Даже вступив на престол, он относился к Фридриху как к кумиру. Услышав о сборнике законов Фридриха Великого, Пётр распорядился ввести их все в России, вызвав глухое возмущение в Сенате.
◾ Французский оригинал письма 1746 года
Но гораздо больше, чем законы, императора интересовала военная служба. После воцарения Пётр ввел в армии узкий прусский мундир, строжайшую дисциплину и ежедневные экзерциции, по прусскому образцу. Мундиры, в которые он одел гвардию, не годились для холодного климата: насильно одетые в них гвардейцы мерзли и роптали на царя. Расформировав часть прежней гвардии, Петр окружил себя наемниками-немцами, и вскоре в казармах поползли слухи: император решил покончить с русской гвардией, распустить ее и набрать новую на своей родине, в Голштинии.
«…Россия приняла деятельное участие в союзе, составленном для сокращения сил прусского короля. … Цель великих усилий и пожертвований достигалась, Фридрих II доведен был до последней крайности – и в эту самую минуту вдруг все переменяется. … Русские люди, бесспорно, тяготились продолжительной войною и желали мира, но мира честного, и этот честный мир был уже в руках, дожидаться его было недолго: награда за всю кровь, за все пожертвования была готова. Новый император возбудил бы к себе полное сочувствие в русских людях, если бы явился вооруженным посредником в умирении Европы, если бы, признавая по примеру английского министерства необходимость для Фридриха II удовлетворить требованиям противников, в то же самое время умерил бы эти требования. Сам Фридрих сознавал необходимость уступок с своей стороны […]
На одно имел он право – в случае сильных препятствий к мирному соглашению отказаться от своей доли вознаграждения от Пруссии, ибо хотя великодушие в политике обыкновенно не приносит плодов, но было бы удовлетворено чувство народа, нуждавшегося в честном мире, а не в лишнем клочке нерусской земли.
Но сделанное Петром III глубоко оскорбляло русских людей, потому что шло наперекор всеобщему убеждению, отзывалось насмешкою над кровью, пролитою в борьбе, над тяжелыми пожертвованиями народа для дела народного, правого и необходимого; мир, заключенный с Пруссиею, никому не представлялся миром честным; но, что всего было оскорбительнее, видели ясно, что русские интересы приносятся в жертву интересам чуждым и враждебным; всего оскорбительнее было то, что Россия подпадала под чужое влияние, чужое иго, чего не было и в печальное время за двадцать лет тому назад, ибо и тогда люди, стоявшие наверху, люди нерусского происхождения – Остерман, Миних, Бирон – были русские подданные и не позволяли послам чужих государей распоряжаться, как теперь распоряжался прусский камергер Гольц…1 Иностранный посланник заправляет русскою политикою, чего не бывало со времен татарских баскаков».
И в то время как русская армия готовилась добить прусского короля, он повелел немедля заключить с ним мир. Пётр отказался от всех завоеваний в Пруссии и вступил с Фридрихом в тесный союз. Даже сам Фридрих II в дружеской переписке с Петром III (он называл русского царя «государем с немецким сердцем») просил его об осторожности. В Берлине догадывались, что Пётр может потерять власть.[12]
В. О. Ключевский писал о Петре III: «…Прусский вестовщик до воцарения, пересылавший Фридриху II в Семилетнюю войну сведения о русской армии, Пётр на русском престоле стал верноподданным прусским министром».
Согласно Петербургскому договору между Россией и Пруссией, Российская империя выходила из Семилетней войны и добровольно возвращала Пруссии земли, жители которых ранее присягнули на верность российской короне. Поэтому Фридрих так заискивал перед своим российским поклонником, как ни перед кем в своей жизни. Пётр, впрочем, довольствовался малым – званием прусского полковника, пожалованным им Фридрихом.
Пётр III также предоставил Фридриху корпус под началом графа З. Г. Чернышёва для войны против австрийцев, своих недавних союзников. Впрочем, повоевать на стороне Пруссии русские не успели – жена российского императора Петра III (и будущая императрица Екатерина II) организовала государственный переворот. Пётр был отстранен от власти и позже убит. Екатерина II расторгла союзный договор с Пруссией и отозвала корпус Чернышёва, но войну не объявила, подтвердив мир, заключенный ее супругом.
«Отсутствие мужества в Петре III… погубило его: он позволил свергнуть себя с престола, как ребенок, которого отсылают спать».
Сегодня историки оценивают Петербургский договор неоднозначно. Одни отмечают, что он обнулил территориальные приобретения России за несколько лет, другие полагают, что дружеские отношения с Пруссией больше способствовали защите российских внешнеполитических интересов, что Екатерина вполне понимала.
Семилетняя война продолжалась три императорских цикла. Началась при Елизавете Петровне, продолжилась при Петре III и закончилась при Екатерине Великой. Проводимая каждой из этих трех самодержавных фигур на русском престоле внешняя политика радикально отличалась от политики предшественника.
В результате Семилетней войны Россия ценой многих тысяч жизней своих солдат лишь обеспечила себе территориальное статус-кво, утверждает Юрий Алексеев из НИИ военной истории Военной академии Генерального штаба ВС РФ. Пребывание Восточной Пруссии в составе России не было долгим благодаря «чуду Бранденбургского дома».
Это выражение заимствовано из письма прусского короля к своему брату после поражения от русских войск при Кунерсдорфе: «Я возвещаю Вам о чуде Бранденбургского дома. В то время, когда враг, перейдя Одер, мог решиться на вторую битву и закончить войну, он ушел в направлении Мюльрозе и Либерозе». «Второе чудо Бранденбургского дома» – перемирие и последующий договор с императором Петром III, по которому Пруссии были возвращены все присоединенные к России земли и снята присяга на верность российской короне. За Пруссией сохранялась Силезия, была возвращена Восточная Пруссия, петербургский и берлинский дворы сблизили позиции в «польском вопросе». Политика России постепенно менялась, ее правительство уже не было так решительно настроено против Берлина.
5 мая 1762 г. был заключен трактат о мире между Россией и Пруссией, в соответствии с которым П. И. Панину, губернатору Восточной Пруссии, «пришлось заниматься подготовкой к возвращению земель Фридриху II, занятых русской армией». К моменту заключения сепаратного мира в Восточной Пруссии находились большие запасы продовольствия и вооружений: боеприпасов, амуниции, муки, овса, ячменя, соли и др. На монетном дворе находилось 1000 пудов меди для выпуска русской монеты. В госпиталях находилось 2154 человека.
Император отдал распоряжение своим войскам вернуться домой. Тех, кто присягнул на верность России, он освободил от клятвы. Так в 1762 г. Кёнигсберг вновь стал прусским городом.
31 мая 1762 г. Панин обратился к императору за разъяснениями: как распорядиться запасами, как быть с больными и ранеными, с архивами, с чиновниками и т. д. Однако до самого отъезда из Кёнигсберга он никаких указаний так и не получил и управлял провинцией по своему усмотрению. Ему приходилось считаться с симпатиями Петра III к Фридриху II, с настоятельными требованиями представителей Фридриха о передаче дел. Тем не менее «поступиться порядком в провинции, безопасностью российских войск» он не мог. Панин считал, что возврат земель должен проводиться законным путем, после «публикации мира».
5 июля 1762 г., в день, когда провинция должна была перейти под юрисдикцию Пруссии, Панина сменил Фёдор Воейков. Однако «публикация мира» затягивалась. Лишь 7 июля 1762 г. от императора были получены указания: продать запасы продовольствия и имущество по сложившимся ценам. Вырученные деньги направить на содержание больных и раненых. Артиллерию, боеприпасы, вооружение – охранять до особого распоряжения. Указывалось: «О заключении между нами и его величеством королем прусским вечного мира, всевысочайше повелеваем в сем королевстве публиковать вам обнародованием мирного трактата, и через то жителей того королевства … подданнической присяги свободными объявить».
9 июля 1762 г. «Кёнигсбергская газета» сообщала: «…реставрация прусского орла на Кнайпхофской ратуше сопровождалась ликованием тысячной толпы; в их глазах была искренняя радость, на устах – слова благодарности королю».
Глава пятаяГород К(анта)
После смерти великий философ Иммануил Кант был погребен в профессорском склепе, примыкавшем к Кафедральному собору с северной стороны (Кант был последним профессором, упокоившимся у стен собора). В 1809 г. склеп из-за ветхости снесли, а на его месте построили галерею, которая называлась Stoa Kantiana и просуществовала до 1880 г., когда над могилой была возведена готическая часовня.
В 1924 г. к 200-летию со дня рождения Канта кёнигсбергскому архитектору Фридриху Ларсу поручили создать мемориал на месте упокоения философа. Это сооружение сохранилось: открытый колонный зал, внутри которого установлен каменный кенотаф. Останков Канта в гробу нет, они покоятся глубже. После бомбежек Кёнигсберга англичанами в августе 1944 г. и апрельских боев 1945 г. комплекс Кафедрального собора был превращен в руины, но портик над могилой гения мировой философии выстоял.
Фридрих Ларс входил в кёнигсбергское Общество друзей Канта, возникшее в 1805 г. и к первой половине XX в. насчитывавшее около ста членов. В 1936 г. архитектор даже был избран его «бобовым королем»[13]. И вместо «бобовой речи» на ежегодном праздновании дня рождения философа представил собранию восемь литографий, собранных в папку под названием «Город Канта, 8 изображений Кёнигсберга XVIII века».