Кстати, первый русский перевод «Майората» появился в журнале «Московский телеграф» в 1830 г. и пользовался популярностью у читателей. А главный русский гофманист и последний представитель классического романтизма, автор «Городка в табакерке» В. Ф. Одоевский признавал, что его увлечение Гофманом началось именно с «Майората».
Теодор (от лица которого ведется повествование), приехав в замок Росситтен со своим дедом из города К., в первую же ночь испытывает сильнейшее потрясение. В полночь, когда он остается в зале один, «…вдруг кто-то тихо и медленно, мерными шагами проходит через залу, и вздыхает, и стонет, и в этом вздохе, в этом стоне заключено глубочайшее человеческое страдание, безутешная скорбь».
Замок и его обитатели наводят страх на гостей. Здесь все их пугает: астрологические занятия старого барона, смерть прекрасной Серафины (прототипом несчастной баронессы Серафины как раз и стала Дора Хатт – через 20 лет после встречи Гофман превратил ее в литературный персонаж). Замковый мир у Гофмана полон тайн, но сама новелла, помимо вымышленной истории о замке баронов Р., содержит скрупулезно воспроизведенную обстановку в поселке Росситтен в конце XVIII в.
Замок Росситтен был возведен в 1372 г. в одноименном поселке (сегодня – пос. Рыбачий) на берегу Куршского залива, чтобы контролировать проходившую по косе дорогу. Кроме того, Росситтен и его сосед через залив замок Винденбург служили для тевтонских рыцарей местом ночлега во время их частых в XIV в. набегов на Литву. Замковой администрацией контролировалась и ловля рыбы в заливе и море: надзором за рыболовством занимался фишмайстер. В 1404 г. при замке стал действовать кирпичный завод, продукцию которого поставляли в активно строящиеся в то время Мемель (ныне Клайпеда, Литва) и Кёнигсберг.
После установления в 1422 г. мира с литовцами крепость Росситтена потеряла свое военное значение. Постепенно строения замка ветшали, и уже в XV в. он превратился в развалины; воды Куршского залива размывали замковую гору, на которой он стоял. Считается, что окончательно разрушило замок наступление песчаных дюн из-за вырубки леса тевтонскими рыцарями в средние века. Песок медленно засыпал дороги, жилища и сам замок.
Эту местность Гофман и описал в «Майорате». Развалин замка, где бродили привидения, так и не нашли, несмотря на все усилия. Говорят, в отроческие годы Гофман еще мог их видеть. Но сейчас на этих дюнах растет «танцующий» лес: деревья, искривленные у основания – при том, что соседние сосны совершенно прямые. Древние германцы верили, что здесь обитали духи. Возможно, об этом слышал и Гофман.
Писать Гофман начал поздно, во второй половине жизни. Возможно, сочинял он не из честолюбия, а из желания прожить другую, воображаемую жизнь. В миру – мелкий чиновник, у которого только вино вызывало яркие видения, но чаще – кошмары и ночных призраков…
Как он писал, можно прочитать у Герцена: «Всякий Божий день являлся поздно вечером какой-то человек в винный погреб в Берлине, пил одну бутылку за другой и сидел до рассвета… Тут-то странные, уродливые, мрачные, смешные, ужасные тени наполняли Гофмана, и он в состоянии сильнейшего раздражения схватывал перо и писал свои судорожные, сумасшедшие повести».
Герцен на первый план выдвигает «странности» Гофмана, для него немецкий писатель – странный романтик, завсегдатай «винного погреба в Берлине»: «чем более он пил, тем выше парила его фантазия, тем ярче, тем пламеннее изливался юмор на все окружающее, тем обильнее вспыхивали его остроты». Герцен отмечает, что «странности» Гофмана, «его литературная и музыкальная слава привлекали целый круг обожателей в питейный дом…»
В России творчество Гофмана стало набирать популярность с 30-х гг. XIX в., чему особенно посодействовал Виссарион Белинский, который так оценивал немецкого писателя: «Гофман – великое имя. Я никак не понимаю, отчего доселе Европа не ставит Гофмана рядом с Шекспиром и Гете: это – писатели одинаковой силы и одного разряда».
Первый перевод новеллы под названием «Девица Скудери» появился в «Библиотеке для чтения» в 1822 г. Но уже к 1840 г. на русском языке было опубликовано 62 его рассказа и напечатано 14 статей о нем. Начиная со второй половины 20-х гг., в России не осталось литератора, не знакомого с его творчеством и не использовавшего темы и мотивы его работ.
Литературные журналы 30–40-х гг. XIX в. полны упоминаний о нем и публикуют переводы его сочинений. Гофман – едва ли не самый читаемый из зарубежных авторов. В литературных кружках в 30-х гг. стало своеобразной модой, собравшись по вечерам, сочинять устные повести на манер гофмановских. С такими импровизированными повествованиями выступали в салонах Мицкевич и Пушкин. В кабинете у кн. В. Ф. Одоевского велись разговоры о Гофмане. На «Серапионовские вечера» собирались В. Г. Белинский, П. В. Анненков, И. И. Панаев и др. Н. В. Станкевич с друзьями организовывали музыкальные собрания наподобие «музыкального клуба Крейслера».
Персона самого писателя тоже вызывала пристальный интерес. Сведения о берлинской жизни Гофмана и о его привычках расходились среди поклонников и становились легендой. И. И. Панаев вспоминал, как консервативный публицист Михаил Катков, один из вождей «русской партии», однажды в Петербурге вознамерился в подражание Гофману коротать каждую ночь в каком-нибудь погребке. Приезжавшие в Берлин молодые русские сразу устремлялись в ресторан Лютера и Вегнера, где, по преданию, пил автор «Кота Мурра».
«Электрически действовал он на молодые, серьезные умы, считавшие слово его поэтическим прозрением в самую глубь творчества», – свидетельствовал историк и литературный критик Павел Анненков.
Через сто лет после смерти Гофмана, в 1922 г., молодые литераторы (среди которых были Михаил Зощенко, Николай Тихонов, Константин Федин, Вениамин Каверин, Виктор Шкловский, Лев Лунц) создали известную литературную группу «Серапионовы братья» и выпустили коллективный сборник с таким же названием.
Одна из новелл гофмановского романа повествует о Братстве святого Серапиона. Его образовали несколько друзей как клуб для бесед, а идеей послужила такая история: некий богатый и блестяще образованный молодой дипломат неожиданно исчез, а через некоторое время в лесу обнаружили похожего на него пустынника, считающего себя Серапионом (который в 251 г. был замучен в Египте императором Децием). «Передо мной стоял сумасшедший, – говорит рассказчик, – считавший свое состояние драгоценнейшим даром неба, находивший в нем одном покой и счастье и от всей души желавший мне подобной же судьбы…: „Ты не должен думать, что уединение для меня никем не прерывается. Каждый день меня посещают замечательнейшие люди. Вчера у меня был Ариосто, а после него Данте и Петрарка… Иногда я поднимаюсь на вершину той горы, с которой при хорошей погоде можно видеть башни Александрии, и тогда перед моими глазами проносятся замечательные дела и события…“»
◾ Первое издание романа «Эликсир дьявола». 1815–1816 годы
В родной стране Гофман так и не получил при жизни признания, критики предпочитали ему более приземленных романтиков. А он был больше известен как «черный романтик» и даже получил прозвище «Гофман-призрак». Его рассказы стали первыми образцами жанра ужасов: они полны зловещих сверхъестественных персонажей, привидений, ночных кошмаров. Гофман по ночам намеренно расшатывал себе нервы бессонницей и вином. Ужасы, которые после этого выходили у него из-под пера, иногда пугали даже его самого. Настолько, что Э. Т. А. будил по ночам жену (в 1802 г. Гофман выбрал в супруги добропорядочную польку Михалину Тшцинськую, которая всегда его поддерживала). Она, как успокаивающий символ реального мира, садилась у его кровати со своим вязанием и сторожила его беспокойный сон.
◾ Валентин Фулкье. Сказки братьев Серапион. Иллюстрации. 1871 год
Так написаны почти все его знаменитые вещи: новелла «Дон Жуан» (1813), повесть «Золотой горшок» (1814), сказка «Щелкунчик и Мышиный король», роман «Эликсир дьявола» (1815–1816), повесть-сказка «Крошка Цахес по прозвищу Циннобер» (1819), романы «Серапионовы братья» (1819–1821), «Житейские воззрения кота Мурра» (1820–1822), «Повелитель блох» (1822)…
В его текстах всегда сосуществуют «реальность» и «безумие» или «фантазия» – но фактически Гофман описывал собственное существование и «параллельный мир», созданный воображением. «Как высший судия, я поделил весь род человеческий на две неравные части. Одна состоит только из хороших людей, но плохих или вовсе не музыкантов, другая же – из истинных музыкантов», – сформулировал Гофман главное противоречие своей жизни.
В 2018 г. после почти 17 лет работы в прокат вышел анимационный фильм «Гофманиада» – первый полнометражный фильм киностудии «Союзмультфильм» за последние тридцать лет. Он был снят по мотивам четырех сказок Гофмана – «Золотой горшок», «Песочный человек», «Щелкунчик и Мышиный король» и «Крошка Цахес». Более 150 кукол (на создание каждой потребовалось не меньше месяца) и все декорации были сделаны вручную по эскизам художника Михаила Шемякина.
Позже «Союзмультфильм» передал в дар Калининградскому музею изобразительных искусств декорации проекта и кукол Михаила Шемякина – для выставки «Город Гофмана. Тайны двух миров». К этому времени Шемякин покинул проект, однако его куклы остались и стали частью экспозиции музея.
◾ Кадр из анимационного фильма «Гофманиада»
Шемякин часто рассказывал, что истоки его продолжительной связи с немецким романтизмом – в «любимом Кёнигсберге», городе, где родился Гофман, где рос сам художник, где его отец, полковник Михаил Шемякин сразу после войны был комендантом. Детство, проведенное на окраинах разрушенного войной города, пробудило его интерес к метафизическому миру Э. Т. А: «Мама мне читала немецких романтиков, и никто не был мне так близок, как Гофман, Тик, Новалис, Клейст».
Интерес Шемякина к наследию Гофмана восходит к 60-м годам, когда он впервые проиллюстрировал сказки писателя. Позднее он создал кардинально новую постановку балета Чайковского «Щелкунчик» для Мариинского театра, причем выступил одновременно как автор либретто, постановщик и художник