийся песок». «К берегу за отмельми подойти нельзя, а устья Гафов, куда большие купеческие суда заходят, защищаются двумя крепостями – Мемель и Пилау».
От генерал-фельдмаршала Ханса Левальда, командующего армией в Восточной Пруссии, Фридрих требовал дать решительный отпор потенциальному русскому вторжению. Король предупреждал, что русские могут зайти из Курляндии, а морской флот – из Польской Пруссии. Левальду король приказал удерживать Кёнигсберг до последнего и только в самом крайнем случае отступить, не распуская армии, в Силезию и Богемию, и занять оборону там.
Фельдмаршал Левальд родился в 1685 г. близ Лабиау и службу начал еще у курфюрста Фридриха III в родной провинции. Он был комендантом Пиллау, Мемеля и Кёнигсберга. В 1748 г. стал главным военным начальником в провинции, а в 1751 г. – фельдмаршалом. Фридрих назначил его ответственным за оборону Пруссии как уроженца и знатока здешних мест.
Стратегически Фридрих готовился и к возврату союза с Россией: «Гармония, которая царила в отношениях между Россией и Пруссией со времён Петра I… нарушена интригами. Россию ослепили коалиции с неверными ей друзьями… Нам необходимо прежде всего стремиться к восстановлению бывшей когда-то гармонии», – наставлял король.
Итак, во время Семилетней войны Пруссия стала ареной боевых действий русской армии. В начале июня 1757 г. войска под командованием генерал-фельдмаршала Степана Фёдоровича Апраксина перешли границу. По плану военных действий направлением главного удара был Кёнигсберг.
В последних числах апреля 1757 г. русская армия численностью около 98 тысяч человек при 261 полковом орудии выступила из Риги и двинулась к границам Пруссии. Но прежде три пехотных полка направились в Курляндию, куда морским путем были доставлены еще четыре полками с тяжелой артиллерией. Целью Курляндского корпуса под командованием генерал-аншефа Виллима Фермора был город Мемель.
◾ Операции в Саксонии и Силезии в 1757 году
Мемель (нынешняя литовская Клайпеда) уже тогда был важным торговым портом, успешно соперничавшим с Кёнигсбергом и Данцигом. Прекрасно понимая значение города, немцы позаботились о его защите – к началу XVIII в. здешняя крепость считалась одной из крупнейших в Пруссии. Мемель опоясывали земляные бастионы с вырытыми перед ними широкими рвами, заполненными водой. Все укрепления к началу войны были отремонтированы и дополнительно усилены. Но гарнизон Мемеля насчитывал всего один батальон ландмилиции (городского ополчения) – всего около 800 человек.
«Русские, в мае 1757 года, четырьмя колоннами проникли в Пруссию. Авангард наш, составленный из легких, иррегулярных войск: казаков, калмыков и крымцев, ясно показывал, что война эта будет тягостна и опустошительна для Пруссии. Дикие, неустроенные орды этого войска всюду оставляли за собой ужас и отчаяние. Пепелища, развалины и трупы жителей, без разбора пола и возраста, означали след их. Пруссаки смотрели на наше войско, как на вторжение новых варваров, называя наших казаков гуннами XVIII столетия. Между тем в регулярном нашем войске господствовала дисциплина, которая могла служить примером для самых образованных народов. После пятидневной осады Фермор взял Мемель и устроил в нем сообщение морем с Ригой. Апраксин шел вперед почти беспрепятственно. Все пройденные им пограничные провинции были объявлены завоеванными Россией и приведены к присяге».
Только 19 (30) июня отдельный корпус Фермора подошел к Мемелю. Днем раньше город был блокирован с моря отрядом русских кораблей. Сделать это раньше помешали лёд в Финском заливе, весенняя распутица и наличие многочисленного обоза. Эскадра начала бомбардировку города и цитадели, где вскоре начались пожары. На следующий день к корабельной артиллерии присоединилась береговая. Мемельский комендант полковник Руммель вынужден был пойти на переговоры. Он потребовал свободного выхода – с воинскими почестями – и права вывезти городскую казну и все казенное имущество. Фермор согласился пропустить ландмилицию с оружием, а все остальные требования отверг.