Для обеспечения лояльности местного населения российские власти прибегли к уже испытанному в Семилетней войне средству – приведению к присяге местных жителей. Эта процедура была назначена на день рождения прусского короля Фридриха II – 25 января 1758 г. В торжественной обстановке был прочитан манифест Елизаветы, затем присягнули высшие чины городской администрации, университет, доцентом которого состоял знаменитый философ приват-доцент Иммануил Кант, и, наконец, все остальные жители.
Так Кант четыре года пробыл российским подданным. Сохранилось и его прошение к Елизавете Петровне по поводу соискания должности ординарного профессора логики и метафизики.
Дворяне украсили дома портретами Елизаветы Петровны, было принято постановление о признании российских официальных праздников, в церквях установили порядок молитв за императрицу. Местный Монетный двор начал выпускать новые деньги, с одной стороны был изображен портрет Елизаветы, а с другой – прусский одноглавый орел.
По всему краю приведение к присяге продолжалось два месяца. Кульминация пришлась на день в начале февраля 1758 г., когда в Кёнигсберг прибыл указ Елизаветы Петровны. Восточная Пруссия получила такие права и свободы, которых не имела ни одна внутренняя губерния.
Указом подтверждались все льготы, а цеховые и личные. Гарантировалась свобода религий, свобода внутренней и внешней торговли. Русский флот, доминировавший на Балтийском море, должен был защищать безопасную торговлю. Все доходы провинции поступали в ее казну. Конфискации подлежали только те поместья, владельцы которых бежали из страны, но это требование так и не было выполнено.
Указом подтверждалось, что насильственно никто не будет взят на русскую службу, но для желающих доступ свободен. Те чиновники, кто желал оставить службу, но не хотел переселяться в Россию, могли уволиться, внеся четверть своего имущества в казну. Особо выделялись привилегии Кёнигсбергского университета, который сохранял все свои доходы и привилегии, в нем объявлялась свобода обучения.
Восточная Пруссия фактически была присоединена к России с согласия ее жителей. Сама императрица указывала: «Соизволяем мы и среди самой войны пекусь, сколько можно, о благосостоянии невиновных худому своему жребию земель и потому торговлю их и коммерцию не пресекать, но защищать и вспомоществовать». Это определило пусть не простые, но довольно мирные отношения русской военной администрации с местным населением. Кёнигсберг продолжал активно торговать, хотя война продолжалась. Свобода торговли ограничивалась лишь с городами, где правил Фридрих II.
◾ Замок Кёнигсберг. 1833 год
Кёнигсберг на все время войны стал основной базой по снабжению русских войск, действовавших в Бранденбурге и Померании. Местные жители и войска вели себя по отношению друг к другу лояльно.
В 1758 г. в Пруссии была учреждена российская губернская власть. Должность генерал-губернатора первым занял командующий русской армией генерал-аншеф Виллим Фермор. Императрица Елизавета Петровна присовокупила к этому большое имение в Лифляндии.
Фермор, получивший в управление провинцию, постарался получить о ней подробное представление. По его поручению полковник Яковлев составил военно-статистическое описание Пруссии. Так, он сообщал, что край был истощен налогами. С начала Семилетней войны помимо обычных податей Фридрих II собрал в Пруссии 600 000 талеров в виде займа. Для сравнения: сумма расходов Пруссии на содержание русской армии с января 1758 г. по сентябрь 1759 г. (за сопоставимый период) не превышала 94 509 талеров.
Общая численность населения провинции составляла 521 232 человека. За годы войны оно сократилось: в 1756 и 1757 гг. были произведены рекрутские наборы в прусскую армию, а часть населения, особенно приграничных районов, ушла в Польшу. Городское население Восточной Пруссии достигало 20 %, в Кёнигсберге проживали 40 тысяч человек, а остальные города имели в среднем по тысяче.
Заниматься административными делами Фермору пришлось недолго: надо было продолжать войну – весной 1758 г. армия должна была продолжить поход к Одеру. Вскоре в Пруссию был назначен новый генерал-губернатор Н. А. Корф. В кампании 1758 г. Фермор как военачальник был менее удачлив, и в 1959 г. заменен генерал-аншефом П. С. Салтыковым, но должность прусского генерал-губернатора за собой сохранил как почетную, а также причитающееся по ней денежное содержание.
В конце июня 1759 г. Корф получил указание от Фермора: «В силу высочайшего указу, отправленной к армии господин генерал аншеф и кавалер граф Пётр Семенович Салтыков сего июня 18 дня во время бытности армии при Познани к оной прибыл, которой по тому высочайшему соизволению по его предо мною старшинству над армиею и главну его команде я отдал, о чем ваше превосходительство изволите ведать и впредь, что принадлежит по воинской команде к нему господину генерал аншефу и кавалеру репортовать»[10].
В управлении Пруссией как новой российской провинцией сложилась любопытная ситуация. Верховная власть принадлежала главнокомандующему армией. В подчинении у него находился генерал-губернатор. Но непосредственно в Пруссии власть олицетворял губернатор, администрация которого находилась в Кёнигсбергском замке. Подчинялся он одновременно и главнокомандующему, и генерал-губернатору. При этом главнокомандующий Салтыков, занятый войсками, в административные дела не вникал, в отличие от Фермора, который старался свое влияние на провинцию сохранить.
Так, 14 сентября 1760 г. Фермор информирует губернатора Корфа, что генерал-аншеф Салтыков «изволил желать в зиму 1760 года жить в Финкенштейнском доме» в Кёнигсберге, и до его приезда здание следует привести в порядок, завезти фураж и продукты, а также выделить майора, который «будет там всегда находиться».
С появлением в Кёнигсберге русских людей – с марта 1758 г. – здесь стояли Азовский и Архангелогородский пехотные полки, находились госпиталь и комендатура, появлялись и русские купцы – возникла нужда и в церквах. Поэтому в августе 1758 г. губернатор Корф обратился к императрице с просьбой «отправить в Кёнигсберг, Пиллау и Мемель по одной церкви с надлежащей церковной утварью», а в апреле 1759 г. Синоду было велено в указанных городах подготовить для церквей «удобные домы, или тамошние публичные кирхи».
Русские священнослужители остановили свой выбор на здании Штайндаммской кирхи – одной из древнейших кёнигсбергских церквей, основанной еще в 1256 г. 15 сентября 1760 г. состоялось православное освящение церкви и литургия. «Во все то время, – писал очевидец, – которое продолжалось с десяти часов до полуночи и до первого часу пополудни, народ все оное смотрел с крайним удивлением, великолепие в церковных украшениях и сооружениях с церковными пениями наипаче их удивляло».
Руководил торжествами архимандрит Ефрем, которого спустя год сменил архимандрит Тихон, о котором Андрей Болотов писал: «…муж прямоблагочестивый, кроткий, ученый и такой, который не делал стыда нашим россиянам, но всем поведением своим приобрел почтение и от самых прусских духовных».
Сам губернатор Корф жил в Кёнигсберге на широкую ногу. Болотов, служивший его секретарем, записал впоследствии: «…жил он во всю бытность свою в Кёнигсберге прямо славно и великолепно и не так, как бы генерал-поручику, но как какому-нибудь владетельному князю… Платье, экипажи, ливрея, лошади, прислуга, стол и все прочее было у него столь на пышной и великолепной ноге, что обратил он внимание всех прусских жителей к себе; а как присовокупил он ко всему тому со временем и весьма частые угощения у себя всех наизнаменитейших жителей кёнигсбергских и старался доставлять всякого рода увеселения, то …сан его сделался у всех так важен, как бы действительно какого-нибудь владетельного герцога и государя…»
Корф оставался прусским губернатором до конца 1760 г., когда был переведен в Санкт-Петербург на должность генерал-полицмейстера.
Подданные русской короны если и жили в Кёнигсберге подолгу, с местным населением не смешивались, но с местным образом жизни знакомились с интересом. Российская администрация была сравнительно либеральной, иногда просто от незнания – не хватало чиновников, владеющих немецким языком. Поэтому бюрократический аппарат в основном пополнялся местными жителями, которые, естественно, помогали своим, смягчая требования российского начальства. Со временем губернатор Корф обратился в Петербург с просьбой прислать переводчиков для русской администрации.
Уже знакомый нам Андрей Болотов хорошо знал немецкий язык. Когда русские войска заняли Пруссию, он был прикомандирован к генералу Корфу в качестве переводчика официальных бумаг, поступавших в канцелярию на немецком языке. Эту должность он занимал и при преемнике Корфа, генерал-губернаторе В. И. Суворове[11]. За время службы в Пруссии получил чин поручика. В свободное от службы время познакомился со многими из профессоров кёнигсбергского университета, брал у них книги и слушал лекции, особенно знаменитого в то время теолога и философа Августа Крузиуса. Страсть к занятиям доходила у Болотова до того, что он и в канцелярии всегда имел при себе книги и краски для рисования. После смерти императрицы Елизаветы Петровны и вступления на престол Петра III он покинул Кёнигсберг, вышел в отставку в чине капитана и поселился в своем родовом имении.
◾ Автопортрет Андрея Болотова. 1763 год
Российская администрация поддерживала торговые отношения провинции с Польшей, разрешался беспошлинный ввоз товаров из других земель прусской монархии. Для транзитной торговли в Кёнигсберг из Ливонии и Курляндии ввозилось зерно. А в июне 1758 г. в Кёнигсберге прошла крупная ярмарка. Доход, «получаемый тогда с королевства Прусского, простирался… до двух миллионов талеров, из которых один миллион таки расходился на траты по королевству».