западной польской границе 30 ноября 1943 г. У. Черчилль дважды повторил, что России «необходимо иметь выход к незамерзающим портам» и она «должна иметь выход в теплые моря». И. В. Сталин поддержал предложение британского премьер-министра, но отметил, что этот «вопрос можно будет обсудить позже…».
На следующий день, 1 декабря, Уинстон Черчилль предложил окончательно утвердить включение в состав Польши территории Восточной Пруссии. В ответ на это предложение И. В. Сталин неожиданно для своих союзников заявил: «Русские не имеют незамерзающих портов на Балтийском море. Поэтому русским нужны были бы незамерзающие порты Кёнигсберг и Мемель и соответствующая часть территории Восточной Пруссии. Тем более, что исторически – это исконно славянские земли. Если англичане согласны на передачу нам указанной территории, то мы будем согласны с формулировкой, предложенной Черчиллем».
В ответ британский премьер-министр пообещал изучить это «интересное предложение». Возражений ни со стороны Черчилля, ни со стороны Рузвельта не последовало. Максимально возможное ослабление и уменьшение Германии в размерах казалось необходимостью. К тому же Сталин пообещал союзникам вступить в войну с Японией после окончания боевых действий в Европе.
В ответном послании Черчилль сообщил Сталину о том, что он впервые проинформировал Польшу о «справедливом» пожелании СССР установить границу в Восточной Пруссии с включением Кёнигсберга в состав «русской территории».
«Это сообщение явилось ударом для Польского Правительства, усматривающего в таком решении значительное уменьшение в величине и в экономическом значении той германской территории, которая должна быть присоединена к Польше в виде компенсации. Но я сказал, что, по мнению Правительства Его Величества, это является справедливой претензией со стороны России. Рассматривая, как я это делаю, эту войну против германской агрессии как одно целое и как тридцатилетнюю войну, начавшуюся в 1914 году, я напомнил г-ну Миколайчику о том факте, что земля этой части Восточной Пруссии обагрена русской кровью, щедро пролитой за общее дело. Здесь русские войска, наступая в августе 1914 года и выиграв сражение под Гумбинненом и другие битвы, своим наступлением и в ущерб собственной мобилизации заставили немцев снять два армейских корпуса, наступавших на Париж, что сыграло существенную роль в победе на Марне. Неудача под Танненбергом ни в какой степени не аннулировала этих больших успехов. Поэтому мне казалось, что русские имеют историческую и хорошо обоснованную претензию на эту немецкую территорию».
Историк Ю. В. Костяшов пишет: «Таким образом, еще до окончания войны вопрос о передаче Восточной Пруссии Польше и Советскому Союзу был принципиально согласован между союзниками по Антигитлеровской коалиции».
В июле 1944 г. между правительством СССР и просоветским Польским комитетом национального освобождения было заключено Соглашение о советско-польской границе, в одной из статей которого говорилось о том, что «северная часть Восточной Пруссии с городом и портом Кёнигсберг отходит к Советскому Союзу, а вся остальная часть Восточной Пруссии, а также Данцигская область с городом и портом Данциг, отходит к Польше».
Итоги войны были подведены на Берлинской (Потсдамской) конференции руководителей трех держав, которая прошла с 17 июля по 2 августа 1945 г. Там США и Великобритания подтвердили свое согласие на раздел Восточной Пруссии и передачу Кёнигсберга с прилегавшим к нему районом Советскому Союзу. В заключительном протоколе конференции говорилось о том, что «точная граница подлежит исследованию экспертов. Президент США и премьер-министр Великобритании заявили, что они поддержат это предложение на конференции при предстоящем мирном урегулировании».
◾ Потсдамская конференция. 23 июля 1945 год
Однако такая конференция не состоялась из-за противоречий между бывшими союзниками и разразившейся вскоре «холодной войны». Тем не менее, как пишет российский исследователь Ю. В. Костяшов, «в международном сообществе законность Потсдамских решений никогда не подвергалась сомнению и неоднократно подтверждалась в других международно-правовых актах, в том числе в Договоре между ФРГ и СССР 1970 года, в Заключительном акте Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе 1975 года и в Договоре 1990 года, подписанном в Москве СССР, США, Великобританией, Францией, ГДР и ФРГ, который закрепил окончательный характер внешних границ объединенной Германии».
После английской бомбардировки в 1944 г. и штурма Красной армией в 1945 г. Кёнигсберг достался СССР в полуразрушенном состоянии. Никакого плана его реновации в первые послевоенные годы не существовало, остатки зданий использовались для добычи строительного и инженерного материала, который на баржах вывозили на восстановление Ленинграда.
Город Кёнигсберг/Калининград после 1945 г. стал местом двойной памяти. Для немцев он был местом без настоящего, за непроницаемым железным занавесом. Бывшая столица Восточной Пруссии существовала только в воспоминаниях тех, кто был оттуда изгнан. Новый Калининград был им совершенно недоступен и со временем превратился в своего рода немецкую Атлантиду.
Для советских переселенцев Калининград после 1945 г. был местом без прошлого: на немецкую историю города было наложено табу, а советского прошлого у него еще не было. Новые жители города, таким образом, жили только «здесь и сейчас».
Перед властями здесь в течение многих лет стояла проблема: как создать новый город в условиях абсолютного преобладания наследия немецких времен. Власти были вынуждены, с одной стороны, приспосабливать сохранившийся ландшафт к требованиям советской исторической политики, с другой – как-то определять свою позицию в отношении построек, оставшихся от времени до 1945 г.
Огромное значение придавалось переименованию, проводившемуся в конце 40-х гг. Новые названия населенных пунктов и улиц были гарантией того, что Калининградская область станет форпостом обороны Советского Союза.
Кёнигсберг считался «оплотом прусского милитаризма» и «логовом фашистского зверя», поэтому вымарывалось все, связанное с довоенным прошлым. Вместо немецкого города-крепости должен был появиться новый советский город. Помимо разбора развалин на кирпичи и обживания сохранившихся зданий новыми советскими людьми шел стихийный процесс изменения и бытового, и культурного пространств: уничтожалось все немецкое и замещалось русским бытом первых переселенцев. Сказывалось ожесточение военных лет и чувство мести к недавним врагам. Для первых переселенцев из центральной России и Белоруссии освоение новой территории стало культурным испытанием, отторжением или равнодушием к «неметчине» с одновременной необходимостью переходить к мирной жизни в непривычных условиях стыка культур. Многие русские крестьяне впервые встречались с ванной, унитазом или стиральной машиной в бывших немецких домах, раковины использовали для хранения воды.
До сих пор кое-где сохранились обезглавленные прусские орлы на фасадах старых домов – приметы первых лет Калининградской области. По воспоминаниям русских переселенцев, «надписи немецкие были, их закрашивали, но часто не получалось – надписи на домах проступали вновь. Тогда приходилось срубать».
Несколько десятилетий ушло на поглощение остатков немецкой культуры. Советское градостроение наложило идеологический отпечаток на образ города – Дом Советов, теперь также стертый из эфемерной калининградской реальности.
Город с многовековой историей до 90-х гг. старались не замечать, застраивая кварталы серийными домами, расширяя улицы и возводя эстакады через реку Преголя. Так исчезли известные по старинным открыткам Альтштадтская, Штайндаммская, Трагхаймская, Пропштайкирхе, Альт-Россгартенская и Новая Россгартенская (самая высокая в городе) кирхи. Но сохранились Юдиттен кирха (сейчас Свято-Никольский собор), Луизен кирха (областной театр кукол), Кройцкирхе (Крестовоздвиженская церковь) и некоторые другие.
В 50-е годы сносили не только руины, но даже несколько хорошо сохранившихся домов ради кирпичей, которые затем вывозили из города. Оба кирпичных завода в области работали исключительно на «экспорт» вглубь Советского Союза, и на восстановление самой области почти не оставалось ресурсов.
Еще и в 1964 г. главный архитектор города Владимир Ходаковский сетовал, что «Калининград остается единственным в стране сильно разрушенным крупным городом».
Немецкие постройки лишь подчеркивали низкий уровень жизни в послевоенном Калининграде и напоминали о том, что до войны город знавал лучшие времена, и, например, жилой фонд в нем был в шесть раз больше, чем в тогдашнем Калининграде.
Особенно памятным событием для новых жителей стало окончательное уничтожение развалин Кёнигсбергского замка (Königsberger Schloß) в 1968 г. – ритуальный разрыв (буквально взорванные руины) с прошлым. Все, что осталось от замка, в котором когда-то находились Валленродтская библиотека и исчезнувшая Янтарная комната, было разобрано на кирпичи и использовано на строительство новых домов.
Ситуация начала меняться в 90-е гг., когда приграничная Калининградская область сняла запрет на въезд иностранцев, и туристы, в первую очередь из Германии и Польши, стали постоянными посетителями города. На главной площади Победы, до 1945 г. носившей название Адольф-Гитлер-Плац, появилась Триумфальная колонна, а напротив – храм Христа Спасителя в традициях русского церковного зодчества, первый такой на калининградской земле. В конце концов в бывшей Восточной Пруссии русская история накрыла немецкую: в бывшей кирхе с готическим иконостасом теперь заново освященный православный храм, а в музее Кафедрального собора концертные скамьи стоят лицом к органу и спиной к отсутствующему алтарю.
Разговоры о возвращении исторического названия городу тоже ходят с начала 90-х гг., после переименования Ленинграда в Санкт-Петербург. Тем не менее большинство жителей были и остаются против, хотя в быту называют свой город просто «Кёнигом».